«Дочь Ивана Грозного» - Ирина Семеновна Левит

class="p1">– А Валентину Кузьминичну ты представляешь? – задала встречный вопрос Панюшкина, и Марта Мстиславовна согласилась: весьма сомнительно, однако велено проверить всех, значит, без исключений.

План действий они разработали утром за кофе, придя к общему мнению, что сами они не слишком-то информированы, с кем из театральных дам общался Лепешкин. А вот Волынцев и Дудник наверняка в курсе: режиссер постоянно контактировал с драматургом, а директор в принципе знал все обо всем.

Кабинет Волынцева они нашли запертым (до начала дневной репетиции оставалось около часа), а приемную директора – открытой и при этом пустой. Судя по тому, что на секретарском столе не лежали очки для чтения, Анна Петровна либо еще не пришла в театр, либо ушла из театра по каким-то делам. А вот директор находился на месте, дверь его кабинета была приоткрыта. Марта Мстиславовна занесла руку, чтобы, в соответствии с приличиями, постучать, но тут же замерла, настороженно уставившись на Фаину Григорьевну.

– …и что теперь делать с этими деньгами? – явно продолжая разговор, нервно спросил Дудник.

– Но его больше нет, – в тон директору ответил Волынцев.

– Этот вопрос все равно придется как-то решать.

– Как-нибудь решится, надо подождать.

В кабинете воцарилось молчание, достаточно продолжительное, чтобы быть просто паузой, и Марта Мстиславовна, прижав палец к губам, кивнула Фаине Григорьевне на дверь приемной. После чего обе на цыпочках выскользнули в коридор.

– Что это сейчас было? – отойдя на несколько метров, едва слышно спросила Панюшкина.

– Не знаю, – удивленно отреагировала Ружецкая. – Какие-то деньги… И о ком сказали, что его больше нет?

– Может, о Лепешкине? – Большие круглые глаза Фаины Григорьевны испуганно блеснули, а тонкая длинная шея опасливо втянулась в худенькие острые плечи. – Марта… но ведь Миша и Волынцев ни при чем?.. – прошептала она.

– Фаня, ты с ума сошла! – тихо, но весьма выразительно прицыкнула Ружецкая. – Тебе что в голову-то лезет? – Марта Мстиславовна постучала пальцем по густым кудряшкам подруги. – Миша говорил о деньгах, но он постоянно говорит о деньгах, работа у него такая. А Антон Борисович вообще непонятно, о чем сказал. Мало ли кого или чего больше нет. Может, вдохновения? Он все-таки режиссер.

– Ну да, ну да… – с готовностью согласилась Панюшкина.

– И вообще, это их проблемы. Не наши проблемы. У нас своя задача, – сказала Ружецкая, решительно прошла в приемную, нарочито громко хлопнув дверью, и зычно (как в былые времена, чтоб до галерки долетало) сказала: – Михал Семеныч, на месте?

– Заходи, Марта! – крикнул директор, и Ружецкая вплыла в кабинет со словами:

– Здравствуй, Миша, еще узнаешь по голосу?

– Ну как тебя не узнаешь… – буркнул директор. – Здравствуй. – Глянул Ружецкой за спину и добавил: – И тебе, Фаня, привет.

– Привет! – отозвалась Фаина Григорьевна.

– Здравствуйте, – высунул из-за спинки «вольтеровского» кресла голову режиссер.

– О, и вы здесь, Антон Борисович! – весьма убедительно изобразила удивление Ружецкая.

Панюшкина покивала.

– Вы по делу пришли или просто пожаловаться, что вам вчера весь день покоя не давали? – спросил Дудник.

Вид он имел озабоченный, это, в общем-то, не было удивительным (директору всегда хватало забот), однако же к озабоченности явно примешивалась некоторая растерянность, а вот терялся Дудник редко. Волынцев тоже выглядел странновато – нервно-растерянным. Нервным он был довольно часто, а вот растерянным тоже крайне редко.

– Мы по делу, – сообщила Марта Мстиславовна и расположилась на стуле напротив директорского стола.

Фаина Григорьевна тоже присела на стул рядышком, по-балериньи приставив ножку к ножке.

Дудник зыркнул на могучую грудь Ружецкой, Волынцев – на по-прежнему стройные ножки Панюшкиной. Впрочем, ничего такого-эдакого в их взглядах не читалось. Да и самих дам это мало волновало.

– Миша, Антон Борисович, – сказала Марта Мстиславовна (в камерной обстановке бывшие актрисы называли директора, которого знали долгие годы, на «ты» и по имени, а вот главного режиссера исключительно на «вы» и по имени-отчеству), – мы по поводу будущих похорон Кирилла Андреевича.

– Похорон?! – колыхнул серебряной гривой Волынцев. – О, боже мой!

– Ну а как же? – строго сказала Ружецкая. – Хоронить-то придется. А близких родственников нет.

– Марта! Еще не известно, когда тело отдадут! – с досадой махнул рукой Дудник.

– Но когда-нибудь отдадут. И к этому надо подготовиться заранее, ты же понимаешь, Миша, – в тон ему ответила Марта Мстиславовна. – Значит, родственников нужно искать. Насколько известно, близких нет, но какие-то ведь есть.

– Ну да… права ты… – вздохнул Дудник. – Но полиция наверняка этих родственников найдет.

– А полицейским-то зачем искать? Они убийцу ищут.

– Ну да… права ты… – повторил директор. – Но, может, сами найдутся… интернет же не дремлет… Хотя… – Дудник покривился, – интернет тоже преувеличивать не стоит… А в нашем городе этих родственников точно нет, у нас бы сразу нашлись…

– Так я ведь что думаю, – продолжила Марта Мстиславовна, – Кирилл Андреевич вполне мог кому-то рассказывать о своих родственниках.

– Мне не рассказывал, – уверенно заявил директор.

– Мне тоже, – добавил режиссер.

– Ну естественно, – хмыкнула Ружецкая. – С чего бы он стал с вами, мужчинами, делиться своими личными делами? Нет, наиболее вероятно, что он мог поделиться с кем-нибудь из наших женщин. Женщины, – она вновь хмыкнула, – к этому более располагают.

– Возможно… – согласился Дудник.

Волынцев пожал плечами.

– Так вот мы с Фаней хотим у вас спросить: с кем из наших женщин Кирилл Андреевич общался? Ну вы же это знаете лучше всех.

– Антон? – обратился Дудник к Волынцеву.

– Ну-у-у… – режиссер вновь пожал плечами, однако же и глазами поводил по потолку, словно именно там были написаны женские имена. – Естественно, Дмитракова, Калинкина…

– Валентина Харитонова… она его кормила, – подсказал директор.

– Твоя секретарша, – подсказал в свою очередь режиссер.

– А еще? – Эти фамилии Ружецкая с Панюшкиной и так знали.

– Ну, Марта! – в сердцах воскликнул директор. – Мы же за ним не следили!

– По крайней мере в театре Кирилл точно ни с кем из женщин дружбу не водил. Разве что тайную! Но чего ему таиться? Свободный мужчина, – заявил режиссер.

– А у нас тут одна идея возникла, думаем, возражать вы не будете, – подала голос Панюшкина. – Марта, доставай.

– Да-да, – кивнула Ружецкая и извлекла из своей сумки фотографию.

– Вот, все участники спектакля, а в серединке Кирилл Андреевич. Я бы хотела, чтобы каждый расписался… ну, на память о Кирилле Андреевиче. Это для музея, – пояснила Фаина Григорьевна.

– Правильная идея, – одобрил Дудник и размашисто расписался.

– Весьма… – отреагировал Волынцев и поставил закорючку.

– И по-прежнему прошу, Марта, Фаня, не болтайте лишнего, хотя к вам, конечно, будут приставать, – предупредил директор.

– Конечно, конечно, – заверили женщины.

Отпечатки пальцев секретарши, Дмитраковой и Калинкиной собрали довольно быстро и легко. Каждой подсовывали фотографию в новой мультифоре (Анне Петровне просто посмотреть), актрисам – расписаться, после чего прилепляли к мультифорам стикеры с фамилиями. Не обошли