Когда лопата у могильщика ржавеет - Алан Брэдли

Глаза Ундины медленно повернулись в мою сторону и начали с трудом фокусироваться.

– Твоя чайная компания, – повторила я. – Завтрак в постель каждому. Я и сама не против поучаствовать. Скажем, десять фунтов? Я предполагаю, кто первым инвестирует, тому бог подает?

Краешком губ Ундина начала улыбаться. Она пошевелила пересохшими губами:

– Этот человек бил меня головой о запасное колесо. У меня шея болит.

– Могу себе представить, – сказал Доггер. – Мисс Флавия позвонит в полицию, как только закипит чайник.

Полиция! Я совсем забыла об этом. Надо срочно позвонить констеблю Линнету, пока наш преступник не сбежал, если он еще это не сделал.

Без дальнейшего промедления я бросилась к буфету под лестницей, где среди заплесневелых стопок газет стоял телефонный аппарат.

Я сняла трубку и нажала на рычаг.

– Соедините меня, пожалуйста, с констеблем Линнетом, – попросила я, пытаясь говорить спокойно.

Послышалось надменное фырканье мисс Рансимен, ожидающей, что я начну к ней подлизываться, пока меня соединяют.

– Какие-то проблемы? – спросила она.

Я сделала вид, что не слышу ее, и потерла трубку о волосы, имитируя неполадки с телефоном.

– Алло? – сказала она. Я хранила радиомолчание, пока наконец не услышала звонок телефона в доме констебля. Мне сразу же ответили.

– Полиция. Бишоп-Лейси. Констебль Линнет у телефона, – сказал он.

– Флавия де Люс из Букшоу, – заговорила я. – В восточном лесу вооруженный человек. Его зовут Престон Мэлоун. Он напал на мою кузину Ундину. Мы его вырубили. Вы не могли бы его арестовать?

– Я знаю это место, – сказал констебль Линнет.

Я не смогла сдержать улыбку. В Букшоу неоднократно говорили, что в утреннем тумане отцовских фазанов стреляет браконьер в полосатой одежде – и это не в библейском смысле слова.

– У него повреждена нога. Не уверена, может ли он ходить.

– Я немедленно займусь этим делом, мисс.

И с этими словами он отключился.

Меня внезапно охватило непреодолимое желание помчаться в лес, чтобы оказаться на месте действия. Я бы все отдала, чтобы быть там, когда на его волосатых лапищах застегнутся наручники! Этот зверь напал на Ундину, и моя первобытная часть хотела вздернуть его за это.

Но я возразила сама себе: постой, Флавия. Он же не убил ее? Так далеко он не зашел. Хотя мог бы. Кто знает, куда бы он ее отвез и что бы с ней сделал, если бы не появилась я?

Смертный приговор и казнь преступника – это общественное возмездие за преступление против человека. Личная месть не дозволена, и очень жаль.

Если бы это зависело от меня, я бы привязывала тех, кто обижает маленьких девочек, к мишени на южной лужайке, чтобы любой желающий мог выстрелить в него из бесплатного комплекта лука со стрелами.

Осознав собственную кровожадность, я вздрогнула. Наверняка мы слишком цивилизованы для этого. Наверняка наш мозг должен был эволюционировать со времен каменного века?

Какой я буду, если с меня сорвать маску? Любопытно. Какая она, настоящая Флавия де Люс? И что она обо мне думает?

Я размышляла на эту тему, возвращаясь на кухню.

Ундина сидела на краю стола, Доггер только что снял чайник с плиты.

– Ложись! – велела я.

Ундина посмотрела на меня с таким видом, словно я ударила ее по лицу, но послушалась и легла на спину.

Я дрожала непонятно почему. Может, у меня тоже шок?

Или просто волнуюсь, что упущу возможность омыть ее кровоточащий лоб горячей водой?

Доггер достал эмалированный тазик и вылил туда чайник. С помощью вилки он подцепил клочок марли, намочил и слегка помахал в воздухе, чтобы остудить.

Он протянул мне марлю, и я сжала ее двумя пальцами, делая вид, что мне не горячо. Сложила марлю несколько раз и прижала к порезу на голове Ундины.

– Может немного щипать, – предупредила я, как положено. Это обычай, вероятно, ведет во времена Инквизиции, когда палачи готовились к тому, чтобы отрезать жертве язык.

Я легко похлопала марлевым тампоном по свернувшейся крови.

– Ой-й-й! – крикнула она, сжимаясь в комок.

Я стиснула ее плечо, удерживая на месте, и продолжила промывать рану, время от времени споласкивая марлю, хотя горячая вода обжигала мои пальцы.

Доггер одобрительно смотрел на меня, и я не хотела его разочаровать.

Наверное, так себя чувствовала Флоренс Найтингейл. Я мысленно слышала грохот артиллерии и пронзительные звуки горна. Это опьяняло.

– Отличная работа, – сказал Доггер, подойдя ко мне. Он откуда-то извлек иглу и катушку черных ниток, отрезал большой кусок и опустил иголку и нитку в таз с горячей водой.

Он достал из кармана брусок оранжевого карболового мыла и тщательно вымыл руки.

– Осторожно, Доггер, – сказала я. – Вода горячая.

– Да, – спокойно сказал он, подняв руки. – В этом весь смысл, не так ли?

Он выудил иголку и нитку из воды и достал из другого кармана маленькую серебряную фляжку, намочил уголок носового платка и промокнул рану Ундины.

Она до боли стиснула мою руку. Я бережно разжала ее пальцы, но она снова вцепилась в меня.

– Это охотничья медицина, – сказал Доггер. – Вишневый ликер. Егермейстер оскорбился бы.

Насколько я знаю, в Букшоу мы никогда не охотились, но наши соседи этим увлекались, и считалось невежливым не предложить им выпить из маленьких серебряных рюмок, когда они внезапно объявлялись у нас во дворе на взмыленных лошадях в сопровождении воющих гончих и поющего горна.

Ундина выдавила слабую улыбку, когда Доггер начал зашивать рану. Я не могла на это смотреть, у меня свело желудок при виде иглы, протыкающей кожу. Но когда он закончил, и я осмелилась взглянуть, то увидела, что его работа могла бы составить честь лондонской швее.

– Ты это уже делал, – сказала я.

– Со временем… учишься, – тихо заметил Доггер, а потом добавил: – Теперь подумаем о подходящем наряде. Вы предпочитаете выглядеть героически или по-пиратски?

– Как Борис Карлофф в «Мумии», – решила Ундина.

– Хорошо, – сказал он. – Позвольте отлучиться ненадолго.

Он тихо выскользнул их кухни, и я поняла, что он пошел за аптечкой из «Роллс-Ройса», содержавшей обширный набор медицинских принадлежностей из «Хэрродса», которые могли составить конкуренцию полевому госпиталю. Там было все – от повязок до складных носилок, от йода до морфия.

– Расскажи, что произошло в лесу? – попросила я.

Ундина медленно покачала головой.

– Моя голова, – сказала она. – Наверное, я вырубилась. Он пережал мне сонную артерию – кажется, большим пальцем. Давил на голову. Мне казалось, я уже слышу пение ангелов.

– Сомневаюсь, – сказала я. – Ангелы не поют для соплячек с корзинами ядовитых грибов.

На ее лице засияла неземная улыбка.

– Я неплохо насовала ему в нос, да, Флавия?

– Определенно, – подтвердила я. – Он это