Ни единого шанса - Ксюша Иванова

— Да, — вздыхаю, едва сдерживая недовольство. — Может, давай я его прогоню, а то ребёнка разбудит своим стуком?

Сама идёт к двери. Открывает её.

Его фейс попорчен прилично сильнее, чем мой — рассматриваю с удовлетворением. А он, посмотрев на меня убийственным взглядом, обнимает её у меня на глазах! Вот скотина! И она позволяет ему это! Скромненькая мысль о том, что я вообще-то никакого права не имею сейчас ревновать, не успевает отложиться в мозгу. Я такой — я собственник. Со мной нельзя в кошки-мышки играть!

А она ещё спрашивает что-то о его разбитой морде! Еле слышно говорит, мне с моей позиции не разобрать. Но когда пальцем проводит вдоль его фингала под глазом, меня от возмущения подбрасывает и я выдаю:

— Слушай, Димон, нам с тобой наедине перетереть надо! Мы, кажется, не договорили там, в баре.

Говорю с ним, а взгляд её ловлю! И как такое происходит вообще? Я не хочу смотреть в её сторону, но смотрю! Я не могу её слышать, но, кажется, слышу! Шепчет что-то вроде: "Прекрати!" Это я должен прекратить? Я? А не вот этот вот? И зачем он приперся, вообще? Знал ведь, что я к ней поехал!

— Я не к тебе пришёл, а к своему другу, — бычится Димон в мою сторону.

Но вот именно эта конкретная фраза мне очень даже нравится!

— К другу говоришь? Тогда ладно… Но запомни, с друзьями тактильный контакт не обязателен!

— Да ты кто такой? — взрывается он. — Ты с чего решил, что тебе всё здесь дозволено? Ты когда с ней познакомился? Вчера, позавчера? И уже тут правила устанавливаешь! А Соню ты спросил? Или привык так, с наскока, девчонок брать, пока не опомнились и не разглядели, что за… фрукт перед ними!

Его кулаки сжимаются, и я невольно принимаю боевую стойку. Давай! Мало тебе возле клуба было? Так добавлю сейчас! Но испуганная, очень бледная София бросается между нами. Причём прикрывает его! Это обидно. Не могу не прокомментировать:

— А что так? Он для тебя важнее?

Поднимает руки к потолку и вслед за ними туда же глаза!

— Идиоты, — говорит хрипловатым, но из-за этого очень сексуальным голосом.

И я, забыв о предстоящей драке, смотрю на неё и жду, что скажет ещё! Я хочу, чтобы сказала ещё, хоть что-нибудь! Она такая хрупкая, такая нежная, у неё такие мягкие чувственные губки и при этом такой необычный, глубокий и насыщенный голос. Он мало вяжется с ней. Но этот контраст заставляет слушать, затаив дыханием. Замираю в ожидании, забывая дышать и слышу:

— Лильку разбудите!

25 глава. София

Нет, им двоим здесь не место. Потому что смотрят друг на друга с такой ненавистью, что я очень боюсь — сорвутся в какой-то момент и поубивают друг друга.

А я немного злюсь! Потому что Димку совсем понять не могу — очевидно же, что эти двое подрались, слишком уж похожие и по свежести, и по размещению на теле у них "ранения"! Но почему, понять не могу? С чего бы Димка сразу так отрицательно был настроен против Ванечки?

Ванечка тоже странно как-то реагирует. Словно он — хозяин в квартире моей бабушки, словно я — его собственность! А почему так? Разве я повод давала? Или может, в его мире так принято — за руку подержал девушку, и уже можешь распоряжаться, кому к ней приходить в гости, а кому нет! С кем ей дружить, а с кем нет! Да еще и демонстрировать это перед всеми!

А я не мишка плюшевый, чтобы переставлять с места на места и выхватывать друг у друга из рук! Я сама всё решу!

Но какой-то противный голос в моей голове тихонько нашептывает мне: "Что ты там решишь? Ты без ума от него! Ты скоро в рот ему будешь заглядывать и на задних лапках команды выполнять!" Злясь на себя саму, показываю им обоим на дверь и хриплю:

— Всем до свидания. Выход там!

Димка спрашивает, чем может мне помочь. Прошу на работе прикрыть. Обещает, оставляет на тумбочке в прихожей 500 рублей.

— Дим, ты что? — смущаюсь я — это ровно моя доля за работу сегодня. За работу, которой я не делала. И ладно бы — он часто мне занимал деньги раньше, я бы потом, отработав, отдала, но ведь это на глазах у Ванечки происходит! От того мне стыдно ужасно!

— Это твоя зарплата за сегодня. Тамары не было, она не в курсе, что ты не пришла. А Маринка, как положено, на четверых рассчитала.

О, как здорово! Кошусь в сторону Ванечки, но радость сдержать получается с трудом. Прощаемся с Димкой. Он шёпотом спрашивает на ухо, посматривая, мне за спину — не хочет, чтобы Ванечка слышал:

— Мне его прогнать?

Улыбаюсь про себя — вижу следы на его лице и понимаю, что он уже "напрогонялся"! Такого, как Ванечка, попробуй, прогони — он же упертый и вспыльчивый! Но перед Димкой немного стыдно — скажет ведь потом, что предупреждал, что такие, как Ванечка, только с умыслом могут к таким, как я…

— Сама, — шепчу в ответ.

И когда Димка уходит, разворачиваюсь и смотрю на него, пытаясь решить, что делать дальше. Он дёргается в мою сторону, но я его останавливаю, открыв и выдвинув вперёд ладонь.

— Ты собирался уходить! — шепчу, потому что голос, ожидаемо просел.

Удивлённо смотрит на меня. А я почти горжусь своей выдержкой и несгибаемостью. Ровно до того момента горжусь, пока за ними обоими не закрывается дверь. Вот же дура! У меня было целых два возможных защитника, а я умудрилась их обоих прогнать! И ладно бы одна была в квартире, а то ведь ещё ребёнок спит! Хоть бы о ней побеспокоилась! Вряд ли такие отморозки, как Волков, ее пощадят!

Но деваться-то всё равно некуда. В голову приходит, что мне завтра в больницу, а Лильке есть нечего будет. В холодильнике — в кастрюльке пять ложек бабушкиного супа, две варёные картошки на блюдце и кусок старого пожелтевшего сала, которым бабушка смазывает сковороду, когда оладья печёт.

Вот я балда! Хоть бы молока купила! В морозилке отыскиваю сложенные в пакет куриные косточки — бабушка на суп оставляет, срезав почти всё мясо.

Готовить я умею. Не в том смысле, чтобы торты печь или блюда какие-то