Энола Холмс и зловещие знаки - Нэнси Спрингер

последней, и по неестественно вытянутым спинам и задранным подбородкам фрейлин читалось, что они поступили чрезвычайно благородно, согласившись принять столь непримечательную особу.

— Мы уже разговаривали с полицией, — с лёгкой досадой добавила Персиковая Мэри. — Так что ваш... доктор Рагостин желает знать?

Прилежно играя свою роль, я сняла хлопковые летние перчатки жёлто-бежевого цвета, бросила их в маленький саквояж и извлекла из него блокнот с карандашом:

— Во-первых, с какой целью вы и ваша благородная госпожа отправились в Мерилибон?

— «Цель» не самое подходящее слово, — резко ответила Бирюза. — Нашей милой Бланшфлёр не нужна причина, чтобы пойти туда, куда ей заблагорассудится.

«Нашей милой Бланшфлёр»? Не «нашей дорогой леди» или «нашей любезной госпоже»? Похоже, герцогиня и её фрейлины удивительно близки.

— Её милость была... нет, есть и сейчас... — фрейлина замялась. — У неё свободный дух...

— Юный, — вставила Персик, которой и самой было не больше двадцати. — Она любительница безобидных приключений, и размеренная, спокойная жизнь кажется ей скучной, и если каприз может хоть ненадолго поднять ей настроение... — В её близко посаженных глазах заблестели слёзы.

Я с немалым удивлением отметила про себя, что обе Мэри искренне привязаны к своей госпоже.

— Каприз? — уточнила я.

— Да. Ей хотелось побывать в самых презираемых уголках города. От кого-то она слышала, что районы можно определять по фонарям...

Действительно, меня и саму восхищали едва заметные различия в их форме, и я тут же почувствовала определённую приязнь к молодой жене герцога Луи Орландо дель Кампо.

— ...и ей нравилось их рассматривать, поэтому мы разъезжали в экипаже по Лондону и прогуливались по разным местам.

— Вполне естественный интерес, — убедила их я и продолжила: — Итак, вчера вы посетили Бейкер-стрит? И станцию метро?

— Да. Разумеется, никому из нас и в голову не пришло бы туда спуститься! Ни в коем случае! Ведь там может стоять запах сигарного дыма, эля и копчёной сельди!

— Мы всего лишь проходили мимо, но у лестницы нам встретилось бедное старое создание...

— Она плакала и стонала, уверяя нас, что страдает от водянки, не может сойти по ступенькам и опоздает на поезд. Теперь я даже не сомневаюсь, что она была в сговоре с похитителями! — заявила Бирюза. — Само собой, тогда мы о таком и подумать не могли, и наша добрая Бланшфлёр...

Они посмотрели мне за плечо, и так пристально, что я не выдержала и обернулась. На стене за мной висел портрет очаровательной леди в полный рост. Её светлые волосы, изящные черты и чувственные, добрые глаза поразительно контрастировали с великолепными одеждами из красного бархата, вышитыми золотым бисером.

— Это она?! — невольно воскликнула я, поскольку из-за внешности самого герцога представляла его супругу такой же пылкой и экзотичной, хоть и знала, что её отец английский граф, а мать француженка.

— Да, это наша милая госпожа, но в жизни она ещё прекраснее, — с трепетной нежностью и любовью в голосе произнесла Персик. — У неё ангельское личико, великодушное сердце и душа ребёнка — добрая, открытая к сочувствию...

— Нет на свете человека терпеливее и жертвеннее... — вставила Бирюза и тут же осеклась. Мне стало неловко, когда я увидела, как плачет эта гордая, заносчивая леди.

— Тише, милая, тише, — стала успокаивать её другая Мэри. — Разве же мы знали? Разве могли предугадать? — Она повернулась ко мне объясниться: — Мы чувствуем себя виноватыми, но всё произошло так быстро и спонтанно...

— Будь проклята эта беззубая старуха с щетинистым подбородком! — причитала Бирюза, горько всхлипывая.

— Она стала звать нашу госпожу, — добавила Персик и сказала, пытаясь изобразить говор кокни: — «Ох, неужто святая Мадонна спустилась на землю? Помохи мне, добрая душа, помохи бедной старой женщине. Лестница, беда вот, крутая, боюсь, как бы не упасть, а там и дух вон, но я же вижу по лицу твому, ну прям как у ангела...»

— Хватит! — хрипло оборвала её Бирюза.

— Всё равно я дальше не помню, — отмахнулась Персиковая Мэри. — Ведь к тому моменту наша милая безрассудная Бланшфлёр уже вела старую попрошайку вниз по ступенькам и мы упустили её из виду.

Фрейлины в этом не признались, однако я подозревала, что они застыли на тротуаре как громом поражённые.

— Как выглядела старуха? — спросила я.

— Как жаба в самом кошмарном соломенном капоре на свете, потрёпанном и покосившемся, — злобно произнесла Бирюза, смахивая слёзы. — Я сказала Мэри: «Ты иди за Бланшфлёр, а я останусь здесь — на случай, если вы разминётесь».

Уверена, по этому поводу они не сразу достигли согласия, однако и об этом мы говорить не стали. Вполне вероятно, что прошло какое-то время, прежде чем одна из фрейлин спустилась в метро.

— Я искала повсюду, среди самых жутких и грязных проходимцев, по всей платформе — её нигде не было! Я даже заглянула в кладовку под металлической лестницей...

— Со своей стороны могу вас заверить, что наверх она не поднималась, — заявила вторая. — Должно быть, ты её проглядела!

— Я везде посмотрела!

— А что старуха? — спросила я, надеясь предотвратить назревающую ссору.

— Пропала, словно её и не было! Исчезла бесследно! Как и наша милая Бланшфлёр!

Глава четвёртая

ОНИ ПРЕБЫВАЛИ В ТАКОМ ОТЧАЯНИИ, что лишь самый жестокосердный человек осмелился бы продолжить расспросы. Я убрала блокнот и поднялась ровно в ту же минуту, когда с первого этажа донёсся гневный голос:

— ...заголовки в каждой газете — «Похищенная красавица из высшего света», «Ошеломляющее исчезновение дочери графа», «Пропала супруга испанского дворянина»...

Я сразу поняла, кто это.

Мой брат Шерлок!

— ...однако с утренней почтой ничего не пришло?!

Ответ я не разобрала, но он явно был утвердительным.

— Боюсь, их отпугнул интерес прессы, — с возмущением добавил Шерлок. — А пока мы не получим письмо с требованием выкупа, руки у нас, считайте, связаны.

Меня удивили его слова — по-моему, ещё много всего можно сделать. Так или иначе, я не могла выйти из будуара, пока он здесь.

— А... мм, вы не могли бы описать наряд её милости на той судьбоносной прогулке, когда вы видели её в последний раз? — спросила я обеих Мэри.

Они с готовностью описали его во всех подробностях:

— О, на ней было новое платье