Елена Ильина - Это моя школа

Между тем поезд на глазах у Тани и Миши ожил и стал похожим на густо населенный дом. На площадках теснились люди. Окна были приспущены, и пассажиры, выглядывая, громко разговаривали с теми, кто стоял перед вагоном на платформе.

Какая-то совсем маленькая девочка важно сидела на столике вагона с большой куклой в руках, и Миша позавидовал и девочке, и даже кукле, что они так удобно устроились у самого окна и что поезд повезет их куда-то далеко…

Черная минутная стрелка опять качнулась и стала на цифре «восемь», слившись с другой стрелкой поменьше, — часовой.

— Просто не понимаю! — сказала Таня. — Он опоздают. Осталось всего пятнадцать минут!

Целая волна новых пассажиров влилась через решетчатые приоткрытые наполовину воротца. Вот компания каких-то туристов с дорожными мешками за спиной и в одинаковых шапочках. Вон целая семья — мать, отец, четверо детей. Все они бегут, как будто поезд уже отходит. Мать кричит: «Скорее, скорее! Костя, возьми Зинушку! Петя, держи Васю за руку! Саша, не потеряй чемоданчик!»

Миша с тревогой и сочувствием поглядел им вслед.

— Ох, — сказал он, — и чемоданчик, пожалуй потеряют и Васю, наверно…

Таня удивилась:

— Это еще почему?

Миша пожал плечами:

— Ясно, почему. Чемоданчик, видно, довольно таки тяжелый, а Вася — еще тяжелей. Ты посмотри, какой он толстый!

Таня засмеялась:

— Ничего, объявят по радио: «Утеряны чемоданчик и мальчик. Чемодан — маленький, черненький, а мальчик — беленький, толстенький»! Их сразу и найдут.

Миша недоверчиво посмотрел на нее — шутит она или говорит всерьез? Но в эту минуту Таня крепко сжала его руку:

— Смотри-ка, Мишук! Кажется, они…

И в самом деле, в толпе у входа на перрон замелькали белые передники и красные галстуки.

— Они! Они! — закричал Миша и со всех ног кинулся навстречу Кате, ее одноклассницам и таинственному Сереже, темная куртка которого едва виднелась за оборками белых передников и пышными бантами провожающих его школьниц.

Таня волей-неволей побежала вслед за Мишей.

— Танюша! А мы чуть-чуть не опоздали! — взволнованно заговорила Катя, увидев старшую сестру. — Вы давно здесь?

— Ужасно давно! — крикнул Миша. — Наверно, целых два часа!

— Не особенно давно, — сказала Таня, — минут двадцать, не больше. Здравствуйте, Анна Сергеевна!

— Здравствуйте, Танечка!.. Валентина Егоровна, это старшая сестра Кати Снегиревой, будущая учительница, уже на второй курс переходит. Наша с нами, можно сказать, смена.

Валентина Егоровна, улыбаясь, пожала Тане руку:

— Очень рада. Познакомьтесь, Танечка, с моими питомцами.

— Да я уже с ними почти знакома, — ответила Таня. — Катюша так много про них рассказывала, что я сразу всех узнала. Это, конечно, Сережа, это — Алик, а это — Маша… — Таня обвела глазами всю компанию. — А где же…

— Андрей Иванович придет попозже, — сказала Анна Сергеевна, поняв ее вопросительный взгляд. Он звонил в школу, что его задержали…

— Но ведь уже без четверти восемь!

— В самом деле, — сказала Валентина Егоровна. — До отхода поезда — считаные минуты.

Все беспокойно посмотрели на часы. Стрелка опять слегка подпрыгнула и перешла на следующее деление.

— Ой, осталось всего девять минут! — сказала Ира Ладыгина. — Сережа, что ты будешь делать если твой Андрей Иванович опоздает?

— Он не опоздает, — неторопливо и с полной уверенностью сказал Сережа.

— Конечно! — горячо подхватила Катя. — Разве он может опоздать! Даже смешно говорить…

Анна Сергеевна, улыбаясь, посмотрела на них обоих.

— Я думаю, Сережа с Катей совершенно правы, — сказала она и почему-то посмотрела на Таню. — Беспокоиться нам нечего. Человек военный, сумеет рас считать время…

— Да ведь осталось всего семь минут! — испуганно сказала Аня.

— Целых семь минут, — спокойно повторила Анна Сергеевна. — Это вовсе не такой маленький срок, как вам кажется.

— Ясное дело! — решительно подтвердил Миша. Он смотрел во все глаза на Сережу и осторожно, ласково поглаживал его чемоданчик. — Сережа, а Сережа, — наконец не выдержал он. — А тебе, как только ты приедешь, так сразу и дадут морскую форму?

Сережа слегка улыбнулся:

— Осенью дадут.

— Так зачем же ты теперь едешь?

Все засмеялись. Но Сережа посмотрел серьезно на Мишу и ответил обстоятельно:

— Я пока что буду жить у Андрея Ивановича. У него скоро отпуск, и мы вместе поедем путешествовать.

Миша даже захлебнулся от восторга:

— Путешествовать! На Северный полюс? Да?

Алик громко засмеялся, а Сережа ответил вполне серьезно, без улыбки:

— Нет, брат, не на Северный полюс, а на Северный Кавказ. Но это тоже довольно далеко…

— Катя, слышишь? — Миша дернул Катю за рукав. — Далеко поедут!

Катя молча кивнула головой.

Она сама не знала, отчего на душе у нее сейчас такая странная тревога — и грустно и весело вместе. Какие-то новые мысли теснились у нее в голове. Она думала о том, что вот Валентина Егоровна провожает сейчас своего Сережу почти так же, как Анна Сергеевна проводила нынче их, хоть они никуда не уезжают и, может быть, будут каждый день встречаться с ней в школьном коридоре. А все-таки она, Катя, и все ее подруги как будто проехали часть пути, и теперь у них пересадка. Каждому надо найти свое место и ничего не растерять в дороге и никого не забыть из тех, кто остается.

Она смотрела на вагонные окна с раздвинутыми занавесками, на светящиеся колокольчики желтых абажуров, и ей казалось, что это она, Катя, едет куда-то. Так бывает, когда пароход отчаливает от пристани. Кажется, что не пароход отошел, а пристань поплыла. А рядом шел отрывистый предотъездный разговор. Катя и слышала и не слышала его.

— Сереженька, как только приедете, сразу же напиши, — говорила Валентина Егоровна, снимая какую-то пушинку с Сережиного рукава.

Сережа, не отвечая, несколько раз кивнул головой. И Катя вдруг поняла, что ему трудно говорить от скрытого волнения.

— Решето, слышишь? На зимние каникулы обязательно приезжай, — говорил Алик.

— Ладно уж. Приеду… в отпуск, — негромко ответил Сережа.

Маша насмешливо и ласково посмотрела на него:

— Ишь какой! «В отпуск»…

— Так в Нахимовском говорят.

— А ты откуда знаешь?

— Читал… — еще тише ответил Сережа.

В эту минуту по всему перрону разнесся чей-то очень громкий спокойный голос:

— Внимание! Через пять минут — в девятнадцать пятьдесят пять — от первого пути отправляется скорый поезд номер тридцать «Москва — Ленинград». Повторяю: через пять минут…

— Слышите, до отхода поезда всего пять минут, — сказала Валентина Егоровна. — Я уж начинаю волноваться. Где же, в самом деле, Андрей Иванович?

— А вот он! — не без гордости ответил Сережа. — Идет!

Все разом обернулись. По платформе быстро шел Андрей Иванович Артемов.

В одной руке у него были портфель и трубка с чертежами, в другой — большой букет цветов.

— Ну, дорогие провожающие, — весело сказал он, подходя к вагону, — вы нам цветов не принесли, так я вам принес! Возьмите скорей, а я билеты достану. — И, сунув букет в руки Тане, он принялся рыться в бумажнике. — Уж вы простите, — говорил он, вытаскивая желтенькие картонки билетов и белые листки плацкарт, — здороваться ни с кем не буду, а то попрощаться не успею. Валентина Егоровна, не беспокойтесь о нас — все будет отлично. Мы вам будем часто писать, и вы все нам почаще пишите. — Он искоса поглядел на Таню. — Ну вот, товарищ проводник, держите наши билеты.

— В порядочке, — сказала пожилая проводница. — Заходите в вагон. Отправление скоро.

— Сергей, прощайся!

Сережа растерянно посмотрел вокруг, как будто не зная, с кого начать. Но тут Валентина Егоровна быстро подошла к нему, крепко обняла его и поцеловала в голову:

— Иди, иди, мальчик!

Множество рук протянулось к нему, он молча потряс их и, круто повернувшись, вскочил на площадку вагона. Вслед за ним вошел и Андрей Артемов.

Катя поглядела на часы. До отхода поезда осталась еще одна — последняя — минута. Сережа стоял рядом с высоким и худощавым Андреем Ивановичем и от этого казался меньше.

Кате на минутку показалось, что глаза у него как-то влажно блестят. Но он нахмурился и, немножко наклонившись вперед, сказал:

— Смотри, Бульба, береги Грачика. А ты, Маша пиши. А то от Тараса письма не дождешься. Он писать не любит.

— А ты нас не забывай! — сказала Маша. — У тебя там много товарищей будет.

— Никогда не забуду, — тихо ответил Сережа.

И все замолчали.

Кате вдруг захотелось, чтобы поезд поскорее тронулся: для разговора уже не было времени, и все стояли немного смущенные, и Сережа, видно, был смущен, потому что все смотрели на него не спуская глаз.