Король Матиуш Первый. Антось-волшебник - Януш Корчак

в чуланы жильцов. Бабушка зажгла свечку, и Антось, увидев в конце коридора бочку, спрятался за неё.

Набрав угля, бабушка пошла к выходу и только тогда хватилась внука. Окликнула его раз-другой и, решив, что он убежал, заперла дверь.

Оказавшись в кромешной тьме, Антось ничуть не струсил. Он был озабочен только одним: хватит ли у него сил поднять тяжёлый золотой слиток?

Пошарил в бочке: пусто. Нащупал ближайшую дверь и произнёс заветные слова: «Сезам, откройся!» Никакого результата. И ни вторая, ни третья дверь – ни одна не открылась.

Тычется он в темноте туда-сюда, где начало, где конец коридора, не знает, запутался совсем. Тишина мёртвая. Темень, глаз коли.

Может, тут духи водятся или крысы?

Страшно стало, и он заревел. Ведь он тогда ещё в школу не ходил.

– Мама! Бабушка! – закричал он и забарабанил в стенку кулаками.

Долго сидел он в подвале, потому что бабушка его не искала.

Он ведь часто убегал без спроса то к соседям, то на улицу и пропадал целыми часами.

– Мама! Бабушка! Папа! – всё кричал Антось и даже охрип.

Но на лестнице не слышно было: жильцы торопились, стуча каблуками. И потом, Антось не у двери стоял, а в дальнем конце, возле бочки.

К счастью, под лестницей остановился почтальон разобрать письма и газеты и услышал крик из подвала.

«Похоже, ребёнок плачет», – подумал он.

– Ты почему не откликался, когда бабушка звала? Зачем за бочку спрятался? – спрашивали его, а он молчал. Не потому, что наказания боялся, просто не хотел говорить, и всё. Думал, смеяться будут.

– Ох, Антось, Антось! Вечно у тебя проказы на уме, – вздыхала бабушка.

Как-то стоял Антось в воротах, курил папиросу. Затянется, выпустит дым и смотрит, как он завивается колечками.

Можно, конечно, вместо папиросы шоколадку купить: цена такая же. Но съешь её – и всё. То ли дело папироса: дым с важным видом пускаешь, как взрослый, на зависть ребятам.

Мимо шёл солдат и со смехом сказал, увидев маленького курильщика:

– Такой малявка, а курит!

А ребятам только того и надо: запрыгали вокруг Антося и ну орать:

– Малявка-козявка! Козявка-малявка!

Дразнили из зависти, из-за того, что не дал им покурить. Сами папиросу купить не решались: боялись, от родителей попадёт. С тех пор и прозвали Антося Малявкой.

С прозвищем дело обычное: если не показывать вида, что неприятно, забудут и перестанут дразнить. Ну а злишься – задразнят.

Антось злился, дрался. Но что может один против всех? Хочешь не хочешь, пришлось на Малявку откликаться.

Третий год ходит Антось в школу, но ни с кем по-настоящему не подружился. Хороших ребят мало. Все только прикидываются паиньками, особенно при взрослых.

Ведут себя примерно из страха, потому что дома наказывают и ругают. Так с детства и привыкают врать.

Антось тоже научился хитрить и выкручиваться. Говорит, к примеру:

– Не понимаю, чего вам от меня надо?

Хотя на самом деле прекрасно понимает.

Или:

– Сплошное враньё с начала и до конца!

Хотя в том, что говорят, есть доля правды.

– Он так отделал моего сына, что тот чуть не помер, – жалуются на него.

Или:

– Чуть руку ему не сломал.

«Чуть-чуть не считается! – мысленно возражает Антось. – Ещё и за то отвечать, чего не сделал?..»

Есть мальчики серьёзные, спокойные. Но среди них часто попадаются воображалы, тихони или недотроги. Только и слышишь от них:

– Отойди!

– Отстань!

– Не приставай!

Итак, Антось – в третьем классе. В школе на него тоже часто жалуются.

Когда он пришёл в первый класс, учительница его похвалила:

– Уже читать умеешь? Молодец! Кто тебя научил?

– Сам научился.

А что тут такого? Совсем нетрудно.

На свою беду, сел он за первую парту. И началось:

– Сиди прямо! Не вертись! Перестань разговаривать!

Попробовала бы сама целый урок просидеть неподвижно.

Дома можно подпереть голову рукой, слушая отца; откинуться на спинку дивана, когда мама рассказывает сказку; на сундук влезть, когда бабушка прошлое вспоминает. Можно, наконец, потянуться, зевнуть, встать с места, переспросить, если не понял.

А в школе, хочешь о чём-нибудь спросить, подымай руку и сиди, жди молча.

Понятно, ребят в классе много, если бы учительница с каждым разговаривала, остальные на голове бы ходили. Так-то оно так, но от этого не легче.

– Ну, как успехи? – спрашивает отец.

Антось в ответ бормочет что-то невразумительное.

– Что слышно в школе? – поинтересовался отец в другой раз.

– Ничего.

Не любит Антось говорить о школе.

Учительница пересадила его на четвёртую парту к окну. Но радости от этого мало: в окно всё равно не посмотришь!

И потом, на первой парте сосед был спокойный, покладистый, а на четвёртой – задира и приставала. То за ухо дёрнет исподтишка, то под бок толкнёт. Не больно, но обидно: чего лезет? Только повернёшься сказать, чтобы не приставал, а учительница:

– Не вертись!

– Я только хотел…

– Становись в угол!

– Наказываете ни за что… – бормочет Антось.

– Выйди из класса!

В конце концов вызывают в школу отца.

– Что ты там натворил?

– С мальчишкой одним подрался. Он разболтал, что меня Малявкой прозвали.

– Но ведь это правда.

– Ну и что? Одно дело – во дворе, а другое – в школе.

– Ты бы так ему и сказал.

– Как же, станет он меня слушать…

– Всё равно драться нельзя.

– Сам знаю.

– Ох, Антось, смотри, лопнет у меня терпение…

Потом учительница как-то пожаловалась отцу, что Антось не слушается, дерётся и ругается, плохо относится к товарищам.

– Ты уж как-нибудь постарайся, сынок, вести себя хорошо, – сказал огорчённо отец.

Антось старается, да толку мало. День-два всё идёт гладко, а потом непременно стрясётся что-нибудь.

Сидевший перед ним мальчишка нарочно сдвинул локтем его тетрадь.

– Убери руку, – прошипел Антось.

– Не уберу!

– Погоди, получишь у меня на перемене.

– Подумаешь, испугал!

Антось хотел отодвинуть его руку, а тот толкнул нарочно чернильницу. Чернила пролились. И вместо того чтобы признаться, он стал врать, выкручиваться. И учительница ему поверила!

Другим всё сходит с рук, а ему – нет. Как ни старается – ничего не выходит.

На уроке пронесёт – на перемене нарвёшься на замечание. Даже зло на себя берёт. И стараться больше не хочется.

Иной раз будто чёрт дёрнет выкинуть что-нибудь.

Идёт, к примеру, урок арифметики, и кажется, конца ему не будет. Скука смертная. Даже сам учитель на часы поглядывает: никак звонка не дождётся.

«Что бы такое придумать, чтобы урок пролетел поскорей?»

И Антось придумал: вскочил на скамейку да как заорёт:

– Ой, мышь, мышь! Вон там