Золотая печатная машинка - Карстен Хенн

Эмили почувствовала подступающую к горлу тошноту.

— Ты можешь навещать его и маму когда захочешь!

— Это все его план, папа! Дресскау хочет, чтобы я уехала, потому что я знаю, что он…

Лицо отца обрело серьезное выражение.

— Почему он хочет, чтобы ты уехала? Ты несешь бессмыслицу вместо того, чтобы порадоваться вместе со мной. Это будет новая жизнь для нас обоих, и нам это пойдет на пользу. Так что, пожалуйста, начинай собираться. И постарайся взглянуть на это под другим углом. Из нашей новой квартиры видно море, а пляж всего в двадцати метрах от дома. Я даже скажу тебе, благодаря чему нам выпал такой прекрасный шанс. Профессор Дресскау задействовал все свои связи! Потому что ему важно, чтобы у маминой семьи все было хорошо.

Затем он вышел из комнаты.

У Эмили на глаза навернулись слезы и потекли по щекам. Ее жизнь была в руках Дресскау, и он разрушал ее. Клауд прыгнул ей на плечо и ободряюще защебетал, но от этого ей стало только грустнее. Если бы Дресскау захотел, ее лучший друг просто исчез бы.

— Эмили? — раздался вдруг голос.

Она взглянула на свой телефон. Это был Фредерик. В горле девочки стояли слезы, и ей пришлось проглотить их, прежде чем она снова смогла говорить:

— Если мы ничего не сделаем, я могу перестать существовать в любой момент. Если он найдет нужное место в книге, мои родители никогда не полюбят друг друга. — Все ее тело дрожало от страха. Каждая секунда могла стать для нее последней.

— Но что ты хочешь сделать?

— Худшее, что только могу представить.

— И что же это?

— Поджечь библиотеку Анны Амалии.

30

Фредерик чувствовал себя героем книги. Как будто его жизнь сочинял кто-то, кто хотел ему исключительно добра. Эмили Папер, самая крутая девочка в его классе — нет, во всей его школе! — оказалась, пусть и в другой реальности, его лучшей подругой. Эмили Папер, к которой он всегда испытывал гораздо больше чувств, чем к любой другой однокласснице. Пусть даже он никогда не решился бы в этом признаться.

И сейчас она направлялась к нему, чтобы они вместе среди ночи подожгли библиотеку и спасли мир. Лучший день в его жизни!

Конечно, спалить целую библиотеку старинных, уникальных книг, представляющих огромную ценность, было более чем жестоко. Некоторые экземпляры сохранились исключительно здесь — последние в своем роде. Когда Эмили говорила об этом, в ее голосе звучала ужасная растерянность. Все истории и все люди в них умолкнут навсегда. Однако другого выхода не было.

Что делать, если их поймают? Будут ли родители нести ответственность за своих детей? Или их отправят в центр временного содержания для несовершеннолетних преступников? А может, в закрытую психиатрическую лечебницу? Фредерик задавался такими вопросами, но бушующий в крови адреналин был так силен, что они казались далекими темными тучками на фоне ясного голубого неба.

Он схватил один из двух световых мечей, висевших над его кроватью, и один из белых биноклей с планеты Хот. Шлем охотника за головами он оставил на полке: даже если завязать глаза, будет видно больше, чем в этом шлеме. А хороший обзор был важен.

Раньше он никогда не вылезал через окно на крышу гаража. Это ужасно его пугало, в том числе потому, что связанные узлами простыни не казались особенно надежными. Но он не мог пройти через дом, потому что и дверь в сад, и ворота были видны из гостиной, где родители сидели перед телевизором. К этому времени мама обычно засыпала, а отец досматривал кино в одиночестве, чтобы за завтраком пересказать ей все сцены, которые она пропустила.

Фредерик сильно дернул за большое полотно с напечатанными на нем волнами, чтобы проверить надежность конструкции. Вроде бы держалось крепко.

— Вперед! — сказал он сам себе, потому что так говорил капитан Жан-Люк Пикар, капитан звездолета NCC-1701-D, когда отдавал приказ о взлете.

— Вперед, — повторил Фредерик, потому что одного раза оказалось маловато. Затем он вылез наружу. Он напрягался, кряхтел, но справился. И крыша гаража тоже. Оттуда парень спрыгнул на дорожку, усыпанную гравием.

Расскажи он кому, никто бы не поверил. Да и сам он пока не верил. Тем более крутой казалась ему вся эта операция.

Фредерик быстро отпер дверь гаража. Свет включать не стал, воспользовавшись вместо того своим зеленым световым мечом. Машины тут давно не было, помещение переоборудовали в кладовку. Металлические полки на стенах, верстак в углу, пара велосипедов и большая газонокосилка, которую сложно было сдвинуть с места, не перебудив грохотом всю улицу.

Где же жидкость для розжига? Фредерик провел световым мечом вдоль полок. Прямо рядом с решеткой для гриля! Логично. Правда, нашлась всего одна маленькая бутылочка, которой вряд ли хватило бы на всю библиотеку Анны Амалии. Фредерик не знал, сколько вообще понадобится жидкости, чтобы как следует поджечь здание. Та старинная тяжеленная входная дверь… Горит ли она вообще? Она казалась твердой как камень. Или, может быть, лучше развести огонь внутри, ведь там много бумаг? Охраняют ли библиотеку ночью так же бдительно, как и днем?

Разве у папы не было канистры с топливом на всякий случай? Например, если в машине вдруг закончится бензин или наступит всемирный нефтяной кризис. Фредерик посветил мечом в угол, где должна была лежать зимняя резина и цепи противоскольжения для автомобиля. В яблочко!

— Фредерик?

Он дернулся. В этом гараже такие движения были не лучшей идеей. Велосипеды стали падать один за другим, как домино.

Эмили ободряюще положила руку ему на плечо:

— Я не хотела тебя напугать…

— Все в порядке, давай уйдем, пока мой отец не пришел сюда в пижаме и тапочках.

Выйдя из гаража, они увидели свет в саду бабушки и дедушки Эмили. Ребята подошли ближе и в темном силуэте узнали Мартина, в замешательстве блуждающего по саду. Его голова подергивалась, как у испуганного птенца. Эмили взглянула на часы:

— Я подойду к нему и выясню, что случилось.

— Понимаю, конечно. Я подожду здесь.

Осторожно, чтобы не напугать, Эмили подошла к дедушке Мартину:

— Здравствуй, дедушка.

— Привет, малышка.

— С тобой все хорошо?

Только теперь дедушка Мартин взглянул на нее ясно, как будто очнулся ото сна:

— Со мной — да. Но не с этим миром.

— Что ты имеешь в виду?

— Все не так, дитя. Может быть, мой разум совсем помутился, но дело здесь совсем не в нем.