Конец света, 13 - Катажина Рырых

как мина Бабы Мины самым убедительным образом подкрепляла всем известное утверждение о вреде соли.

Вставая из-за стола, Сабина уже имела в голове готовый бизнес-план. Всё, что требовалось, – это немного спокойствия, а также отсутствие пристального внимания со стороны обеих бабушек. Как ни странно, это оказалось самым простым: именно в ту минуту, когда они закончили мыть посуду, Ведьмалиновская постучала по трубе – это был давнишний способ коммуникации жителей дома номер тринадцать на улице Конец Света.

Стук раздался ещё два раза, что в системе шифровки означало просьбу о незамедлительном очном контакте, и обе бабушки, как по команде, заторопились на второй этаж, забыв о давлении.

Проводив их взглядом, Сабина отправилась в мастерскую. Там приятно пахло скипидаром и в лучах света плясали пылинки. Она открыла пару коробок – в них лежали баночки и тюбики с краской. По правде говоря, Сабина не ожидала застать столь образцового порядка в вещах Петра и Павлины, которые постоянно что-то искали, постоянно что-то теряли, а потом находили в совсем неожиданных местах.

В ещё одной коробке, которую кто-то запихнул глубоко под шкаф, где лежали инструменты, необходимые в хозяйстве художников и скульпторов, Сабина наконец обнаружила то, что искала: три десятка глиняных птиц, которых Павлина не успела раскрасить.

Сабина выстроила птиц на столе и сосредоточенно сморщила брови, что сделало её точной копией отца. Затем закрыла дверь мастерской и для верности повернула ключ в замке.

Теперь можно было приниматься за работу: обе бабушки прочно обосновались на балкончике Ведьмалиновской, а значит, до обеда они уже не покажутся.

Много раз, сидя с книгой на плетёной козетке Мастера-Ломастера, Сабина отрывала взгляд от страниц и посматривала в сторону матери, расписывающей свои глиняные фигурки. И каждый раз задумывалась, можно ли как-то сократить время этой работы.

– Но я не хочу ничего сокращать, – улыбалась Павлина, выслушивая новаторские предложения дочери. – Мне хорошо как есть. В ообще-то, настоящее искусство не имеет ничего общего с массовой продукцией.

Макая кисть в банку с краской, Сабина с самозабвением отдалась столь презираемому Настоящими Художниками производству массовой продукции – закрашивая, как по конвейеру, красным цветом клювы и лапы все новых и новых птиц-страшилок. Покончив с серийной частью работы, она принялась добавлять фигуркам индивидуальности. С румянцем возбуждения на щеках она выпускала из-под своих рук жёлтых, голубых, зелёных птиц… С разноцветными полосочками на крыльях, с павлиньими глазами на спинках… Воображение подсказывало ей всё более смелые цветовые сочетания.

– А где Сабина? – вдруг донёсся из-за стены голос Бабы Грошеньки, и Сабина на мгновение замерла, затаив дыхание.

– Это очень странный ребёнок, – откликнулся голос Бабы Мины. – Вероятно, снова где-то сидит и читает. И кто знает, что за чтиво попадает в её руки…

Сабина тут же представила полки в своём шкафу, заставленные книгами фэнтези. Больше всего ей нравилась сага о Ведьмаке, полная описаний захватывающих сражений. Нравилась до такой степени, что в глубине души она жалела, что её эксцентричным родителям почему-то не пришло в голову назвать её Цириллой.

Повесть о беловолосом Геральте произвела на неё столь сильное впечатление, что она забросила платья и юбки и стала носить только штаны. Ещё она тайком делала отжимания и училась стоять на голове, что, по её представлению, должно было помочь ей однажды победоносно сделать перед всем классом сальто, и, может быть, кое-кому пришло бы в голову перестать называть её Птахой, а начать называть Цириллой…

– Я должна поговорить об этом с Павлиной, – заявила Баба Грошенька, а Баба Мина в ответ пообещала, что поговорит с Петром.

Сабина вздохнула и вернулась к прерванному занятию. Бабушки уже пришли от Ведьмалиновской, и теперь из-за стены доносился разговор на тему воспитания. Сабина в очередной раз пришла к выводу, что взрослые не имеют ни малейшего представления о том, как воспитывать детей.

Лично она придерживалась теории, что детям нельзя мешать, а напротив, надо давать им как можно больше свободы в принятии решений.

И тут навязчивые мысли об изгрызенном каникулярном фонде снова вернулись.

Когда часы на башне костёла пробили полдень, на столе в мастерской уже собралась целая стая сказочно ярких птиц-страшилок, птиц-ужастиков и птиц-кошмариков.

Осталось ещё нечто гораздо более трудное: птиц нужно было прокалить в печи. Как это делать, Сабина не имела ни малейшего понятия.

«Не боги горшки обжигают», – сказала Сабина самой себе, выходя на цыпочках из мастерской. Тихонько прошмыгнув мимо кухни, она отправилась в свою комнату и включила компьютер.

Эксплуатация печей для обжига керамики – вбила она в гугле и погрузилась в чтение.

Когда Баба Грошенька объявила, что обед готов, Сабина уже считала себя экспертом в области эксплуатации печей для обжига керамики.

Здравый рассудок всё же велел ей подождать до вечера, когда бабушковое царство ослабнет ровно на одну свою половину, что значительно снизит риск непредвиденного вмешательства в её планы.

Но пока что обе бабушки сидели на балконе, размышляя над пагубным влиянием компьютеров на детей, что было не так уж и далеко от истины (как обнаружится вскоре).

Чтобы скрасить время в ожидании вечера, Сабина сообщила бабушкам, что идёт покататься на велосипеде, и, не встретив сопротивления, вывела своего бешено-розового «коня» на улицу.

Нащупав в кармане несколько мелких монет, Сабина решила зайти в любимую кондитерскую. Она знала там всех продавщиц, а все продавщицы знали её, и не нужно было произносить ни слова, чтобы ей тут же заворачивали её любимый карамельный эклер.

Однако на этот раз она решила устроить аттракцион невиданной щедрости. Купив не один, а два эклера, она покатила в сторону единственного в их районе нового высотного дома, втиснутого между маленькими старинными домиками.

Она остановилась и посмотрела вверх. Бобик сидел на балконе и лениво таращился на облака.

– Богдан! – закричала Сабина так громко, что стайка серых голубей испуганно сорвалась с тротуара.

– О! Пта… Сабина! – в голосе Бобика была слышна радость.

В ответ Сабина помахала свёртком.

– Эклеры, – объяснила она. – Объеденье, говорю тебе!

Комната Бобика – в которой она оказалась впервые – была очередной нормальной комнатой, с самой нормальной на свете мебелью и нормальной лампой с пластиковым абажуром. На стене висел постер, при виде которого у Сабины аж дыхание перехватило.

Постер «Ведьмака», как раз такой, о котором она сама давно мечтала…

– Классный, правда? – спросил Бобик.

Сабина молча кивнула.

– Это я выпросил в кинотеатре, – сказал Бобик и вдруг уставился на неё. – Слушай, а на каком фильме ты тогда была? Ну когда…

– Ни на каком, – Сабина решила рассказать правду. –