Записки для Пелле - Марлис Слегерс

– Завтра пойдём к Джеку за материалами. Погода с каждым днём всё лучше, так что в воскресенье наверняка получится заняться твоим домиком. Я в строительстве не разбираюсь, но что, если мы попросим Джека нам помочь? В конце концов, он сам предложил, и его помощь нам, по-видимому, пригодится. Или давай я позвоню Паулу…

– Попросим Джека.

Мне вспомнился последний визит Паула, в годовщину папиной смерти, когда они с мамой танцевали. Снова застать их за танцами мне совершенно не хотелось. К тому же, насколько мне известно, Паул в домах на дереве смыслит не больше нашего. Его работа связана с цифрами и деньгами.

– Ах да, ещё сходим в парикмахерскую. После футбола. – Мама поставила кружку в раковину.

– Хорошо.

Давненько она не планировала дальше, чем на несколько часов вперёд. Наши выходные по большей части тянулись медленно и скучно, как улитка, еле-еле ползущая по садовой дорожке.

– А потом… мы можем съездить в город? – Я засунул в рюкзак ланч-бокс.

– В город?! Ну, насчёт этого не знаю. Парикмахерская и строймагазин – это и так немало. – Она озабоченно нахмурилась. – А зачем тебе?

Я прокашлялся, вынул из кармана записку и протянул ей.

Она взяла её не сразу.

– Это… это от папы?

Я кивнул.

– Ой, не знаю. Это ведь… он ведь это тебе писал. – Она взяла записку, но не развернула.

– Да. Но речь там про тебя.

– А… Знаешь, Пелле, я не уверена, что у меня… что у меня хватит на это сил, понимаешь? Я сейчас как мыльный пузырь и не хочу лопнуть. – Её глаза заметались. – Не знаю, как объяснить. Я очень рада, что у тебя есть эта коробка. Думаю, папа хотел помочь тебе сделать следующий шаг. В разных областях. В жизни. Но я не уверена, что сама сейчас на это способна. Понимаешь? Я не знаю, устою ли, если прочту эту записку. Может быть, папин голос причинит мне слишком много боли. – Со слезами на глазах она взглянула на бумажку. – Надо же, уже пятая? Пелле, сколько их в коробке?

– Шестнадцать.

Неправда. Осталось только десять: одну спёр Тычок, а пять я уже вытащил.

Мама глубоко вдохнула, надув щеки, и медленно выдохнула. Задумалась, закусив губу. Потом протянула записку мне.

– Не могу, Пелле. Прости. Думаю, смысл в том, чтобы прочёл её ты, иначе бы папа оставил такую коробку и для меня. Знаешь, что? Читай сам и делай, что должен. И если там написано, что тебе надо в город, я не против. Завтра съездишь сам.

Я забрал записку. Её сомнения я понимал. Не исключено, что, прочитав папины слова, она остаток дня проведёт в слезах, а потом все выходные пролежит в постели.

– А если там написано, что я должен сделать что-то вместе с тобой? – уточнил я.

– Тогда можешь мне рассказать. Мне нужно поехать с тобой в город?

Я задумался. «Купи маме красивое платье». Там не написано: «Пусть мама выберет в магазине платье».

– Нет. Думаю, что нет. Но в воскресенье вечером, если я попрошу, ты должна пойти со мной. Кое-куда.

В воскресенье вечером я мог бы сводить её в ресторан. В какой – без понятия. Надо ещё посмотреть, сколько придётся выложить за платье.

Мама кивнула. Я положил записку в карман и сел завтракать. Над столом повисло тяжёлое молчание.

– Прости, Пел, – наконец тихо произнесла мама. – Мне едва удаётся прожить день. Не рыдать по любому поводу. Мне еле-еле хватает на это сил. На большее я пока не способна, мне очень жаль. Я просто… я просто так сильно по нему скучаю. – Она провела по щеке тыльной стороной ладони. Её голос уже дрожал.

«Я тоже! – хотел прокричать я. – Я тоже по нему скучаю. Ты не одна такая! Когда он умер, ты умерла вместе с ним, и я потерял вас обоих!» Но вместо этого я подумал о мышах-полёвках. О том, что они меняют окрас в зависимости от времени года. И ещё подумал о том, как спят жирафы: ложатся, согнув шею петлёй и положив голову на круп. Интересно, бывает, что им потом не удаётся разогнуться? Иногда жирафы дерутся – шеями. Бьют своей шеей по шее противника. Странное это зрелище – жирафья драка.

Я украдкой глянул на маму, проверить, успокоилась ли она. Мама невидящим взглядом уставилась в пол, погрузившись в свои мысли. Самое время выйти из-за стола и пойти в школу.

* * *

– Эй, Пелле, да постой же! – позвала Эва на большой перемене, направляясь ко мне.

Мы с Финном и Абделем стояли на школьном дворе. Я отвернулся и пошёл прочь.

– Эва, оставь меня в покое.

– Почему ты больше не ждёшь меня по утрам? – Она положила руку мне на плечо.

Последние несколько дней я ходил в школу один.

– Потому что ты привела Тычка, и он украл мою записку.

– Украл? Что ты такое говоришь? Он же отдал её обратно? Он никогда бы не забрал такую записку себе.

– Он подменил её другой бумажкой. Так что записка № 9 у него. И, по мне, виновата в этом ты.

– Да ладно! Что я-то могу поделать? Пелле!

Я взглянул в её веснушчатое лицо.

– Ты привела его ко мне домой. Значит, это твоя вина. – Я стряхнул её руку и пошёл дальше.

– Неправда! Я… Тычок сам предложил к тебе зайти!

Я обернулся.

– Сам предложил? С чего вдруг?

Её бледные щеки залились краской.

– Я… Это он хотел пойти к тебе. Он зашёл попросить конспект по биологии. Мы разговорились, и он предложил пойти к тебе.

– Просто так? Вот так взяли и ни с того ни с сего решили заявиться ко мне?! Не то чтобы мы с ним были друзья. С чего он вдруг придумал ко мне зайти? Не верю я тебе! – Я смотрел ей прямо в глаза, сжав кулаки.

Эва вздохнула.

– Дело в том, что. Я рассказала ему про коробку. Про записки. – Она покраснела ещё сильнее. – Нам… нам было любопытно. Вот почему. Но я же не могла знать, что он заберёт у тебя одну их них, Пелле, ну правда же! Иначе я никогда бы не привела его к тебе домой.

Не знаю, что взбесило меня больше: что она привела ко мне Тычка или что рассказала ему о записках.

– Я д-д-думал, что могу т-т-тебе доверять. Иди к черту, Эва!

У неё на глазах выступили слезы. В этот