Кощеевич и война - Алан Григорьев

Яснозор пропал. Его не нашли ни среди заколдованных, ни среди мёртвых. Быть может, успел удрать? Шёл по снегам к Светелграду да замёрз в лесу? Или стал добычей дикого зверя? Яромир гадал о судьбе товарища, но, признаться, недолго. Сейчас его заботило другое: как собрать все эти статуи вместе? Приказать-то легко, выполнить — сложно. Все, кто осмеливался побыть рядом с заколдованными дольше получаса, начинали слышать леденящий душу шёпот, от которого клонило в сон. Но Радосвет был непреклонен и велел сыскать способ до конца нынешней луны.

В качестве убежища (многие говорили: «кладбища») для заколдованных была выбрана пещера, которую выкопал Индрик-зверь, — как раз неподалёку от Медового озера. Чтобы статую царя далеко не тащить — уронят ещё, разобьют. Хотя Яромир сам готов был расколошматить Ратибора, Радосвет вмешался и тут:

— Мы не такие, как они. И сделаем всё по чести, дабы не уподобляться.

Яромир уцепился за эти слова, как утопающий хватается за соломинку. И выплыл: не дал лютой ненависти сжечь себя изнутри.

Статуи Защитницы Лады и Истимира, доселе хранившиеся во дворце, Радосвет тоже велел отправить вместе с остальными в Ратиборов лаз — так стали называть пещеру в народе. Яромир сначала воспротивился: царя-деспота, значит, разбить жалко, а его мать и отца по лесам да косогорам за сотню вёрст волочь — не жалко?

Но помощь пришла, откуда не ждали: на днях в Светелград наведался горыныч.

Все, конечно, ужасно испугались, детей попрятали в погреба, а кто посмелее — полезли на крыши. Змей ведь огнём палить начнёт, нужно будет сразу терема тушить, чтобы не дать пламени перекинуться. Но горыныч, на удивление, безобразничать не стал. Приземлился прямо на дворцовой площади и рыкнул средней головой:

— Я хотел бы видеть царя! Пожалуйста!

Редкие зеваки на балконах не знали, от чего хлопаться в обморок: от грозного вида гигантского змея или от его неожиданной вежливости.

Поговорить с Горынычем вызвался Яромир:

— Царю нездоровится, так что я за него. Зачем ты к нам пожаловал, чудище окаянное?

— Фу, как грубо… — поморщилась левая голова, а средняя продолжила: — Негоже, дивий воин, о других по чешуе судить. Я о стародавнем друге хотел справиться — о чародее Весьмире. Ходят слухи, что беда с ним приключилась. Это правда?

Яромир сперва ушам не поверил: чтобы Весьмир да с огнедышащей тварью якшался! А потом припомнил: когда Радосвет про Василису сказывал да о её судьбе слезами горючими плакал, было там что-то и про змея, никогда не служившего Кощею. Может, это он и есть?

— Что-то Весьмир нам про тебя ничего не рассказывал.

— Так и я про него со своими не говорю, — усмехнулся горыныч всеми головами сразу. — Змеи тёмные — не поймут. Да и мы с ним уж давненько не виделись. После Кощеевой смерти — ни разу.

— И ты только теперь о нём вспомнил?

Внутри Яромира всё кричало: не верь чудищу проклятому! Всё его детство прошло в страхе и тревогах: налёт за налётом. Пришлось ещё ребёнком выучить старую дивью мудрость: хороший горыныч — мёртвый горыныч! Поэтому ему стоило больших усилий взять себя в руки и продолжить беседу со змеем, а не закричать лучникам: «Пли, родимые!»

Горыныч если и заметил эту внутреннюю борьбу, то не подал вида.

— Да мы ужо расползлись каждый в свою сторону. У него — своя жизнь, у меня — своя. А тут дурные вести услыхал: дай, думаю, проверю.

— Всё правда, — хмуро подтвердил Яромир. — Ни жив ни мёртв наш Весьмир, а виной тому — чары Лютогора, сына Кощеева.

— Как жаль… — Взгляд змея затуманился.

Яромиру даже показалось, что вот-вот прольются горючие слёзы. Но это было невозможно: горынычи не умеют плакать.

После непродолжительной молчаливой скорби змей неожиданно поинтересовался:

— Могу ли я что-то для вас сделать?

Неужели искренне спрашивает? Или всё-таки есть подвох? Быть может, это такая шутка?

Яромир не стал церемониться:

— Можешь. Улетай подобру-поздорову. У меня, вишь, ребята нервничают, того и гляди стрелять начнут. Не любят они змеюк крылатых.

— Тогда передай им, что мне они тоже не нравятся, — хмыкнул горыныч. — А про помощь — я серьёзно. Хотелось бы отдать дань памяти старого друга.

Яромир призадумался. Змей, похоже, не врал. Припомнились и старые байки о Весьмире: ух, силён чародей — самого Горыныча оседлал! Вероятно, с разрешения последнего. А хотел бы змей напасть, давно бы уже это сделал. Так, может, он и есть союзник, которого так не хватало Диви? Не богатырь, конечно, но жизнь порой преподносит удивительные сюрпризы.

— А в услужение к царю Радосвету пойдёшь? Поможешь нам победить Кощеевича? Это ведь он виноват в беде, что с Весьмиром приключилась.

Горыныч покачал всеми головами:

— Не пойду, дивий воин, и не уговаривай. Никому прежде не служил, не кланялся — и сейчас не стану. Я змей вольный.

— Тогда, может, по дружбе подсобишь, а?

— Дружбу сперва выстроить надо, это дело не быстрое. Да и хватит уже с меня войн да распрей. Ежели у вас тут больше заняться нечем, тогда бывай, дивий воин.

Змей принялся очень медленно разворачиваться на площади, чтобы случайно не снести хвостом какую-нибудь постройку.

А Яромира в последний момент вдруг осенило:

— Я знаю, чем ты можешь помочь! Тут надо кое-что отнести кое-куда. По правде говоря, у нас по всей Диви полным-полно ледяных статуй. И мы не знаем, как их к Ратиборову лазу доставить. С теми, кто близко стоял, сами справились. А остальных пока довезёшь — сам в ледышку превратишься. С этим поможешь?

— Отчего же не помочь? — обрадовался горыныч. — Это дело хорошее. Однажды, глядишь, и найдётся верное средство, чтобы Весьмира к жизни вернуть. А пока пусть отдохнёт.

Перетаскал заколдованных за три дня. Всех до единого!

Теперь же всё пропустивший Радосвет горестно сокрушался: