Спортивное предложение - Джеймс Олдридж

засоленной земли. Мы стояли босыми ногами по щиколотку в черной, вязкой грязи и с любопытством смотрели на Скотти, голубые глаза которого еще блестели от злости и негодования. Он рассказал нам, как констебль Питерс привез его в «мармоне» и высадил на глинистой дороге за милю до фермы да еще пообещал упрятать за решетку, если он снова вздумает безобразничать в городе.

— Почему ты так уверен, что это Тэфф? — спросил я его.

— Почему я уверен? — возмутился Скотти. — Откуда я знаю, что это Тэфф? — повторил он, еще не представляя, как понятнее объяснить. — Ну, например, я знаю, кто вы такие или не знаю?

— Но это совсем другое дело…

— Нет, не другое. Я гляжу на вас и узнаю. Почему же мне не узнать Тэффа?

— Это никого не убедит, — возразил я.

— А я вот убежден, — вмешался Том.

— Я тоже, — сказал Скотти.

— Ну ладно. Но как же, по-твоему, он к ним попал?

— Почем я знаю! Может, им продал его Дормен Уокер.

— Нет! Блю Уотерс при всех рассказывал, что привел пони прямо из табуна.

— Плевать мне на Блю Уотерса!

— А может, Тэфф все-таки переплыл реку и сам пристал к табуну? — спросил Том.

Скотти презрительно фыркнул:

— Тэфф никогда не подойдет близко к воде. Они увели его как-то по-другому. А только я знаю, что это Тэфф.

Возразить было трудно, и я замолчал, но, когда мы спросили, что же он собирается предпринять, Скотти хитро прищурился:

— Не знаю. Что-нибудь придумаю.

— Они ни за что не отдадут его, — с жаром сказал Том. — Они тебя и близко не подпустят к «Риверсайду».

— А что говорит твой отец? — спросил я Скотти.

— Он говорит, лучше отступиться, если даже это Тэфф. Говорит, что на этом деле надо поставить крест, вот и все.

— Он прав, Скотти, — сказал я с горечью. — Джози Эйр ни за что не расстанется с Бо, пусть это даже Тэфф. Ни за что!

— Ладно! — В голосе Скотти послышалась угроза. — Пусть попробует не отдать… Я тогда…

Он не договорил, не зная, видимо, сам, что он тогда сделает.

Утром в понедельник выяснилось, что случай на выставке немало всполошил Эйров. Блю рассказывал собутыльникам, что Эллисон допрашивал его с пристрастием насчет того, как отловили пони, когда и где, и есть ли хоть малейшее сомнение в том, что он был в диком табуне. Узнали это мы от Арка Аркрайта, сына владельца «Белого лебедя», единственного мальчика, которому разрешалось бывать в баре и который поэтому знал все, что могло нас интересовать.

— Не понимаю, почему Эллисон так нервничает, — удивлялся Блю. — Он ведь сам видел, как мы привели Бо с тремя другими пони из дикого табуна. Мог бы меня и не допрашивать.

— Ну и что? — сказал Даути Эндрюс; механик Даути был из городских скептиков. — Ведь прошли уже месяцы, с тех пор как у Скотти пропал пони, за это время лошадь вполне может одичать. Да он и всегда-то был полудикий: вспомните, как скакал на нем этот маленький чертенок…

— Да, но при чем тут Бо? — пожал плечами Блю. — Бо был дикарем, когда мы притащили его из буша. Сколько я с ним возился!.. Ни хрена вы не смыслите в лошадях! — высокомерно заявил Блю после десятого запотевшего стакана легкого «фостера», когда пора уже было подвести черту. — Подойти к этому пони и то нельзя было. Это был самый настоящий дикий жеребец. Я же видел, как вы не понимаете. Видел собственными глазами.

— Ах, «подойти нельзя»! А когда Скотти Пири ездил на нем, можно было? — ладил свое новоявленный сторонник Скотти, забрызганный грязью фермер по кличке «Домовой». Он был лучшим трубачом в городском оркестре и главным противником Блю Уотерса в любом споре.

Блю предложил ему заткнуть рот трубой.

— Ты просто хозяйский прихвостень, Блю, — спокойно отпарировал Домовой.

Спорящие перешли на личности, даже Скотти и Тэфф вскоре были забыты.

А дома отец сообщил нам, что к нему в контору приходил Дормен Уокер и спрашивал, что говорит закон в подобных случаях.

— Я сказал ему, что подобные случаи законом не предусмотрены. Дормен Уокер, видно, хочет заполучить пони, но боится вступить в конфликт с Эллисоном Эйром.

— В какой конфликт? — спросил Том. — И при чем тут Дормен Уокер?

Отец разъяснил Тому: когда идет спор о владении чем-либо, только суд может надлежащим образом, по закону, разрешить его. Вот почему Дормен Уокер интересуется законом.

— Но ведь этот пони принадлежит Скотти, — не понимал Том.

— А тебе откуда это известно? — спросил отец.

— Просто я знаю, и всё, — сказал Том.

— А если Джози Эйр скажет, что она тоже «просто знает», тогда что?

Том промолчал.

— Пони находится у Джози, — подчеркнул отец, — а это почти решающее доказательство в подобном споре.

— А если это и в самом деле пони Скотти Пири? — спросила мать.

— Пири должны представить доказательства. Думаю, это безнадежное дело.

— А я не думаю, что это Тэфф, — сказала Джинни. — Вы говорите так потому, что дружите со Скотти. А я сочувствую Джози и считаю, что пони принадлежит ей.

Так начала раскалываться и наша семья, и не на принципиальной основе, на чем всегда настаивал отец, а в зависимости от личных симпатий и влечений.

ГЛАВА IX

♦

Шли последние долгие летние дни, вот-вот должны были начаться занятия в школе.

Река все еще была по-летнему мелководной, даже мельче обычного, но все мы, жившие возле реки, до конца старались использовать ее оскудевшие дары. Мы устраивали состязания в грязноватой и мутной воде: ныряли как можно глубже в донные ямы или прыгали с берега на берег через узкую стремнину, ползали наперегонки по ничтожной глубине в два дюйма между песчаными отмелями.

Ночью, лежа в своей кровати на веранде, я прислушивался к лягушачьему концерту на болотах острова Пентал. Лягушачьи трели заполняли собой весь огромный простор, всю пустоту вокруг нас…

Я любил этот простор при дневном свете, но ночью мне казалось, что необъятная пустота и безмолвие уничтожают все, чем богата жизнь. Ночью не было железных дорог, электрического света, ни единого трепещущего огонька, не было автомобилей, телефонов. Это зимой. А летом лягушачьи концерты заполняли эту пустоту и тишину. Поэтому я любил лягушек.

И я думал: а как же Скотти Пири? Ведь он, случается, по две-три ночи проводит на этом кишащем лягушками острове.

Последнее время Скотти все больше стремился к уединению. Я знал, что сейчас он как раз на острове. Мы встретили на улице его мать и по ее печальным глазам