Отель «Большая Л» - Шурд Кёйпер

Брик показала в сторону парковки:

– Это были наши последние постояльцы.

Про папу никто не спросил.

Либби я нашел в папиной комнате. Она принимала посетителя. Самого мерзкого гада, которого я когда-либо видел. Ух, я прямо опять начинаю закипать. На нем был свитер с таким подвернутым воротником. [Водолазка.] И пиджак с кожаными заплатками на локтях. Я ничего не смыслю в моде, но, если у тебя только такая одежда, лучше уж ходить голышом. И притом дома. Все бы от этого только выиграли. И еще красные ботинки. Красные ботинки с красными шнурками. И неправильно зализанные волосы. Не красиво зализанные, как у Феликса и старых звезд с плакатов Валпюта, а неправильно зализанные.

Но все это неважно. Важно то, что этот гад стоял посреди папиной комнаты, разглядывал все вокруг и записывал все в блокнот.

– Старый шкаф. Возможно, антикварный.

– Но он нам от бабушки с дедушкой достался! – воскликнула Либби.

Я поинтересовался, что тут происходит. Мужчина угловато, как робот, повернулся ко мне и протянул руку.

– Моя фамилия Гусь, – представился он.

Я тогда еще не успел разозлиться и тоже представился:

– Кос. Очень приятно.

– Это вряд ли, – ответил Гусь и расхохотался.

Мы с Либби молчали. Его смех звучал, как вода, которая, булькая, убегает из ванны. Медленно, потому что сток засорился. Или как перерезанное горло. Ну, в общем, понятно. Он открыл шкаф и обследовал содержимое.

– Господин Гусь все записывает, – отстраненно сказала Либби. Это означало, что ее разрывало от ярости. – Он собирается все продать. Папа задолжал дюжине человек. Семь тысяч евро.

– Семь тысяч?!

Либби кивнула.

Гусь пошарил в шкафу, вытащил несколько браслетов и цепочку и покрутил их в руках.

– Это мамины, – сказала Либби.

– Украшения, – пробормотал Гусь, сделал очередную запись и дружелюбно взглянул на Либби.

– Семь тысяч тут наберется, не беспокойтесь.

И тут… он снял с подставки мамин парик! И понюхал его! Честное слово! Либби удалось только присвистнуть: у нее свело горло от злости.

– Его носила мама, – выговорила она, – когда болела.

Я услышал ее голос, увидел, как этот тип зарылся носом в мамин парик, схватил подставку и точно бы расколол ему череп, если бы Либби не удержала меня, крепко обхватив сзади.

– Парик из настоящих волос, – сказал Гусь.

Я попытался вырваться, но Либби оказалась сильней, чем я думал. Я закричал:

– Этот парик – папин подарок маме. На ее последний день рожденья!

Гусь улыбнулся и подмигнул мне. Иногда по улыбающейся физиономии нужно жарить из огнемета. А по подмигивающей – всегда.

– Подставка для парика, – сказал он. – Учтено и записано. Можешь вернуть на место.

И я подчинился. Меня парализовало. Я и не подозревал, что на свете есть такие люди. Что можно так себя вести.

Гусь направился к двери.

– Семь тысяч евро – разве это деньги? – крикнул я ему вдогонку.

– Если они у тебя есть, то не деньги, – ответил он. – А если нет – целое состояние. Даю вам двенадцать дней. Не заплатите – опечатаю отель и все распродам. Двадцать пятого в субботу, в двадцать четыре часа. И ни минутой позже!

И ушел.

Либби не выдержала:

– Я не могу быть и за маму, и за папу, и за сторожа!

Про папу я решил пока умолчать. Я заверил ее, что у нее все отлично получается. Что она замечательная и другой нам не надо. В тот момент я говорил от чистого сердца. Либби тихонько заплакала. Я растерялся и принялся гладить ее по руке.

– И еще, – сказал я, – твоя худоба очень тебе идет.

Либби сбросила мою руку со своей и закричала:

– Что еще за дебильное замечание?!

Я всегда говорю, что в последний раз плакал, когда узнал, что мама умрет. Но это неправда. Тогда я тоже плакал, но вот когда мама уже облысела из-за химиотерапии, я прорыдал целую ночь. Рыдал я не потому, что у мамы выпали волосы: это было логично, она нас предупреждала, к тому же мы думали, что химия поможет, так что облысение было хорошим знаком. Но тут мама вдруг надела этот парик. Его ей купил папа. Когда она его надела, я увидел, что она уже не поправится. Увидел, насколько она больна. И улыбалась она в этом парике странно. Наверное, чтобы поблагодарить папу. Вот тогда-то я и проплакал почти всю ночь, а мама меня утешала. Без парика. До тех пор, пока мы не стали давиться от смеха. Вообще-то это скорее папин парик, не мамин.

Кирпичи лучше разбираются в зебрах, чем мужчины – в женщинах

17 мая, пятница

– Нам пришло уведомление гугла! – крикнула Брик снизу.

Ее голос эхом разнесся по пустому отелю. Так мне показалось. Может, я преувеличиваю, но мне и вправду почудилось эхо. Не слышно было смеха постояльцев, позвякивания вилок, не хлопали двери номеров, и в этой тишине эхом прокатился голос Брик. Она стояла у компьютера и показывала на монитор:

Уведомление: отель «Морской пейзаж»

Брик щелкнула по нему мышкой: на экране появился текст из интернет-газеты «Бутылочная почта». Либби оттолкнула Брик и начала читать:

– Отель «Морской пейзаж» с недавних пор зовется отелем «Большая Л». За этим названием может скрываться все что угодно. К примеру: отель «Большая липа», «Большая лень», «Большая ловушка»…

– Вот это мне нравится! – воскликнула Пел.

Ее никто не поддержал.

– …«Большая лажа», – дочитала Либби.

– Про меня написали в интернете! – ликовала Пел.

Если бы кто-то, чтобы ей насолить, написал, что Пел – самая занудная, уродливая и бестолковая девочка на свете, она бы все равно рассмеялась.

Под статьей красовалась фотография отеля с прилепленной в фотошопе вывеской «Большая лажа». У входа лицом к отелю стояли рука об руку Либби, Брик и Пел.

– За всю нашу долгую жизнь мы не останавливались в более ужасном отеле. Сервис отсутствует, комнаты загажены, повсюду полный бардак. В общем, если вы когда-нибудь слышали доброе слово об этом отеле, не верьте: это одна сплошная лажа. Х. С.

Либби закрыла вкладку.

– Мы задолжали семь тысяч евро, не считая зарплаты Валпюта, у нас нет ни одного постояльца, и новых теперь ждать не стоит. – Она посмотрела на меня и неожиданно заявила: – Кос, придется тебе найти работу.

Я спросил, почему именно мне нужно ее искать. Почему не остальным?

– Кто-то же должен приносить деньги в дом, – пожала она плечами.

– Да, но почему я? Я ведь ничего не умею!

– Ха, – усмехнулась Брик, – наконец и до него дошло.

Она подошла к барной стойке и принялась откупоривать бутылки колы.

Либби с Пел вышли