Около музыки и другие рассказы - Нина Сергеевна Дашевская

На следующий год Гордеев продолжал учиться, только в младшем классе — оставили на второй год. А вот Левицкий ушёл в какую-то умную школу. Жалко — не с кем стало играть, и вообще поговорить не с кем. Но и не особо хотелось говорить: Оля стала много заниматься музыкой, готовилась к конкурсу, её даже освобождали от уроков. Очки она старалась не носить, узнавала людей в основном по причёске и одежде. Однажды с удивлением поняла, что бритый наголо парень — это Гордеев, а она и узнать его не могла долго. Увидела, что у него какие-то смешные усы отросли, удивилась ещё больше.

Ещё был случай: пришла в гардероб за курткой, а там, в капюшоне, — цветы. Букет. Кажется, с клумбы сорванный, но красивый. Долго потом не могла отряхнуть капюшон от лепестков; Гордеев же делал вид, что он тут ни при чём, отворачивался.

А на следующий год Оля ушла из школы в музыкальное училище и Гордеева больше не встречала.

Все дети играли в паровозике, а Минька упрямо лез на крышу. Ольга сначала сердилась на него — хоть бы раз поиграл как человек, куда его вечно тащит? — а потом засмеялась: чего ты хотела от своего ребёнка?

Был тёплый июнь, цвела липа — так же, как в тот год. Ольга всегда вспоминала Веньку Гордеева, когда чувствовала этот запах. Как сильно пахнет — голова кружится. Где Гордей сейчас, интересно, жив ли? Беспокойная, должно быть, у него судьба.

— Минька, нам бы домой уже идти!

— Мама, я ещё чуть-чуть!

…Не хотелось его забирать. С одной стороны, скоро к Ольге придёт ученик, дипломник. Поступает в этом году, скоро экзамен, она с ним занимается каждый день по два часа. С другой стороны, Минька так хорошо играет. Познакомился с девочкой на крыше паровозика и не отходит от неё ни на шаг. Это первый раз такое; и дело не в том, что девочка. Просто он всегда играл один, ему с другими неинтересно — а тут говорят, говорят и не могут остановиться. Как его заберёшь?

Ольга смотрела то на детей, то на цветущую липу, то на долговязого парня в смешной футболке. Лохматый, бородатый — неужели отец этой девочки? Худой страшно, руки из футболки нелепо торчат. Уткнулся в телефон, пока ребёнок на крыше. Ольга помогла слезть и Миньке, и девочке — даже не заметил. А девочка красивая. А липа пахнет, пахнет… Ольге вдруг пришла в голову мысль:

— Минька, пойдём, я тебе что покажу, — сказала она.

— Что?

Ольга сорвала цветок липы:

— Подари девочке. Ей будет приятно, вот увидишь!

— Нет, — сказал Минька, — у меня вот что есть, — и раскрыл ладошку.

Там лежал дохлый жук-бронзовка.

— Она оценит? — с сомнением спросила Ольга.

— Конечно!

— Оля, это ты? — спросил длинный парень. А ведь знакомое лицо, кто же это? — Не узнала, — он улыбнулся и шевельнул красивыми загорелыми пальцами пианиста. Знакомое движение…

— Тимка!!! Бог мой, какой ты стал бесконечно длинный…

Оля чуть не бросилась к нему обниматься, но в последний момент застеснялась. Бородатый, совсем другой ведь человек… А, нет. Улыбается так же. Спросил:

— Неужели у тебя такой большой сын?

— Да, взрослый…

— Минька — это Михаил? Или Митя?

— Минька — это Бенджамин, — объяснила Оля. — У него отец американец.

— Ух ты, Бенджамин. Красиво, — уважительно вздохнул Тим и неожиданно добавил: — Я тоже в Штатах жил, два года. Сейчас вернулся.

— Работал?

— Да. Слушай, у тебя в телефоне есть такая игрушка? — открыл приложение, показал. Модный у него телефон, неужели хвастается? Как глупо; совсем не похоже на прежнего Тимку.

— Есть, — кивнула Оля, — Минька из неё не вылезает, я даже думаю удалить.

— Не удаляй пока. Это моя.

— Как это?…

— Ну, я делал. Не один, конечно, но идея моя.

— Ух ты! — восхитилась Оля. Тогда есть чем хвастаться, конечно. — Значит, так со школы и придумываешь игры?

— Ну, не только игрушки, конечно. Но это люблю.

— Надо же; а я как раз тебя вспоминала.

— А ведь врёшь, — сказал вдруг Тим. — Гордеева вспоминала, а не меня.

— Точно. Ты откуда такой телепат?

Тим вздохнул, потом сказал:

— Вычислил. Я же математик, знаешь…

Откуда он всё же знает? Такой высоченный; неужели это тот самый маленький Левицкий?

— Где он сейчас, этот Венька, не знаешь? Не пропал?

— Знаю. Он поступил в Нахимовское, представь. Огромный был конкурс; никто не верил, а Гордей поехал и поступил. Женя-историк с ним занимался, вытянул. Он такой учитель волшебный, я у него тоже занимался потом, мы вдвоём с Гордеем и ходили. А теперь Гордей в море, мы немного переписываемся… Виделись последний раз в Нью-Йорке.

— Ничего себе! А я ушла в училище и ничего этого не знала!

— Да ты вообще… Мало что знала, кажется, — внезапно сказал он. Ну и нахальный оказался Левицкий, чего вдруг?

— Не понимаю… Ты про что?

— Ты хоть поняла тогда, что цветы от меня были? В капюшон положил тебе.

— Ты?!

— Ну да. Я за тобой целый год ходил, а ты меня вообще не замечала. Специально?

— Тима! Не может быть. Я тебя не видела, я же очки тогда перестала носить. Мне казалось, они мне не идут…

— Вот балда. Очень даже шли.

— «Очень даже», — передразнила Оля. — А ты сам разве не балда? Чего не подошёл, неужели боялся?

— Конечно боялся. Ты такая стала… Совсем другая, резко изменилась за лето. Голову стала по-другому держать и вообще… Ну и Гордеев же