Золотое сердце - Елена Леонидовна Мусатова

сонные и приворотные сборы. Много раз он хвастал при мне, что на постоялом дворе подсыпа́л сонный сбор в чай путникам и потом обирал их до нитки. В последний раз потребовал, чтобы я сделала для него приворотное зелье, говорил, что хочет жениться на женщине, то ли вдовице, то ли брошенке.

– Врет! Врет! – Гришаня скулил от страха. – Ты меня столько лет знаешь, Никита Ефремович, неужто поверишь ей?

– Потому и поверю, что знаю, – кивнул староста.

– Я тоже кратко скажу, – поднялся Николаша. – История моя долгая, к этому делу не относится. Но на всю жизнь я запомнил голос человека, который меня, слепого, толкнул в болото на верную смерть.

– Дайте и я скажу! – крикнул Митя. – Пришел он к нам в избу и говорит: что сидишь, пойдем в лес, там старик по тропинке шел, полную корзину пряников нес, за корень запнулся да все рассыпал. Мамка твоя корзину набрала, донести сил не хватает. Поспешим на помощь, досыта пряниками наедимся. Я и побежал. Так Гришаня меня к дереву привязал, рот платком закрыл, чтоб я крикнуть не мог, и ушел. А еще сжечь он нас всех хотел. А мы сбежать ухитрились.

Никита Ефремович почесал затылок.

– Да, – сказал он, – знали мы в деревне, что ты, Гриша, ничтожный человечишка, а ты, стало быть, еще и преступник. В город тебя отправим, пускай там разбираются, самосуда, как в прошлый раз, чинить не будем. Ты, Маланья, не бойся, мы тебя в обиду не дадим.

– Я свое отбоялась, – кротко ответила Малаша. – Теперь меня муж родимый защищать станет, хоть слепой, а все равно надежда моя и опора.

– Да какой он ей муж, – загнусавил Гришаня, – эдак каждого встречного-поперечного мужем назвать можно. И не совестно?

– Муж? – удивился староста, с сомнением поглядывая на Николашу. – Где ж он столько лет скрывался-то? Слепому от родного порога лишний шаг сделать трудно, а он, видать, далеко уходил.

– На заработках был. Долго я его ждала. Уже не чаяла свидеться, думала, судьба навек разлучила.

– Коли на заработки, небось что-нибудь да заработал, – не унимался староста.

– Конечно, – кивнула Малаша, – и хорошо ему платили. Место попалось выгодное, никак он его упустить не мог. Да сам, кум, смотри.

Малаша подошла к сундуку и, отбросив крышку, вытащила из потайного места несколько золотых рублей.

– Вот, – она гордо протянула монеты старосте. Тот попробовал одну на зуб и, убедившись, что золото настоящее, уважительно посмотрел на Николашу. – Не всегда Николай слепым был, недавно с ним эта беда случилась, пока назад шел, оттого так долго и добирался.

Наконец староста с сыновьями ушли, уводя с собой Гришаню. Малаша облегченно вздохнула.

– Мама, – радостно прижался к ней Митя, – ты сегодня никуда не ходи, побудь со мной.

– Хорошо, сынок.

– Малаша, ты зачем меня мужем объявила? – спросил Николаша.

– Как еще тебя назвать? Разве могу я деревенским сказать, что чужого человека приветила? Куда ты пойдешь, слепой, с больной ногой? Оставайтесь с Агафьей. Я работать в три раза больше стану, ночей недосплю, но вас всех прокормлю.

– Так-то ты права. Но я свою Малашку со свиным носом больше ни на кого не променяю. Я ее два раза предавал, больше не стану. Дороже нее никого у моего сердца нету. Что нога болит – это ты правду сказала. Подлечусь маленько и уйду. А на шее твоей сидеть не буду, не подумай, я хоть и слепой, а мужскую работу выполню. И косить могу, и дрова колоть. Мне милость не нужна, на свое пропитание сам заработаю.

Малаша опустила голову.

– Правильно, мама! Пусть у нас живет. Он не бездельник. За все берется. Мы вместе трудиться будем, я тяте всегда помощником был, – сказал Митя.

– Спасибо за приглашение, Маланья, – поклонилась Агашка. – Но ни минуточки лишней не могу у тебя остаться. Пора мне. Проводи до околицы.

Малаша шла с Агашкой по деревенской улице, обе неловко молчали.

Наконец они остановились.

– Ты куда теперь, Агаша? – спросила Малаша.

– Мир велик, на какую дорожку ступлю, та и правильная. Не хочу к одному месту сердцем прикипать. Могла бы к тетке направиться, она примет, знаю. Но пойду по Руси-матушке. Сердце мое, глупое, никак не успокоится, ноет и саднит. Не для меня золотые кудри, синие глаза. Боль свою хочу в долгой дороге утишить. А тебе, Малаша, на прощание дам травы.

Агашка вынула из-за пазухи полотняный мешочек.

– Когда Коля спать ложился, я ему на глаза клала тряпочки, смоченные в отваре. И ты продолжай, скоро воротится к нему зрение, узнает он тебя.

– Как ты догадалась, Агаша?

– Тут и гадать нечего, видны вы оба, как две горошинки на ладони. А что не поверил он тебе – не обижайся, ему тяжело пришлось.

Агашка зашагала по пыльной дороге. Встречные деревенские с любопытством посматривали на нее. Но Агашка ни на кого не обращала внимания. Облака загораживали солнце, чтобы ей не так жарко было идти. Малаша долго смотрела ей вслед.

* * *

Николаша остался жить в маленькой избушке на краю деревни. И казалось ему, что наконец-то обрел он свой родной дом. Хотя он знал, что у хозяйки обыкновенный, не свиной нос, ему чудилось, что живет у своей жены. Тот же голос, звук шагов, смех, присказки и прибаутки.

– Что ты маешься? – спросила раз Малаша.

– По жене скучаю, – ответил Николаша. – Хоть одним глазком бы ее увидеть и прощения попросить.

– Или ты ее обидел?

Николаша покаянно кивнул:

– Хуже. Я ее в беде оставил одну-одинешеньку. Думал, сына спасаю, а сам обоих потерял.

– Расскажи, Коля.

– Неохота раны бередить.

– Расскажи, вот увидишь, тебе легче станет.

Вечерело, когда он закончил рассказ. В доме было так тихо, что Николаше почудилось, будто он один.

– Малаша, ты здесь?

– Ага.

– А чего молчишь?

– Не знаю, что сказать. Любил ты ее, Коля?

– Любил, – с чувством ответил Николай. – Жаль, понял это не сразу. Обиды какие-то копил, злобу в сердце взращивал. А должен был бы теще в ножки поклониться за то, что она меня на Малашке женила. У нее же душа, – Николаша запнулся, подбирая слова, – как солнце, каждого обогреть старалась. Она не то что не говорила плохого слова – даже не мыслила. Ко всякому с открытым сердцем подходила, а всякий ее обидеть старался. Она и слова доброго в своей жизни не слыхала. Обзывали ее кто по глупости, кто по злобе. Потерял я свое золото.

– Я не про жену, про купеческую дочку спрашиваю, – мягко поправилась Малаша.

– А-а, про нее. Да чего про нее спрашивать-то? Не по мне она была. Гордая, спесивая. А любовь эта – просто блажь.