Суперстранные дети - Петра Соукупова

– Вот опять!

– Какой-то зверь. Наверное, еж, – говорит Катка, но голос ее звучит неуверенно, я и сам понимаю, что это не еж.

– Ежи такие звуки не издают, – говорит Мила. – Они пыхтят и громко чавкают.

Франта встает и включает фонарик. То есть мы все встаем.

– Значит, какой-то другой зверь.

– Лиса.

– Бешеная.

Я вспоминаю, как дедушка однажды нам с Томом рассказывал, что животное, зараженное бешенством, не боится человека и может подойти и укусить. Тогда придется ехать в больницу и колоть уколы в живот, а это очень больно. Мне становится нехорошо, но по-другому, чем от страха.

Снова шорох, уже у самой двери. Кто-то за дверью, кто-то совсем близко, и тут он еще и зарычал, совсем не как лиса. Или скорее захрипел.

– Это не зверь, – шепчет Мила, но мы и так уже все поняли.

– Что будем делать? – шепчет Катка.

Мы переглядываемся, да, дверь мы подперли стулом, но я-то знаю, что мы ничего не можем сделать. Оно что-то о нас знает и сейчас проникнет внутрь – стул там или не стул – точно так, как я это себе представлял: протиснется через щелку под дверью или выломает дверь. Можно, конечно, вылезти в окно и убежать, но что нам это даст, там лес и темнота.

Опять хрип, я закрываю глаза, пусть это уже будет здесь, так еще хуже, кто-то хватает меня за одну руку, потом за другую. Тут это начинает колотить в дверь и продолжает хрипеть, а мы все стоим и держимся за руки. Я открываю глаза и вижу, что все боятся, Катка чуть не плачет, Франта побледнел, и даже Миле, похоже, ясно, что это хуже, чем просто животное. Вдруг звук меняется: как будто оно хочет зареветь и не может, я больше не в силах это выдержать, ни секунды больше этого страха, убежать невозможно, а что тогда делать? Я вырываюсь от Катки, выхватываю у Франты телефон, на котором все еще включен фонарик, он аж пошатнулся.

– Подожди, что ты делаешь? – говорит он, а я говорю, что мне нужен фонарик, и бросаюсь к двери.

Кто-то из ребят кричит мне, чтоб я не делал этого, но я уже не могу остановиться, отодвигаю стул, я готов увидеть Волан-де-Морта, растекшиеся глаза, я готов к гигантским медузам и всему, что только могу себе представить, открываю дверь и свечу телефоном наружу, а передо мной стоит мужик, он жмурится от фонарика и хрипит, на нем ужасные отрепья, а в руке бутылка.

– Это мое место, – удается ему наконец прохрипеть. – Это мое, это мое! – почти кричит он и замахивается на меня, и я уже совсем не знаю, что делать, я схожу с ума от страха, хотя и вижу, что это обычный человек. На вид это просто человек, но что, если нет? Что, если он только прикидывается и хочет утащить меня в лес? Что, если он вырвет мне сердце? Я уже ни о чем не думаю и просто со всей силы обеими руками толкаю его, он шатается, валится навзничь со ступенек и остается там лежать.

Некоторое время никто ничего не говорит, а я просто перевожу дух. Но потом этот человек начинает храпеть, ничего ужаснее я в жизни не слышал, храп звучит жутко, и я снова выглядываю в темноту, и это опять все тот же я: вижу в лесу всех своих монстров. Уж лучше закрыть дверь, я поворачиваюсь к остальным и чувствую, что меня разбирает смех, сам не знаю почему, я смеюсь. А они на меня смотрят.

– Ты крутой, – говорит Франта. – А я это даже не снял на видео.

Он тоже смеется, и Мила улыбается, только Катка не улыбается и смотрит на меня как-то странно.

Мы снова придвигаем к двери стул, Франта все время повторяет, как круто, что я не боялся. Я, конечно, не стал ему говорить, как я ужасно боялся и до сих пор боюсь, хотя – и это я уже давно понял – иногда, когда я очень сильно боюсь, то больше уже просто не могу, и от этого меня клонит в сон, вот и сейчас так. И хотя Франта все еще говорит о том, как мы завтра пойдем мстить тому деду, который подстрелил птицу, и что можно ему устроить, я ложусь на кровать и закрываю глаза – вдруг засну. Только вот ужасно холодно без спальника, тогда я надеваю вторые штаны и вторую толстовку и снова ложусь, я сворачиваюсь калачиком, остальные уже умолкли. Тот мужик снаружи все еще страшно храпит, но этот храп звучит как-то успокаивающе, пусть бы даже это был не человек, а что-то другое, сейчас оно все равно спит, значит, я тоже могу спать, я закрываю глаза. «А не холодно ему там, на земле, раз мне холодно даже на матрасе в домике?» – думаю я. И тут же засыпаю.

K Когда этот мужик падает, раздается такой особенный звук, такой глухой стук, и я понимаю, что он мертв. В этот момент время останавливается, я смотрю на Петра, он стоит там, выглядит как девчонка и только что убил человека. Что мы будем делать, как это вообще могло случиться, как получилось, что я здесь, а главное, что теперь делать? Я читала одну книгу о мальчиках, которые по ошибке кого-то убили, а потом их отправили в исправительную колонию, это было ужасно, я даже не дочитала до конца. И теперь так будет с нами. Почему мы не уехали, зачем мы вообще тут оказались? Я себе представляла, что тут будет классно и весело, приключение, что я всем покажу, что способна не только читать. Ну почему я не осталась дома с книжкой? Почему я не уговорила Петра поехать в эту несчастную лесную школу, пусть бы он там плакал с утра до вечера, зато не убил бы человека, почему я раз в жизни не поступила правильно? Теперь я тут, с этими тремя психами, и хоть я их люблю, но не смогла добиться, чтобы они меня слушались, а я ведь старшая, значит, мне за всё отвечать. Что теперь делать? Надо вызвать полицию, но у нас нет ни одного работающего телефона. Это я им сказала не брать телефоны, чтобы нас не могли найти, я это придумала, так мне теперь и надо, мне просто хотелось иметь друзей, впервые в жизни я подумала, что у меня есть друзья, и вот