Изгнанная - Даниэль Харрингтон

также могла телепортироваться без всякой причины. Я не умела этим управлять.

Я киваю. Я чувствую то же самое.

– Интересно.

– Бен, этот скоростной негодник, – щурится Тиффани, – решил, что будет очень смешно, если он метнётся ко мне на своей сверхскорости и дунет в ухо. Он так меня напугал, что я растворилась в воздухе, и он подумал, что убил меня.

Я ахаю, прикрыв рот ладонью, и на меня накатывает чудесная эмоция: я действительно улыбаюсь. Я смущённо опускаю руку, стесняясь этого чувства:

– И где ты очутилась?

– Где-то в районе Зоны 5, – отвечает она. – По-моему, я приземлилась где-то в… как же это называлось… Румыния! Ты что-нибудь слышала о Румынии?

– Да, – киваю я. – Слышала.

Странно было услышать слово с уроков по древней истории. Тогда мир делился на страны, и у каждой страны было имя, но в 2276 году с этим покончили. Теперь мир разделён на зоны, и у каждой есть номер. Значит, у прокажённых есть хоть какая-то система образования.

– И что же ты сделала? – спрашиваю я.

Она вытягивает подушку из-под ног и обнимает её.

– Ну, сначала-то я перепугалась. Но когда успокоилась, я вспомнила уроки с Джоной, сосредоточилась на общей комнате – и переместилась обратно. – Её лицо осветилось, и она потёрла руки, как будто задумала что-то невероятное.

– Ого!

– И я очутилась прямо перед Беном, и… – на лице Тиффани появляется торжествующее выражение, – он свалился на пол. Упал, как обморочный козёл.

Я уставилась на неё в полном недоумении:

– Как кто?

– Ты что, не слышала об обморочных козлах?

Я мотаю головой:

– Нет, никогда.

У неё даже челюсть отвисла, как будто я спрашиваю, как дышать.

– Ну, – наконец говорит Тиффани, широко улыбаясь, – они похожи на обычных козлов, но когда чем-то сильно напуганы, у них сводит ноги и они падают.

Я представила, как у Бена свело ноги и он валится на колени, и это зрелище придаёт мне бодрости.

– Чудесная история.

– Так ему и надо, – говорит она, скрестив руки на груди.

Я улыбаюсь. Бен едва не сбил с ног и меня. Но я тут же хмурюсь: воспоминания об Одри и Даррене вытесняют Бена и Тиффани. Со мной такая история была бы невозможна – до тех пор, пока у меня этот недуг. Я опускаю глаза на складки покрывала, на котором сижу.

– Холлис, с тобой всё хорошо?

– Я не хотела поступать с ними так, – медленно произношу я. – Это случилось само собой.

– Я знаю. Всё в порядке. Джона поговорил с ними.

– Поговорил? – Я медленно поднимаю голову. – С ними всё нормально?

– Ну конечно.

Я перемещаю ноги, сжимаясь в комок. Мне снова хочется исчезнуть.

Тиффани улыбается и опускает руки на кровать прямо передо мной:

– Мне кажется, что ты застала их врасплох. И только. Но теперь всё в порядке. Такое случается чаще, чем ты думаешь.

– Правда?! – Я не могу отделаться от мысли, что она говорит это, чтобы успокоить меня.

– Ты же слышала мою историю, – усмехается Тиффани. – Я тоже сначала не могла управлять своей способностью. Это придёт с опытом. Не переживай. Мы все начинаем так же.

Да, за исключением того, что её недуг не действует на окружающих. А мой действует.

– Наверное.

– Сама увидишь, – говорит она ободряюще. – Джона считает, что ты делаешь невероятные успехи.

Я смотрю на свои руки, потом снова поднимаю глаза на Тиффани. Хватит ли мне смелости задать тот же самый вопрос: можно ли избавиться от способности? Ради блага? Я хочу знать, что она думает, и, прежде чем успеваю остановиться себя, спрашиваю об этом.

Тиффани моргает, уставившись на меня.

Поверить не могу, что всё-таки спросила. Я действительно задала это вопрос вслух? Ну конечно. Она не стала бы смотреть на меня так в другом случае.

– Ты имеешь в виду навсегда? – спрашивает она.

– Я… ну да.

Сердце бешено колотится о грудную клетку, как зверь, рвущийся из капкана наружу. Я сжимаю кулаки, чтобы унять нервную дрожь.

Тиффани склоняет голову набок:

– Эм… Не знаю. Думаю, вряд ли. А зачем?

Я пожимаю плечами: не могу придумать, что ответить. Уж точно не скажу, почему я этим интересуюсь. Это касается только меня.

– А вообще вопрос интересный. – Тиффани почесала подбородок. – Я раньше об этом не задумывалась.

Я вздрогнула и поспешно выпалила:

– Да я из любопытства. Я про ваш мир почти ничего не знаю и… пытаюсь учиться.

Тиффани вскидывает бровь, но улыбается и кладёт руку мне на плечо. Прикосновения по-прежнему кажутся мне чуждыми, но я не отстраняюсь. Даже глазом не веду. Её прикосновения почему-то приятны, как будто я очутилась дома.

– Я рада, – говорит она. – Не могу представить, каково тебе сейчас, но рада, что ты пытаешься подстроиться. Это, наверное, очень трудно.

– Да уж.

Нет, она даже представить не может, каково мне сейчас. Меня вырвали из привычной жизни, и могу никогда больше не увидеть своих родителей. Это даже не трудно – это невозможно.

– И кстати, насчёт твоей способности, – говорит она. – Я понимаю, что это может пугать, но твоя сила – это часть тебя нынешней. Она делает тебя потрясающей, неповторимой личностью. Она творит твою историю и, что самое главное, твою идентичность. Ты одна из нас – часть семьи.

Я снова заняла оборонительную позицию:

– Все только и твердят об этом, но вы же меня не знаете. Не знаете, откуда я прибыла – мою историю, моих отца и мать, мой мир. Вы ничего не знаете.

– Понимаю, – кивает Тиффани. – И ты права, я не знаю, откуда ты прибыла и что тебе пришлось пережить, но я уверена, что все в убежище примут тебя, когда ты будешь готова.

Я уставилась на неё. Что она несёт?!

– Но я не понимаю, – отвечаю я. – Я член общества. И очевидно, мне промыли мозги. Моя жизнь сплошная ложь – ну если верить вам. – Я стараюсь подобрать слова. – Я уже высказала всё, что думаю о вас. С предельной ясностью. Так как же вы можете всерьёз говорить, что готовы принять меня? Какой вам в этом прок?

Тиффани грустно усмехнулась:

– Нам ничего от тебя не нужно, Холлис.

– В это верится с трудом.

– Ничего страшного, – она заправила прядь чёрных волос за ухо. – Я и не жду, что ты за ночь переменишь своё видение мира. Ну в смысле… Узнать, что у тебя есть способности. Жить под землёй. Узнать о бойне. Такое никому не под силу. Просто… я рада, что ты стараешься. Это достойно восхищения. Большинство людей опустили бы руки или рыдали по ночам, но с тобой