Ложечник - Хоф Марьолейн

— Как хочешь. Буду охотиться один. Но хворост в следующий раз собираешь ты. Я буду заниматься кроликами, а ты всем остальным.

— Ладно, — согласился Янис.

— Всем остальным, — с нажимом повторил Эвер. — Что бы это ни было.

— Понятно.

Первый кролик уже зажарился, второй пока висел над костром.

Эвер жевал какой-то листик.

— Нельзя питаться одним только мясом. От этого можно заболеть цингой.

Слово «цинга» звучало даже страшнее, чем «Великая хворь».

— Ты когда-нибудь пробовал вишню? — спросил Янис.

— Часто, — пожал плечами Эвер. — Когда у нее сезон.

— Какой на вкус красный цвет?

— Ты сам-то понял, что спросил? — удивился Эвер. — Какой на вкус красный цвет?

— Да.

— Значит, у тебя с головой не в порядке.

Да ладно, что с ним разговаривать. Янис наполнил флягу водой, порезал мясо и завернул его в тряпицу госпожи Требс. Пока очень удобно, что Эвер рядом. А в Долмерстеде будет понятно, как быть дальше.

Хворост заканчивался, а третий кролик всё никак не дожаривался. Время тянулось бесконечно.

— Ты много людей знаешь? — спросил Янис.

— Очень много.

— Может, и дядю моего знаешь?

— Вряд ли, — откликнулся Эвер. — Странный он, должно быть, человек. Придумывает всякие небылицы.

— Его зовут Фрид. У него седая борода, и он сутулится при ходьбе, вот так. — Янис встал, чтобы показать. — А на спине носит мешок.

— Нет, — мотнул головой Эвер. — Такого не знаю.

— Мне нужно его найти, — сказал Янис.

Стало холоднее. Эвер подбросил в костер всё, что оставалось — длинные корни от куста, — и запел песню. Пел он плохо, мелодия у него не складывалась. Если госпожа Требс пела как птичка, то Эвер орал, как неуклюжий птенец. Но ему, похоже, было всё равно. Закончив одну песню, он сразу перешел к другой:

Надо пряжи или лент? Тростника сплести корзину? Или сена для стога?

— Что это ты поешь? — спросил Янис.

Или гуся для гусыни? Или чмокнуть кой-куда?

— Кто тебя научил этой песне?

— Никто.

— Схенкельман? — допытывался Янис. — Или Дабберталь?

— Это самая обычная песня, — ответил Эвер. — Ее все знают. А теперь твоя очередь. Пой давай, созидатель! Или ты никаких песен не знаешь?

Янис вспомнил песню про корову и крестьянина со свечкой. Но какие именно там слова?

— Вы с дядей что, не поете? — спросил Эвер.

— Поем, — ответил Янис.

— Ну так спой.

Янис набрал побольше воздуха и запел так, как пел Фрид, — песню, которой еще не было, которую он сочинял на ходу и где было много «тра-ла-ла».

Мы поймали кролика. Тра-ла-ла, тра-ла-ла. Это очень хорошо. Тра-ла-ла, тра-ла-ла. А потом еще опять. Тра-ла-ла, тра-ла-ла.

В песню вступил Эвер:

Только ты не шел искать!

И они закончили вместе:

Тра-ла-ла, тра-ла-ла.

Янис не знал, что люди, оказывается, столько поют. Эвер фальшивил, и голос у него был хриплый, но пел он так, будто от этого зависит его жизнь. А Янис ему подпевал. И сомнения покидали его. «Тра-ла-ла, тра-ла-ла». Наверное, Эвер прав. Песня Схенкельмана — самая обычная. Все ее знают.

Корни прогорели, и костер погас.

Будешь таким добрячком, тебе вмиг сядут на шею

Ночью разразилась гроза. Начался ливень. Эвер сказал, что оставаться под деревом опасно. Он отвязал Камешка и слегка его шлепнул: «Пошел!»

Янис убрал коробочку с огнивом в карман и с одеялом под мышкой побежал к ближнему склону. Эвер припустил за ним. Они нашли убежище под нависающим каменным козырьком. Лока забралась между ними. Места было маловато: ноги Эвера торчали наружу, а на одно плечо Яниса струями стекала вода.

Одеяла они держали на коленях. По лощине гулял холодный ветер. Под навес к мальчикам залетали тяжелые крупные капли. Лощину озарила яркая вспышка молнии, и Янис увидел Камешка. Тот пытался укрыться под деревом, повернувшись мордой к стволу и задом к ветру. В темноте трещало и грохотало.

— Уходи оттуда! — крикнул ему Янис. — Ну, давай же!

Янис дождался следующей молнии. Камешек так и стоял на прежнем месте, не сдвинувшись ни на йоту. Янис дернулся вперед.

— Ты что? — остановил его Эвер. — Не ходи!

Опять молния, и сразу за ней раскат грома. Янис отодвинулся назад, как можно глубже под каменный навес. Идти за Камешком не имело смысла. Ослик ни за что не сойдет с места. Но даже если бы и сошел, сюда ведь он не поместится, а других укрытий поблизости нет.

Лока свернулась калачиком и уложила хвост поверх носа. Эвер сидел, склонившись головой на одеяло у себя на коленях. Янис не спал: он хотел видеть при каждой вспышке, на месте ли Камешек.

— Ну отойди же ты от этого дерева, — тихонько уговаривал он. Но Камешек никуда не ушел, а остался стоять, где и был.

Постепенно гроза ушла на запад. Раскаты грома раздавались всё дальше. Когда наступило утро, оказалось, что над лощиной висит промозглый туман. Ствол дерева почернел от влаги. С листьев капало.

Несчастный Камешек, вымокший насквозь, стоял с поджатым хвостом и трясся.

— Его нужно вытереть насухо, — сказал Эвер.

Янис огляделся. Всё вокруг было мокрое и холодное, ничего, что бы ему пригодилось, он не нашел. В конце концов он взял кончик кроличьего одеяла и провел им по шкурке Камешка.

— Ослы не переносят дождь, — сказал Эвер. — Лошади спокойно, а вот ослы нет.

— Ты когда-нибудь видел лошадей?

— Кто ж их не видел?

— Я хотел сказать: в пути, здесь, в горах… — поправился Янис.

Эвер заталкивал вещи в мешок.

— Навалом. И рабочих кляч, и лошадей в упряжке, и еще таких маленьких, с длинной гривой.

— А, этих, — сказал Янис, как будто перевидал за свою жизнь целую тысячу лошадей. И мечтательно взглянул наверх, на дорогу над лощиной. Упряжка лошадей, с каретой! Прямо здесь, в горах!

Лощина осталась позади. Эвер на своих длинных ногах шагал очень быстро. Янис всё время от него отставал. Вдобавок Камешек никуда не торопился, и подгонять его было целое мучение. Когда разрыв становился очень уж большим, Эвер останавливался и ждал. Он садился на камень или прислонялся к скале и, как только Янис подходил ближе, начинал выговаривать:

— Вроде ты говорил, что торопишься? Я вот за несколько дней добрался от города до дома дяди в горах. А плелся бы, как ты, мне бы ни за что не уложиться в несколько дней. Его бы закопали в землю без меня — и всё.

И он опять уходил вперед, и Янис очень скоро терял его из виду. Лока бежала за Эвером.

— Ко мне! — звал Янис, но она не слушалась. Зато оставалась его ждать на каждом повороте. Так они и шли вслед за Эвером, поворот за поворотом. Янис недоумевал, почему Эвер каждый раз всё-таки дожидается его, а не уходит насовсем. Взял бы и дошел одним махом до Долмерстеда.

Тучи расступились, и выглянуло солнце. Еще до полудня они вышли к лесочку. Он узкой полоской тянулся вдоль склона горы. Эвер выбрал место под одним из деревьев для привала.

— Иди набери хвороста, — скомандовал он. — На вечер.

— Но зачем? — спросил Янис. — Кроликов-то мы приготовили.

— А если нам захочется спеть? — Эвер искал что-то в корзинах. Нашел флягу и сделал глоток. — И поболтать? Неужели в темноте придется?

Пение и разговоры, вот, наверное, и ответ. Эверу всё это нравилось, а в одиночку не споешь и не поболтаешь. Затем Янис ему и нужен. Янис и еще костер.