Отель «Большая Л» - Шурд Кёйпер

Мимо проходила Пел со своей тележкой.

– Если ты вымрешь, я приду тебе на помощь, – бросила она.

[Я сама виновата. На самом деле Кос в этом костюме был ужасно смешной. Я правда ничего не подозревала. Я все еще была в него влюблена, несмотря на то, что произошло накануне, и в обезьяну эту я тоже влюбилась. Так что я два раза влюбилась в Коса. Он говорил такие милые вещи. Я и не заподозрила, что это он, – ведь в костюме он казался огромным. В таком костюме глаза находятся на уровне пасти, чтобы можно было смотреть наружу, но сверху-то еще полголовы. И корзина с фруктами в придачу. И я только притворялась, что разозлилась, на самом деле я шла и смеялась. Если бы я вернулась и сказала, что у меня на уме и на сердце, мы бы уже тогда стали парой. Не знаю, почему я этого не сделала. Может, мне хотелось показать ему, что главная тут я, не он. И что нельзя пробираться через заднюю дверь, когда тебя поджидают у парадного входа. Мальчишки совершенно не умеют скрывать, что хотят тебя заполучить, и от этого легко возомнить о себе. Но если слишком задирать нос, можно с носом и остаться. Не надо было Косу повторять то, что я на празднике прошептала ему на ухо. Но ведь никто не знал, что это были мои слова. Своим подругам я рассказываю все… но не такое. Почти вся жизнь моя – ошибка, а за все прочее мне стыдно. И так вот я себе во вред живу уже тринадцать лет. Хорошая песня!

Уходя, я подумала, что надо бы зайти к Косу в отель, выпить бутылочку колы. С подругами. Так проще. Одна бы я не решилась. Тогда еще нет. И Ким надо взять с собой. Она мне сразу же призналась, что пыталась его поцеловать. Ведь между нами все было кончено, и он был свободен. В этом она права. Но какой же Кос молодец, что оттолкнул ее! Выходит, Ким мне только помогла.]

Было уже шесть часов вечера, магазины начали закрываться. Я зашел в «Нектар-бар» и снял обезьянью голову. Ее можно откинуть назад, и она болтается на спине как капюшон. Вместе с фруктовой корзиной. Тамар сказала, что у меня получилось замечательно. Она заплатила мне сорок евро и прибавила десятку – за огромный успех.

– Но вот об этом мы не договаривались, – сказала она и сунула мне под нос флаер нашего отеля.

– Это отель моего папы, – принялся объяснять я, – а он лег в больницу на операцию. Дела у него не очень… и у отеля тоже. Ну вот я и ищу всякие способы. А сестра участвует в этом идиотском конкурсе красоты. Мы пытаемся спасти отель.

Тамар разрешила мне положить стопку флаеров у кассы. Вот такая она добрая. И еще пообещала, что скоро зайдет к нам выпить чего-нибудь в баре. Я сказал, что у нас нет таких полезных соков, как у нее, но она ответила, что это неважно, она их сама не пьет. Только продает. Надо же как-то зарабатывать.

Я снял костюм, пот лил с меня рекой. Тамар предложила принять душ, но мне пора было идти. На улице ждала Пел.

– А как твоя мама, справляется? – спросила Тамар.

– Я все сам делаю, с сестрами, мама умерла.

– Мне очень жаль.

– Ко всему привыкаешь, – сказал я.

И мне стало ужасно стыдно. Опять я прикидываюсь бесчувственным суперменом, хотя думаю о маме каждый день и жутко по ней скучаю. И вовсе я не привык. Да я и не хочу привыкать, никогда, до конца жизни! Привыкнуть – значит перестать чувствовать. Я хочу чувствовать все. Даже боль.

– Меня муж бросил, – сказала Тамар.

– Да он чокнутый! – вырвалось у меня.

Мне было так стыдно за ту свою дурацкую фразу, что это я брякнул не подумав. Но сказал я то, что было у меня на уме: чтобы бросить такую женщину, как Тамар, надо быть чокнутым.

– А меня девочка бросила, – признался я. – Даже дважды.

– Да она чокнутая! – возмутилась Тамар.

И мы рассмеялись. Она потрепала меня по волосам, как это обычно делает папа, и я не возражал. Совсем.

– Не понимаю я этих девчонок, – вздохнул я.

– Девчонкам это нравится, – сказала Тамар, – по собственному опыту знаю.

Мы с Пел покатили домой. Она хотела кучу всего мне рассказать, но я попросил ее помолчать. Если Пел попросить помолчать, она начинает петь во всю глотку и умолкает нескоро. Но ничего, я привык. И рад, что привык. Но ко всему остальному привыкать не собираюсь.

Мне нужно было многое обдумать. Я вспомнил о разговоре с папой. Пока я кривлялся перед этими девчонками, он лежал в кровати, больной. Как это подло с моей стороны – часто забывать о нем! В школе нам рассказывали про Эрос и Танатос – про любовь и смерть, которые не могут друг без друга. Точно не знаю почему. Может, дело в том, что если в твоей жизни нет любви, то и смерти тоже как бы нет. Потому что, если никто тебя не оплакивает, никто о тебе после смерти не вспоминает, ты вроде как и не умер. Это я сам придумал. Пока ехал на велике. Потому что я ужасно влюблен в Изабель, а она в меня – ни чуточки. Если бы она подошла ко мне одна, я бы все сделал как надо, точно говорю! Я хотел смеяться вместе с ней, смешить ее, смеяться над ее шутками, хотел сплясать для нее обезьяний танец и сделать стойку на голове, но нет – мне непременно нужно было поумничать! Черт его знает, почему так вышло. Наверное, потому, что я перед этим пообещал папе привести с собой Йохана. Я просто кретин, а не человек, вот в чем дело. Изабель и слышать обо мне не хочет, но если я когда-нибудь пойду на свидание с другой, то непременно надену обезьяний костюм! Тогда я не побоюсь сказать все, что хочу. Правда, когда-нибудь придется выбраться из костюма, когда-нибудь придется раздеться догола, когда-нибудь придется содрать с себя кожу, чтобы всем было видно, как бьется твое сердце.

Вот это называется проверять уроки

Пел хотела немедленно бежать к Либби, показать заработанные деньги, но на пляже ребята из Тувалу играли в футбол, и мне ужасно захотелось погонять мяч с ними. Брик сидела