Прочь из чёрной дыры - Лукас Ольга

— Ути, маленький, — умиляюсь я.

— Так что я пойду уже, — продолжает Федя. — А завтра… Давай вместе погуляем с Другом? Если хочешь. У вас завтра сколько уроков?

— Семь.

— У нас шесть. Тогда я за Другом забегу и буду ждать тебя, договорились?

В моей бедной голове мигает красное табло «тревога, тревога». Погулять. С собакой. С очень маленькой собакой, которая не только не защищает от больших, но ещё и притягивает их своей беспомощностью.

— Да? Нет? — заглядывает мне в глаза Федя. — У тебя другие планы?

«Тревога!» Слов не подобрать. Федя с независимым видом смотрит в зал через моё плечо. Сейчас он уйдёт и больше никогда не предложит погулять вместе. И никто мне не предложит. Я навсегда, навсегда останусь одна.

— Только не на собачьей площадке, — наконец удаётся выговорить мне.

— Естественно. Мы больше не ходим туда, где эти дураки бешеные.

— Тогда завтра, после седьмого урока! — радостно говорю я.

— На проходе-то не стойте, — расталкивает нас локтями какой-то неприятный Федин одноклассник.

— К ужину, наверное, опаздывает, — глядя ему вслед, говорит Федя. — Ладно, мне тоже пора бежать. Жду завтра, на площадке за школой. Сейчас холодно, фанаты турника туда не ходят. Если планы изменятся — пиши в личку.

Федя исчезает, а я топаю в магазин. И по ошибке достаю старый список продуктов. Но это неважно. Важно, что нашёлся человек, которому не надо объяснять, почему я не хочу гулять на собачьей площадке. Каково это — когда на твоего маленького пёсика у тебя на глазах нападает страшный зверь? И что в этот момент делал Федя? Надеюсь, не на дереве сидел?

ГЛАВА 26. «ОН НЕ ИСПУГАЕТСЯ». А Я?

Просыпаюсь до звонка будильника. Сердце колотится, как будто я только что вернулась из чёрной дыры.

Мы-то с Федей после уроков пойдём гулять. А как же Ли?

Почему я не рассказала ей ещё вчера? Мы ведь созванивались. Что заставило меня промолчать? Ладно, я боялась сглазить. Дурацкая мнительность. Бабушкина школа. Нельзя никому рассказывать о самом желанном, иначе не сбудется. Получается, самое желанное для меня сейчас — прогулка с Федей? Ну, ОК. И что теперь, врать подруге? Придумывать, что мама отправила меня в дальний магазин за средством для очистки стиральных машин? А если Ли увидит нас вместе? А если захочет поехать со мной?

А почему бы ей не погулять с нами?

Нет, это не то. Я сама толком не знаю, что это. Ли — моя подруга, железобетонно. А Федя? Будущий друг? Или будущий парень?

С Крашем было просто. Я его видела, и сердце моё разрывалось на миллионы маленьких сердечек и стучало в каждой клеточке организма, от пяток до кончиков волос. С ним рядом, даже на большом расстоянии, даже на площадке среди толпы зрителей, было тревожно, непонятно и воздушно. Рядом с Федей не так.

Значит — будущий друг? И я обманываю подругу, потому что нашла друга ей на замену?

Хорошо, что на первом уроке я могу притворяться сонной — Ли к этому привыкла. Но нельзя же спать весь день!

Сказать? Не сказать? И как объяснить, что она остаётся для меня самой главной подругой всё равно? А она правда остаётся? А если бы Ли была на моём месте, что бы я хотела услышать?

Мысли врезаются одна в другую, сбивают друг друга с пути, как электрические машинки в детском аттракционе.

На втором уроке ловлю себя на том, что уже почти ненавижу свою подругу. Я что, её собственность? По какому праву она запрещает мне… Стоп. Она ничего мне не запрещала и запретить не могла. Я ведь так и не рассказала ей о Феде. А время идёт, и Ли, наверное, думает, что после уроков мы вместе пойдём в актовый зал.

Второй урок у нас — география, и меня привычно потряхивает, потому что в любой непонятной ситуации Робинзоновна тиранит меня. Третий — английский. Тут уже Ли не до наблюдений за мной — надо держать в голове все неправильные глаголы, не позволять им разбежаться.

Но после английского, когда все худшие уроки недели позади, мне уже некуда отступать.

— Ты извини, но сегодня я опять не пойду с тобой на движ, — вдруг говорит Ли. — Я честно собиралась. Но семья есть семья.

Оказалось, что старший брат Ли перед Новым годом выиграл месячный абонемент на двоих в испанский языковой клуб. Хотел со своей девушкой ходить, чтоб когда-нибудь потом в отпуске понимать, что написано в меню и на указателях. Но им то лень, то другие планы. Абонемент сгорит в конце этой недели, если не начать им пользоваться. Брат объявил, что надо идти, и точка. Девушка отказалась. Он позвонил в клуб, попросил, чтобы его записали одного, но на два месяца. А одного его записать не смогли даже на месяц — абонемент на двоих никак нельзя поменять на сольный. Брат примчался вчера жаловаться маме на свою негодную девушку, предательницу такую, а мама ему сказала: «То, что вы пара, не значит, что вы всё должны делать вместе и одинаково». Брат совсем рассердился, заявил, что в этой семье его никто не любит и не понимает. Эльвира со своего дивана возразила, что место занято, самая нелюбимая в этой семье — она. Вообще-то она так пошутила, но родители Ли, её брат, мамина подруга, которая забежала на чашку кофе, сама Ли — кинулись уверять Эльвиру в том, что они её очень любят. А потом все сели ужинать, и брат был такой несчастный, что Ли, так и быть, пообещала сходить на первое занятие с ним.

Вот это поворот! Ли, которая с английским не может справиться, собирается учить с нуля ещё один иностранный язык!

— Брат говорит, это должно помочь. Когда начинаешь учить новый язык, вообще ничего в нём не понимаешь. И сравниваешь сразу со своим английским, на котором ты худо-бедно можешь сказать пару фраз. И тогда случается прорыв! Ты сразу так гордишься своими английскими достижениями, что перестаёшь бояться и говоришь всё лучше и лучше… Ну ладно, хорошо, не могла я бросить брата, он так расстроился! Похожу этот месяц, а там пусть он сам.

Иногда мне кажется, что все близкие люди живут у Ли в голове и приказывают, что ей делать, пытаясь перекричать друг друга. Вчера её брату удалось перекричать всех, он победил. Но чего хочет сама Ли? Из-за этих криков ей не слышно саму себя.

Тем временем в моей собственной голове радостно пританцовывает мелкая эгоистичная Вика. Отлично, Ли сегодня занята. Значит, можно про Федю ей вообще не рассказывать. Мало ли, вдруг мне всё показалось, и у нас с ним нет ничего общего, кроме музыкальных вкусов?

После уроков мы с Ли выходим из школы вместе — как обычно. Но потом она отправляется домой, ждать брата, а я иду на детскую площадку за школой.

Вчера вечером была оттепель, ночью ударил мороз, днём прошёл снег. Я осторожно двигаюсь по дорожке, чтоб не поскользнуться. Федя с сумкой на боку стоит ко мне спиной возле ёлочки на другом конце площадки.

— Привет, — говорю я.

Он оборачивается не сразу. Увидев меня, вытаскивает наушники, отключает музыку и говорит:

— Привет!

— Что слушаешь? — спрашиваю я.

— А просто всё подряд из твоего плейлиста, — отвечает он. — Неплохая подборка. Я тебе пришлю ссылку на одну группу, она должна тебе понравиться.

— Давай. Я тоже кое-что тебе скину, — говорю я.

Мы выходим на посыпанную песком дорожку. Федя осторожно вытаскивает Друга из сумки, прицепляет поводок к его ошейнику и выпускает собачку побегать.

— Хочешь вести его сама? — спрашивает он у меня.

— Не знаю. Он собака вообще-то. А я их боюсь.

— Ладно. Хотя Другу можно доверять. Он умный и не подлый. Собаки — как люди, очень разные. Бывают умные и глупые. Бывают такие, которым надо доказать, что они самые главные. Бывают ужасно хитрые. Бывают злые. Бывают странные. Некоторые нормальные, их просто надо больше любить и лучше воспитывать. Мы с Другом ходили к собачьему психологу и видели всяких. А держаться подальше надо от странных и злых. Ну, и ещё от тех, у которых хозяева с кукухой не дружат.