Кактусы у нас не растут - Елена Владимировна Сидорова

тот самый красивый двухэтажный особнячок. Кто там живет? Не знаю. Но всё время жду, что вот-вот откроются двери и выбегут, едва сдерживаемые поводками, пять весёлых и озорных, белых в крапинку далматинов.

Бабочки и принцы

Всё своё детство Любаша выездила в летние каникулы в пионерский лагерь. Именно выездила, потому что в один и тот же лагерь, и потому, что не по одной смене за лето. Сначала она его любила, потом не любила и капризничала, потом снова любила. Потом там сама работала. Уборщицей, вожатой, воспитателем, старшей вожатой. До начальника не дошла, да и не согласилась бы.

Со многими детьми часто пересекались из смены в смену, из года в год. Вообще-то, если честно, то в лагере Любаше многое нравилось: друзья, еда, режим, пляж, река, черёмуха, клумбы, футбол, концерты, праздники, родительские дни, речёвки, чемоданная, куклы-санитарки в качестве призов за чистоту комнат, утренняя и вечерняя линейки, подъём и спуск флага, дежурство (особенно по столовой, потому что вместо тихого часа можно было чистить картошку и болтать с друзьями), походы с ночёвкой и Земляничная поляна.

Но больше всего Любаша любила карнавал, который обычно проводился в конце лагерной смены. Готовиться к карнавалу начинали заранее, придумывали себе образы и делали костюмы. Пойти к завхозу выбирать все необходимые материалы было всегда заманчиво и желанно, как будто заглянуть в комнату с сундуками сокровищ: свёрнутая в длинные трубочки разноцветная гофрированная бумага, какие-то разно-пёстрые ткани, куски марли, чаще всего уже побывавшей в деле, картон, какие-нибудь детали костюмов, оставшиеся с прошлых смен; от всего этого разнообразия замирала душа.

Далеко не все дети обладали безудержной фантазией, чтобы придумать, кем им быть на карнавале, да и в изготовлении костюмов они были те ещё мастера. Вожатые и воспитатели помогали, кому с идеей костюма, кому с его изготовлением. И, кажется, вся эта суета их не напрягала, потому что ребятня была занята делом, а взрослым было спокойнее.

Когда Любаша была ещё в младших отрядах, то сделать сложный костюм было очень непросто: не хватало ни умений, ни материалов. Новогодние костюмы в виде снежинок и зайчиков отметались сразу же. Мальчишки из её отряда выбирали простой вариант: наряжались бесятами, привязав к чёрным спортивным штанам верёвочные хвосты, скрутив рожки из вихров или склеенных бумажных колпачков и раскрасив лица чёрной краской, и, не дожидаясь карнавала, скакали, вовсю веселились и были вполне себе счастливы. Девочки же примеряли уже готовые, помятые от хранения в завхозовских запасах, марлевые юбки, делали из гофрированной бумаги огромные банты, румянили щёки, красили губы, представляя себя куклами. Любаша уже потом и не помнила, чем они раскрашивали свои кукольные личики – то ли красками, то ли помадой, которую давали вожатые, но сам процесс раскрашивания был невероятно интересным. А потом становились в очередь, чтобы вожатые погладили им юбки из крашеной марли, потому что утюг им тогда ещё не доверяли.

Проще было тем детям, у которых кто-то из родных работал в лагере. Томкина бабушка была врачом в медпункте. Она имела возможность и постирать, и погладить ткани, или вообще взять большой кусок новой марли, что для других было редкостью. А кем будет Верочка, Томкина подружка, никто не знал. Верочка была хорошенькая, пухленькая девочка с чёрными глазами, с тёмными вьющими волосами, которые пушились вокруг лица и в тугой косичке. Верочка дружила со всеми, и все дружили с Верочкой. В суматошной подготовке к карнавалу как-то даже никто и не замечал, что Верочка не роется в коробках с цветными тканями и гофрированной бумагой. Верочка была похожа на настоящую куклу, и для этого ей совсем не надо было наряжаться.

Карнавал проводился в столовой. Столы сдвигались к стенам, зал украшался какими-то яркими гирляндами, чем-то ярким, как на Новый год. Все рассматривали друг друга, веселились, участвовали в конкурсах. Потом начинался парад костюмов. Аккордеонист играл весёлую музыку, все шли по кругу друг за другом, а комиссия во главе с начальником лагеря выбирала лучшие костюмы, чтобы потом вручить призы.

В тот год Томка на карнавале была бабочкой с красивым нарисованным узором на марлевых крыльях, туго натянутых на проволочный каркас, в пышной розовой накрахмаленной юбочке и с ободком на голове, на котором покачивались проволочные усики, обмотанные блестящей фольгой. Сравниться с Бабочкой было невозможно. Любаша же шла среди других кукол и весёлых бесенят в своей неровной марлевой юбке, с большим, все время норовившим свалиться с головы, бумажным синим бантом на непокорных кудрях, с ярко накрашенными щеками и губами.

Начальником лагеря в тот год была Любашина учительница начальной школы. Неизвестно, на каком кругу карнавального шествия она заметила Любашу среди других детей. И та, привыкшая внимательно смотреть на учителя в классе, увидела изумлённое и, как показалось, строгое и недовольное лицо своей учительницы. Она вдруг увидела и себя со стороны в этой помятой марлевой юбке, с размалёванным лицом, больше похожим на маску клоуна, чем на прекрасную куклу, и почувствовала себя ученицей, которая плохо выполнила урок. Она поняла, как трудно было её учительнице скрывать эмоции от вида этого мятого, раскрашенного и нелепого человечка. Учительница, скорее, из жалости протянула Любаше конфету, – это означало, что свою награду она уже получила и должна теперь выйти из круга. Следом за ней, сжимая в ладошках конфеты, выбывали из круга другие куклы и неунывающие шаловливые бесенята. Продолжала ходить по кругу только Томка-бабочка, и все ею любовались. Любаше тоже очень нравилась Бабочка, но самой было почему-то совсем невесело, очень одиноко, а из-за конфеты, полученной из жалости, вообще хотелось зареветь.

Но тут объявили концертный номер. Зазвучала музыка, и на середину зала из толпы детей и взрослых вдруг выплыла на цыпочках Верочка, мелко-мелко семеня ножками в розовых атласных туфельках, в настоящем балетном платьице, украшенном блёстками, с пышной, похожей на лепестки ромашки, короткой юбочкой, с белым пушистым, как лёгкие птичьи перышки, ободком на тёмных волосах.

Верочка была просто прелестна в своем чудесном наряде. Она танцевала какой-то удивительный, не похожий на обычные, танец. То плавно покачивала руками, то взмахивала ими, и была в этот момент похожа на красивую птицу, которая пыталась, но почему-то не могла взлететь. Она печально наклоняла голову, двигалась то стремительно, то замирала. И при этом всё время переступала с носочка на носочек в настоящих балетных туфельках.

И музыка была такая чудесная и трогательная. Все поняли, что Верочка изображала печального лебедя. И ничего, что лебедь был