Ни единого шанса - Ксюша Иванова

вдруг убегают куда-то в сторону… он самый красивый, самый умный, самый обаятельный, самый… И как же мне повезло!

Умываюсь, ловя в зеркале свое улыбающееся отражение. Тут такое дело опасное у меня происходит, а я довольная и счастливая, улыбаюсь сама себе и… даже страх куда-то исчез! А все Ванечка!

Даже мысленно произнесенное его имя меня кипятком ошпаривает — молния пробегает вдоль по позвоночнику… Я трогала ЕГО! О, ужас! Но еще больший ужас в том заключается, что мне очень понравилось его трогать! И дело даже не в тех самых тактильных ощущениях, а в Ванечкиной реакции…

Так! Всё! Пора! Слышно, как за дверью, мимо ванной, в кухню проходят несколько человек, как отодвигаются от стола стулья, как Ванечка что-то говорит… Пора!

Набираю в легкие побольше воздуха и выхожу к ним.

Ванечка снова прислонился к подоконнику и практически сидит на нем. Встречаюсь с ним взглядом — он абсолютно спокоен. Ободряюще улыбается мне. Может быть, он не совсем понимает, что за люди сюда пришли? Может быть, он там, в своем обычном нормальном мире, не встречался никогда с такими отморозками? Но глупое влюбленное сердце упрямо подсказывает, что дело совершенно в другом — просто Ванечка смелый, уверенный в себе, просто он — защитник, который хочет и может за меня заступиться! Просто ему не страшно, а значит… мне тоже бояться совершенно нечего!

Адвокат и Волков сидят за нашим обшарпанным столом. Адвокат изучает бумаги, а Волков презрительно осматривается вокруг. И мне… вот же глупость несусветная! Мне становится неловко и за нашу с бабушкой бедность, и за потрепанные и покрытые несмываемыми пятнами обои на стенах, и даже за древнюю сахарницу с отбитым краем, стоящую на обеденном столе! Вот дура! Эти люди пришли отбирать у вас квартиру, а ты стыдишься чего-то! Эти люди — убийцы, воры и насильники (во всяком случае, сын этого бандита — точно насильник! И ты сама чуть не удостоверилась в этом!)

— Садись, — "разрешает" мне Волков-старший и добавляет, когда я устраиваюсь на табуретке возле него. — Ну, что, красотка? Всё сделала так, как тебе было сказано.

Молча киваю.

— Чё, либо снова дара речи лишилась, болезная? — он с насмешкой качает головой. И мне в этом жесте чудится такое отношение к себе, будто я, по его мнению, таракан — мерзкий, вонючий, зараженный чумой или какой-нибудь другой страшной болезнью!

— Уважаемый Виктор Анатольевич! — я отчетливо слышу в Ванечкином голосе издевательские нотки и от ужаса, что он сейчас вполне может вызвать гнев этого бандита, покрываюсь холодным потом! Такие, как Волков, что угодно сделать могут — им человека убить, раз плюнуть! А Ванечка — тот еще провокатор! — София Алексеевна немного приболела, но это вовсе не означает, что вам позволительно разговаривать с ней в подобном тоне.

Удивленный и насмешливый (но хотя бы не злой!) взгляд Волкова медленно переползает с меня на Ванечку, которого до этого он, казалось, не замечал. И я прямо-таки физически чувствую, как его каменная, тяжелая аура тоже смещается вслед за взглядом.

— Это тот самый "молодой, да борзый?" — спрашивает он адвоката.

Ванечка и адвокат кивают одновременно.

— Юрист, говоришь? — спрашивает он снова.

— Юрист, юрист, — взгляд адвоката не предвещает ничего хорошего — я ловлю его — подозрительный, с прищуром, на мгновение брошенный на Ванечку и уткнувшийся в бумаги снова, и понимаю — похоже, нас раскусили!

— Ну и? — Волков начинает постукивать пальцами по столу, и я почему-то, как завороженная, зависаю на его барабанящих пальцах. — Хочешь у меня поработать? Опыта поднабраться?

— Ну, можно, — отвечает Ванечка.

— А ты понимаешь, какого рода работа от тебя требуется?

— Да всё он понимает, — адвокат складывает документы стопочкой и начинает постукивать ими по столу. — Только опыта придется набираться лет пять, не меньше. Ты че, придурок, думаешь, я твои тупые закорюки не замечу? Хм! Да ты еще только подумал, как их сделать, а я уже знал, что именно ты сделаешь! Нашему нотариусу похрен, что подпись не бабкина, ему похрен, что в паспортных данных ошибки. Я бы так-то и сам все эти бумажки подписал и заверил, но вот Виктор Анатольевич девку твою проучить хотел, чтобы прочувствовала, что бывает, когда занимаешься членовредительством!

Смотрю с ужасом на Ванечку — они всё поняли! Что теперь будет? Волков теперь точно под документами свою подпись не поставит! А Борис Семенович говорил, что это было бы самым лучшим доказательством его вины! Мамочки!

Ванечка открывает рот, чтобы что-то ответить, но Волков повелительно поднимает вверх руку. И Ванечка замолкает на полуслове! Он тоже испугался? Отчаянно умоляю его взглядом отойти от окна, чтобы я могла высунуться, дав знак Саницкому, чтобы его ребята срочно бежали сюда! Но Ванечка с места не сдвигается!

— Я вот подумал. Квартира за глаз. Как думаешь, Алексей, это не мало?

— Мало, Виктор Анатольевич. Квартиру можно заработать, а глаз уже не вернешь ни за какие деньги.

— Так может, мы для восстановления справедливости отрежем что-нибудь… ненужное нашей красавице?

54 глава. Ванечка

А я уверен, что нас разводят, как детей. Смысл Волкову подписывать бумажки прямо здесь и сейчас? И разве Саницкому не достаточно показаний двух свидетелей? Да и кроме нас с Софией, скорее всего, у ментов достаточно другого материала, чтобы посадить этого бандюка всерьез и надолго. А Волков, как я думаю, пришел сюда исключительно, чтобы Софию попугать, объяснить ей, как правильно себя вести, когда тебя насилует кто-то типа бандитского сынка.

И для меня становится неожиданностью, когда он вдруг вскакивает со своего стула и хватает ее за волосы!

Я вижу все. Всё понимаю. И руки в кулаки сжимаются. И я ближе к ним нахожусь, чем адвокатишка этот сраный. Мой взгляд даже успевает зацепить молниеносное движение правой руки Алексея под пиджак. Только сделать что-либо я не успеваю — дуло маленького черного пистолетика в руках адвоката, направленное на меня, действует, как стоп-сигнал. Непроизвольно поднимаю вверх руки, развернув их ладонями в его сторону.

— Слушайте, бумажки ведь нетрудно исправить! Мы всё подпишем завтра, как положено, и я сам вам все привезу, куда скажете! Вам даже напрягаться не нужно будет! — я очень стараюсь подавить в себе смесь этих отвратительных чувств — беспомощности, осознания собственной ошибки и глупости.

Волков достает из кармана небольшой складной нож и, выкинув лезвие, неторопливо