Около музыки и другие рассказы - Нина Сергеевна Дашевская

Роберт часто бывал в Вильнюсе. Они каждый год приезжали сюда к папиным друзьям, а потом они ехали дальше, в Палангу — на море. Но в этом году у папы оказалась срочная работа, и моря не получалось. Зато в Вильнюс на выходные поехали всё равно.

Роберт знал самые узкие улочки Старого Города как свои пять пальцев. Из-за светлых нестриженых волос его часто принимали за местного, литовца, и он легко объяснял прохожим дорогу, один раз даже по-английски.

Сейчас он шёл к высокой башне университета — там они договорились встретиться с папой. Ровно в пять. Роберт немного опаздывал — впрочем, как всегда, — и тут у него развязался шнурок. Есть такой бестолковый сорт шнурков — вечно развязывается. Роберт наклонился — и вдруг увидел дверцу. Это было очень странно; раньше он её не замечал. Может быть, потому, что она была маленькая — в половину его роста. Настоящая, обитая кованым железом дверь в каменной стене. Роберт зачем-то взялся за тяжёлое кольцо, и дверь со скрипом приоткрылась. Узкие ступени вели в тёмный подвал.

Роберт, конечно, был не такой дурак, чтобы лезть куда попало. Но в жизни бывают моменты, когда понимаешь, что не дурак — а всё равно лезешь. В общем, Роберт опустился на четвереньки и прополз внутрь. Правда, он тут же придумал себе котёнка. То есть если его кто-нибудь застукает в чужом подвале, то он скажет, что ищет своего котёнка. Хотя, похоже, здесь всё равно никого нет. И не было. Лет этак двести.

Ступеньки были узкие и стёртые, и пару раз Роберт чуть не загремел вниз. Пахло сыростью и грибами. Роберт поёжился и оглянулся — узкая щель света была уже далеко. Ничего себе подвал! Потом лестница повернула вправо — и вскоре стало совсем темно. Роберт включил телефон — осветились на миг низкие каменные своды, поросшие мхом, и экран погас. Села батарейка, как всегда вовремя! Зато кончилась и лестница, и начался просто длинный коридор. Роберт взялся левой рукой за стену. Он решил, что если туннель раздвоится, то он повернёт налево. Он читал, что при прохождении лабиринтов действует правило «левой руки» — если всегда держаться одной стороны, то не заблудишься. Но правило не пригодилось: туннель шёл прямо, только становился всё уже. Вдруг запахло тиной. Откуда здесь водоросли? Ведь до моря триста километров!

От папы, конечно, влетит. Хотя это ерунда. Найти подземный ход — такое, может, раз в жизни бывает! Время стало каким-то странным: может, прошёл целый час, а может — пять минут. А что, если этот туннель бесконечно длинный? Когда ему надо решать, что пора назад?… Стены какие странные. Больше похоже не на каменный подвал, а на настоящую пещеру. Ага, он стал видеть стены! Значит, откуда-то идёт свет!

Да, определённо становилось светлее. Вдруг пещера резко стала подниматься вверх; и неожиданно сквозь какие-то ветки он увидел небо. Вот и выход! Роберт продрался через кусты шиповника и сначала чуть не ослеп от яркого солнца. Зажмурился, открыл глаза — перед ним была высокая песчаная дюна, поросшая редкой жёсткой травой. Из-за неё раздавался мерный шум, будто где-то рядом шёл поезд. Вокруг росли кусты шиповника и молодые сосенки. Роберт взобрался на дюну и увидел море. Оно было большое. Море-море-море.

Роберт засмеялся. Ветер растрепал его волосы, бросил в лицо песком. Сильные волны набегали на берег, швырялись круглыми камешками. На соседней дюне стояла большая грязно-белая собака. Уши у неё были острые, как у волка. Она тоже смотрела на море и улыбалась, высунув язык. Кроме неё на пляже не было ни души. Роберт свистнул, собака лениво вильнула хвостом, но по-прежнему смотрела только на море. Роберт, увязая в песке, побежал вниз. Поднял несколько камешков, сунул в карман, отбежал от особенно длинной волны — она успела лизнуть его кроссовки. Ветер дул прямо в лицо, а Роберт стоял и смотрел на море. А потом пошёл по пляжу, поддевая ногой камешки.

Но тут у него опять развязался шнурок. Роберт наклонился, а когда поднял глаза — никакого моря не было. Он по-прежнему стоял на узкой улочке Старого города у знакомой стены — правда, дверца тоже исчезла. Роберт зажмурился, покрутил головой, открыл глаза — да, точно, он в Вильнюсе!

«Бам-м-м! — ударил колокол на башне Университета, — бам-м!» И ещё, и ещё — пять раз. Как, сейчас ещё только пять часов?! Ведь когда Роберт бежал на встречу с папой, было почти пять! Значит, ничего этого не было? Показалось?!

Роберт сунул руку в карман и достал морской камешек. Наверное, с прошлого года лежит. У него во всех карманах камни. Ничего не было, показалось. Роберт тряхнул головой и побежал скорее к башне.

…И тут он увидел собаку. Большую грязно-белую собаку с острыми, как у волка, ушами. Собака посмотрела на Роберта и, кажется, улыбнулась. И вдруг изо всех сил отряхнулась. И солёные морские брызги полетели Роберту прямо в лицо.

Кататоходец

— Трус, — говорит мне Петер.

— И ничего не трус, — говорю я. — Просто не хочу.

— Да ты не бойся, — ласково говорит мне Шмулик, — я раньше тоже боялся, а теперь вообще не страшно!

Вот же, а. Так бы и двинул Шмулику этому.

— Не хочу, и всё! Не боюсь я!

Петер подошёл ко мне близко-близко. Я даже увидел маленькие крапинки в его выцветших глазах.

— Докажи, что не боишься.

— Не буду вам ничего доказывать! Хотите — летайте сами, чего привязались!

Петер презрительно плюнул.

— Ладно, моя очередь, — миролюбиво сказал Шмулик и полетел.

У-у-у-ух-х-х! — всего-то секунда. И за это время моё сердце успевает сгонять в желудок и обратно, как шарик на резинке.

Изо всех сил вдыхаю запах сосновых иголок. Вот за этот запах люблю это место; надо же было так испортить его тарзанкой. Канат привязан к толстой сосновой ветке