Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда - Владимир Виленович Шигин

утра в атакуемом форте взорвался пороховой погреб, но форт замолк лишь на пару минут, после чего возобновил огонь с прежней силой. Услышав взрывы, союзники начали штурм форта. На этот раз по пути им пришлось преодолеть под огнем два наполненных водой рва. Наконец, прорвавшись к основанию стены, англичане и французы смогли ворваться в форт. Внутри его завязалась рукопашная схватка. Как впоследствии выяснилось, в этом форте находился командующий Сэнгэринчен, который личным примером ободрял войска.

Из-за больших потерь и утомления войска атака следующего форта, находившегося у моря, была назначена обоими командующими на следующий день, но проведенная сразу же рекогносцировка показала, что подступы к нему хорошо укреплены. Тогда было решено двинуться в атаку немедленно, надеясь на панику, овладевшую китайскими войсками после только что понесенного поражения. Этот расчет оказался верным: едва союзники начали штурм, как на приморском форту был поднят белый флаг. На следующий день наместник Чжили согласился на капитуляцию фортов и правого берега, а также на открытие реки Байхэ для прохода судов союзной эскадры. Сэнгэринчен же увел основные войска в сторону столицы, чтобы прикрыть Пекин от грозящего наступления англо-французов.

– Скажу честно, во мне борются два чувства, – говорил Игнатьев командиру фрегата капитану 1 ранга Чихачеву. – Со всех сторон нам выгодно, чтобы в данном случае победили англичане, и разумом я это понимаю. Но душой и сердцем я все равно за китайцев. Ну, не лежит у меня душа радоваться за англичан! Уж слишком много гадости они нам принесли.

– Мои офицеры того же мнения! – кивнул Чихачев. – С китайцами мы всегда жили в мире, тогда как «гличанка» треклятая нам всегда только гадила!

Когда же над китайскими фортами взметнулись английские и французские флаги, Игнатьев пришел к выводу, что его час пробил.

– Николай Матвеевич, – обратился он к командиру «Светланы» Чихачеву. – Высадите меня на берегу к юго-востоку от Пекина у Тяньцзиня.

– Ваш отпуск подошел к концу? – хитро сощурил глаза Чихачев.

– Вроде того, – усмехнулся граф. – Начинаем играть по-крупному!

– А что на кону?

– На кону наши дальневосточные границы! – гордо вскинул голову Игнатьев. – А за это стоит скрестить сабли хоть с самим дьяволом!

Тем временем, погрузив войска на мелкосидящие канонерки, генералы Грант и Монтебан двинулись вверх по реке.

Русское посольство осталось на рейде догоравших фортов Даго в одиночестве. Среди русских кораблей не нашлось ни одного с малой осадкой, чтобы войти в реку. Игнатьев нервничал. Плоскодонные канонерки союзников уже давно ушли вверх по реке, а он все еще торчал в устье Байхэ, тогда как должен был сейчас находиться в гуще событий, ведь от этого зависел успех всего его предприятия в Китае!

Наблюдая, как медленно скрываются за поворотом реки корабли союзников, Игнатьев в бессилии стучал кулаками о планширь. На непонимание Чихачева он ответил так:

– После поражения у Дагу китайцы обязательно начнут искать мира с англичанами, и, чтобы продолжить игру, мне необходимо быть там, где будут происходить эти переговоры!

В отчаянии Игнатьев написал письмо в русскую миссию отцу Гурию, в котором просил найти способ сообщить Верховному совету империи, что он, граф Игнатьев, может остановить англо-французские войска, сможет спасти династию Цин, поможет заключить выгодный мир… Впрочем, надежд, что священник миссии справиться со столь сложным поручением, было немного.

Чтобы выручить Игнатьева, вице-адмирал Лихачев пошел на крайность, приказав снять орудия и лишние тяжести с клипера «Разбойник». Только после этого клипер смог во время прилива пройти коварный бар Пейхо и, взяв на борт посла, двинуться вверх по реке.

* * *

К этому времени, поднявшись вверх по реке, союзники беспрепятственно заняли Тяньцзинь. Не дождавшись там китайских парламентеров, генералы Грант и Кузен-Монтебан, свезли войска на берег и продолжили движение на Пекин. Путь им преградил монгольский князь Сэнгэринчен, сосредоточивший большую армию у городка Тунчжоу, рассчитывая неожиданным ударом уничтожить растянувшиеся на марше англо-французские силы. По его распоряжению в лагерь союзников послали парламентеров, но вовсе не для мирных переговоров. Парламентеры должны были тянуть время и усыпить бдительность противника до подхода своей главной ударной силы китайцев – маньчжурской конницы.

Опоздание Игнатьева принесло в данном случае ему только пользу. Если бы русский посол двигался вместе с войсками союзников, то не смог бы общаться с местными китайцами без риска скомпрометировать себя перед англичанами и французами. Теперь же он поднимался на «Разбойнике» по реке в одиночестве, созерцал бесчинства победителей и… принимал китайских жалобщиков, которые стекались к нему толпами в поисках защиты… Помимо простых людей, к российскому посланнику за защитой обращались и местные чиновники с торговцами. Популярность Игнатьева росла с каждой пройденной речной милей. «Жители селений, лежащих на берегах, – вспоминал он позднее, – как только распознавали русское судно, встречали нас как избавителей, почитая нас людьми мирными и приязненными к Китаю, и просили покровительства от грабящих их англичан и французов».

– Я вижу ваши страдания и полон желания выручить вас из беды, но мне нужна официальная просьба вашего императора! – всякий раз говорил Игнатьев просителям.

Вскоре, опережая его, уже распространилась новость, что русский посол И-Дажень едет спасать китайцев от злобных инглизов и франков, но ему мешают пекинские чиновники.

– Храбрый И-Дажень готов защитить всех нас, а могущественная Россия готова запретить Англии с Францией воевать с Китаем! – передавали из уст в уста китайцы. – Но столичные мандарины должны протянуть русским руку!

Когда Игнатьев добрался, наконец, до Тяньцзиня, где застал союзников, он немедленно отправился к своим коллегам лорду Элджину и барону Гро.

– Господа! Я готов предложить свои услуги по защите от мародеров местных христиан…

Лорд с бароном нервно переглянулись, не понимая, что замышляет этот молодой русский. Перехватив их взгляд, Игнатьев лишь развел руками:

– Никаких выгод для себя я выторговывать не буду, а руководствуюсь лишь состраданием к единоверцам!

После этого Элджин и Гро дали свое согласие на деятельность Игнатьева.

По просьбе Игнатьева на «Разбойнике» организовали импровизированную типографию, в которой печатали бумажные листочки с надписью «Christian» – «Христианин». Эти листки китайцы наклеивали на ворота и двери своих домов. И вскоре у Игнатьева от просителей листков не было отбоя, так как прошел слух, что «русские бумажки» – это обереги, которые защищают от грабежей…

Надо сказать, что в Тяньцзине Игнатьев серьезно помог союзникам. Когда присланный монгольским князем мандарин Гуй Лянь начал переговоры, чтобы затянуть время, Элджин с Гро ему поверили. Но не поверил Игнатьев, сразу раскусивший хитрость китайцев. Английскому и французскому дипломатам Игнатьев втолковывал:

– Господа! Извините, что я вас учу, но существуют прописные истины дипломатии. Одна из таких истин гласит, что, прежде чем начинать с кем-либо переговоры, вы должны удостовериться в реальных полномочиях вашего переговорщика. Вы требовали Гуй