Снежный шар историй - Валентина Филиппенко

– Мартин… это ты? – спросил Марк.

И тут включилась музыка. Нет, на шаре не было никакой кнопки, никакого тайного рычажка – и клавиши пианино не двигались. Но музыка отчётливо включилась у Марка в голове – та самая!

«С Новым годом, Мартин! – подумал Марк. – С Новым годом, мама! И папа! И… и Марта. И Демьян, и Савва, и все-все люди. С Новым годом, пусть всё будет хорошо!»

Серебряная рыбка. Ирина Богатырёва

Всю неделю морозило, а тридцать первого вдруг отпустило. Воздух висел влажный и плотный, он непривычно тепло касался лица, а снег стал рыхлый, как мокрая вата, и лип к ботинкам. Спускаться вниз по крутой тропе вдоль яра было стрёмно, но Сашка топал так уверенно, что Кате было неудобно признаться в своём страхе. Вот и приходилось идти следом, всё ниже и ниже.

Нога опять поехала, Катя еле успела вцепиться в ветку, торчащую на уровне лица, – в темноте не понять, что там растёт, но что-то колючее больно впилось в кожу через перчатку. Сашка дал ей фонарик, но тот только мешал, да и руки лучше иметь свободными – иначе как хвататься? Сам Сашка обходился без света, так что Катя тоже скоро выключила фонарик и сунула в карман. Ночь была всё равно какая-то белёсая, небо висело низкое, серое, и тоже как бы влажное. Всё вокруг как будто светилось неясным тусклым светом: и небо, и снег на яру, и шапки на соснах. Только сами сосны оставались чёрными застывшими истуканами. Стояли вокруг, как памятники. А когда вдруг расступались, становилась видна река – белое холодное поле. И оно тоже светилось. Катя в эти моменты замирала, вглядывалась – и снова торопилась следом за Сашкой: боялась отстать.

Было очень тихо.

– А лёд прочный? – с тревогой спрашивала она, догоняя.

Сашка не оборачивался, отвечал коротко и как-то мрачно, будто был недоволен, что она с ним идёт. Хотя сам позвал. И был рад, что она согласилась. Это Катя точно знала. Чувствовала.

– Один день только теплынь, что с ним станет.

– А ты откуда знаешь?

– Так я же ходил с утра.

– Ходил? Зачем?

– Так лунки ставить.

«Так, так». Любимое слово. Как у его отца. Мама вообще зовёт дядю Толю такалкой. А Катя только сегодня заметила. Она ко многому у них в семье сегодня присмотрелась как впервые, с каким-то особенным вниманием. Сама себе удивлялась: будто не знала их с детства: и дядю Толю, и тётю Марину, а только увидела. Приехала знакомиться. Катя усмехнулась от этой мысли. Хотя она ведь и в их доме на краю пустой деревни, у самого леса, однажды тоже была: тёмная улица, четыре дома жилые летом, а зимой вообще никого. Гришины каждый Новый год здесь встречают, у них это обязательная традиция, а Совенки приезжали давно, Кате лет семь вроде было. Сашке, значит, восемь. Но она ничего не запомнила с того раза, только что снега было неправдоподобно много. Так что папа и дядя Толя шли перед машинами с лопатами и расчищали дорогу от самой трассы, через лес, а они с Сашкой на следующее утро, первого января, прыгали в сугроб с крыши сарая.

– Ты обещал сказать, зачем мы туда идём. – И про себя добавила: вдвоём, без родителей. Хотя тут вопроса не было: нутром Катя знала почему и была уверена, что должно быть именно так.

Так.

– Так моим уже не надо. А твоим нельзя.

– Почему это? – Катя опешила. Такого ответа она не ожидала. Скорее, она ожидала, что Сашка просто промолчит и сделает вид, что ничего не слышит.

– Так это последняя.

– Кто? Что? – Она попыталась пойти быстрее, чтобы догнать его, но нога опять поехала. Катя ойкнула, сползла сразу на полметра и удержалась, только поставив ноги носками друг к другу – как на якорь налетела.

– Рыбка. Сегодня последняя должна всплыть.

– Какая ещё рыбка? – Катя решила, что ослышалась.

– Серебряная.

Из Сашки всегда клещами надо тянуть. Но мама считала, немногословие – хорошее качество для мужчины. Дядя Толя вообще молчун. Сашка хоть на вопросы отвечает. Но иногда так, что бесит.

– Какая ещё серебряная? Ты можешь по-нормальному объяснить?

Тут оказалось, что они уже спустились. Сашка спрыгнул, обернулся и протянул Кате руку. Воспитанный, всегда такой был, но сейчас Кате показалось в этом что-то особенное. Какое-то проявление внимания. Как будто это не Сашка, с которым они росли вместе, а нормальный какой-нибудь парень. Незнакомый в смысле. Но классный. Катя подала свою руку, ощутила приятную опору и легко спрыгнула вниз.

Оказалось, на лёд. Стоило об этом подумать, как сердце подкатило, а в ладони ударила горячая волна. Река тут подходила под самый яр, без какой-либо полосы берега – бух, и в воду. Или прыг – и на лёд.

А вокруг ночь, темнота, или точнее – мутная белизна. И безграничное полотно Волги перед ними. Дальний берег не просматривался, небо ложилось сразу на реку, сливаясь с нею где-то далеко впереди.

Сашка уже повернулся и снова топал вперёд, в белёсую пустоту, – чёрная фигура на белом поле. И даже снег под ногами не скрипит – мокрый потому что.

Катя поспешила следом.

– Слушай, ну ты объяснишь, нет? Какая вообще рыбка? Мы что, рыбачить сюда пришли? Подлёдная рыбалка типа?

Катя попробовала засмеяться, но не получилось. Подумала: а вдруг правда? Вдруг это проверка такая – ну, взять женщину на рыбалку. Хотя Катя не знала, что Сашка этим увлекался. Он скорее по компам западал. Но мало ли чего она о нём не знает? Вдруг это у них семейное, как Новый год в деревне?

Она обернулась – яр удалился, сосны, растущие вдоль обрыва, как будто врастали кронами в небо. Деревни, точнее, домика Гришиных, единственного, где сейчас горел свет и были люди – её и Сашкины родители, – отсюда не видно. Он остался за стеной леса. Вместе с родителями. Вместе с теплом, ёлкой, глинтвейном и шампанским, шашлыком и запечённой уткой, салатом оливье и из крабов, горячими пирогами – тётя Марина прямо тут, в печке напекла. Катя видела их, но не успела попробовать ни одного. В общем, всё это тёплое, семейное, привычное было сейчас где-то там, за чёрной лесной полосой. А они здесь – в белёсой речной пустоте. Перспектива сидеть на льду, склонившись над лункой, когда взрослые там празднуют, не улыбалась. Катя подумала даже: может, зря она согласилась идти. Но он же сказал, это важно. Она