Баллада о Дарси и Расселле - Морган Мэтсон

по имени Сара. – Я слышала, как под поверхностью маминого голоса переливается гнев. – Разбудила меня. Разбудила Энтони.

– Мне очень жаль, что она разбудила Энтони, – вставила я совершенно искренне. Он и правда ну совершенно ни при чем. – А зачем она тебе звонила?

– Я без понятия! – рявкнула Джиллиан. – Она, похоже, думала, что я что-то знаю о твоих похождениях. А когда я спросила, с какого перепугу она мне звонит посреди ночи, стало ясно: она думает, что я все еще в Англии.

– А. – Тут, конечно, была и моя вина, но извиняться я не собиралась. Все постепенно вставало на свои места – Сара просто проверяла, не успела ли я с кем-то пообщаться до того, как подписала документ.

– Что происходит, Дарси? Ты что натворила?

Я немедленно начала беситься, шерсть встала дыбом – как оно бывало, только когда я говорила с Джиллиан.

– Ничего я не натворила.

«М-да», – хмыкнула Кэти.

«Да уж», – добавила Диди.

– Я не натворила ничего такого, что тебя хоть как-то касается, – исправилась я.

– Похоже, что натворила, – отрубила Джиллиан. На долю секунды под раздражением мелькнуло и другое чувство – тревога. Я вспомнила, как у меня замерло сердце, когда я на миг представила себе, что с ней могло что-то случиться. Может, и она почувствовала то же самое, когда ей среди ночи позвонили и стали спрашивать про меня?

– У меня все в порядке, – отрезала я, проводя ладонью по глазам.

И тут я вдруг осознала, каким длинным выдался этот вечер – все навалилось как-то сразу. Усталость и опустошенность пробирали до костей. Я уронила и маленькую сумочку тоже, потом сама осела на гравий. Почувствовала, как дрожит нижняя губа.

Хотелось домой. В свой штат, в свою постель. Хотелось, чтобы мне принесли поесть, смахнули волосы со лба и сказали, что все будет хорошо.

Хотелось к маме.

– Дарси? – Голос Джиллиан утратил уверенность, гнев частично испарился.

И вот она моя мама. Она со мной, просто на другом конце линии. Но в этом-то и была вся проблема, причем давняя. Потому что, хотя я часто повторяла самой себе, что мне нормально и без мамы, что Джиллиан никогда не станет такой, как я хочу, все же случались моменты, как вот сейчас, когда будто бы отдергивали занавеску. И тогда я видела только пропасть между тем, чего я хотела, и что существовало в реальности.

В реальности не существовало почти ничего.

Я качнула головой, хотя Джиллиан этого и не видела, распрямила спину. Она ничего не знает про сегодняшний вечер. Ей и не положено ничего знать, она не завоевала такой степени доверия.

– У меня все в порядке, – повторила я, хотя слезы только и ждали, чтобы хлынуть из глаз.

– Судя по голосу, нет.

– Да тебе-то откуда знать? – рявкнула я. – По опыту, что ли? Из тех двенадцати часов, которые ты со мной провела за последние десять лет?

Я услышала, как она резко втянула воздух. Как будто ее ударили под дых.

– Это жестоко. Я пытаюсь…

– А, пытаешься? Ну вперед. Молодец! Все, значит, наладилось.

– Послушай, – сказала Джиллиан, и я вновь услышала раздражение в ее голосе. – Меня разбудили среди ночи.

– Ладно, я извиняюсь. – Я повысила голос. – Я не знала, что они тебе позвонят. Сама об этом не просила.

– У тебя что-то случилось? Я вообще не понимаю, в чем смысл этого звонка.

– Ничего у меня не случилось. А позвонили они, потому что у них сложилось ложное представление, что у меня есть мать. Я обязательно развею их заблуждение, уж поверь.

Она не ответила, но я услышала обиду в ее молчании, обида распространялась вместе со звуковой волной, долетала от нее из Коннектикута ко мне в Неваду.

– Ладно. – Голос ее перекинулся в морозно-ледяной регистр, в котором она всегда особенно походила на англичанку. – Похоже, следующие четыре года будут веселыми.

– Сама виновата, – напомнила я ей. – Я не просила тебя ни о каких одолжениях.

– Но и отказом мне не ответила.

Я моргнула и умолкла от удивления. По сути, это правда, но…

– Обсудим это в другой раз. – Судя по голосу, Джиллиан пыталась вытащить нас на твердую землю из опасной трясины, где можно ненароком услышать правду. – Но… ты в порядке? Тебе что-нибудь нужно?

Этого хватило, чтобы у меня затрясся подбородок. Все эти годы мне столько всего от нее было нужно – пусть я и сама себе в этом не признавалась, потому что тогда было бы только тяжелее сознавать, что ничего я не получу.

– Нет. – Я пыталась говорить ровно, хотя голос и срывался. – Прости, что тебя разбудили. Больше такое не повторится.

Я завершила звонок. Немного подержала телефон в руке – на кончиках ресниц повисли слезы, а я ждала, перезвонит она или нет. Мучительно думала, расслышала ли она что-то в моем голосе, поняла ли что-то; поняла ли, что прямо сейчас очень мне нужна.

Но телефон молчал, и в мыслях я отчетливо видела картинку: Джиллиан кладет мобильник на тумбочку, забирается обратно в постель, тихо извиняется перед Энтони и забывает об этой истории…

Я провела ладонями по волосам, судорожно вздохнула. У меня все в порядке. Более чем в порядке. Я сама со всем разберусь. Не нужна она мне.

«Правда?» – очень ласково прошептала Кэти.

Этого хватило. Хлынули слезы, я закрыла глаза ладонями и разрыдалась.

Мне в тот момент было решительно наплевать, что я плачу на дорожке в парке у международной знаменитости. Меня даже не волновало, видят меня или нет, я все равно не могла остановиться.

Я плакала по моей маме. По всему, о чем мечтала и что не осуществилось. О том, как мучительно делать вид, что она мне не нужна и безразлична, ведь это жалкое вранье не способно обмануть даже меня саму. Я плакала, потому что, даже когда Джиллиан говорила совершенно правильные вещи, я никогда не могла понять, всерьез она или нет. Плакала из-за того, чего ей наговорила и о чем уже успела пожалеть.

Плакала по себе и по Расселлу, а еще потому, что между нами почти случилось что-то настоящее и необыкновенное, но длилось оно лишь миг, а потом исчезло. Плакала от страха и изнеможения, накопившихся за последние три дня: мне все время приходилось быть настороже, а Роми постоянно куда-то убегала и делала что хотела, потому что знала: я останусь на своем посту и разберусь с последствиями. Плакала, потому что студенческая жизнь уже казалась мне унылой и омерзительной, о том, что мне, в отличие от друзей, мысль о ней не внушает ни радости, ни оптимизма – как будто это очередная вещь, которой мне не досталось. Плакала, потому что испортила буквально все и загнала себя в угол.

А еще я плакала, потому что устала, замерзла, проголодалась и осталась одна, а в ноги впивались камушки.

Я смогла более или менее взять себя в руки, и тут на колени мне плюхнулось что-то маленькое и мягкое, и я застыла.

На меня смотрел Энди – он умудрился сбежать снова.

Глава 11

Воскресенье

23:00

– Ух. Привет, – сказала я.

Провела ладонью по голове песика, не торопясь убирать руку. В тот момент это меня здорово утешило. Я судорожно вздохнула и попыталась собраться с мыслями, прижав ушки Энди ладонью. Отпустила – они тут же снова встали торчком. Я снова прижала их, снова отняла руку. Через секунду они распрямились, и я рассмеялась впервые за много часов.

Погладила его еще раз, потом поднялась, не спуская Энди с рук. Передвинула палатку и дорожную сумку на искусственную траву – на случай, если будет проезжать машина; потом взяла холщовую сумочку и пустилась в долгий обратный путь.

Я плохо понимала, как вернуть песика в дом: чего мне точно не хотелось, так это звонить в звонок, играющий «Дарси», прерывать ужин, устраивать переполох. Но, миновав собаку из воздушных шаров, я увидела, что на крыльце стоит Хлоя.

Я с облегчением помахала – теперь можно передать ей Энди и уйти.

– Он опять сбежал, – сообщила я, поднимая песика повыше, будто бы в доказательство.

– А. Странно. – Хлоя, похоже, совсем не удивилась, отчего я пришла к выводу, что такое не редкость. Она открыла