Башня из слоновой кости - Паола Барбато

– Женщина, но не поручусь.

– У вас есть хотя бы номер ее телефона?

– Должен быть в списке входящих звонков.

Номер действительно нашелся, но оказался отключен. Его внесли в список подозреваемых, хотя интуиция подсказывала Спаллетти, что Аркарезе напрямую не замешан: войдя в дом, он почувствовал себя плохо, и прибывшим полицейским пришлось оказывать ему помощь. На первый взгляд динамика событий казалась простой: Джузеппе Кастанья застал вора на месте преступления, выстрелил в него, а затем его самого настиг приступ. Но если причина смерти вора была очевидна, то следы на теле Кастаньи не указывали на инфаркт или инсульт. Судмедэксперт, прибывший из Витербо, диагностировал отравление, даже не касаясь тела. Тогда все подумали об Отравительнице из Сестри-Леванте, разыскиваемой по всей Италии, и вызвали заместителя квестора Дионизи. Но в тот момент Дионизи уже летел на вертолете в Гроссето по еще одному сигналу, связанному с Мариэле Пировано, поэтому на втором вертолете в Витербо отправился агент Спаллетти, взяв с собой дактилоскописта Габриэле Стефани. Остальным уже занимались коллеги из Лацио, но отпечатки лучше было классифицировать ему, так как он уже изучал отпечатки из дома Пироцци, дома Пировано, супермаркета, заведения D’Or и близлежащего отеля «Релэ Маджоре». Круг подозреваемых значительно сузился благодаря записям, сделанным камерами наблюдения. Полиция опознала номер машины, на которой Пировано и Корианджели уехали после остановки на заправке. Машина была зарегистрирована на фирму по утилизации отходов из Борготано, и проверка записей с камер на автостраде еще продолжалась, когда поступили звонки из Гроссето и, следом, из Сант-Эутицио.

Пока Стефани работал, Спаллетти обошел дом. Многие комнаты были за бронированными дверями с кодовыми замками – на их открытие ушла бы вечность, и Спаллетти готов был поспорить, что Аркарезе коды не знал. Не хотелось плохо думать о мертвых, но этот Кастанья был крупной фигурой в «Эквиталии» и, по мнению Спаллетти, наверняка был замешан во множестве дел. Дойдя до комнаты, полностью оформленной в зеленом, он застал дактилоскописта, заканчивающего осмотр. Отвечая на невысказанный вопрос, тот сказал:

– Да.

– Пировано?

– И Корианджели, и Берганти. Плюс хозяин дома, покойный дядя и еще две серии отпечатков, одну из них мы уже находили в номере отеля.

Спаллетти вздохнул.

– Яфрате и Сантьяпики. Все здесь.

– Похоже на то. Еще куча отпечатков, которые нужно проверить, но только в некоторых комнатах дома. И среди них обнаружился сюрприз.

Спаллетти, как и его начальник, не любил сюрпризы.

– Мертвый, тот, что застрелен, «вор» – мы его уже знаем.

– Кто он?

– Джованни Сабадини. Его отпечаток был в доме Пироцци.

Услышав о доме Пироцци, Спаллетти вздрогнул.

– И что он здесь делал?

– Не знаю. Его отпечатки повсюду, он обошел весь дом, возможно, что-то искал. Или кого-то.

Спаллетти нахмурился и вернулся в комнату, где забирали тело человека, убитого выстрелом. Он встал рядом и внимательно посмотрел на него. Тот был явно моложе, но с этими усами и седыми волосами…

– Они крашеные? – спросил он у сотрудника криминальной полиции, укладывавшего Сабадини в черный мешок.

– Да, и брови тоже, – ответил тот.

Он походил на Пироцци. Вблизи – нет, но издалека на первый взгляд их было не отличить.

– Как, ты сказал, его звали? – крикнул он Стефани, оставшемуся в зеленой комнате.

– Джованни Сабадини. Я уже его опознал, он был арестован… – тот сверился с планшетом, – двадцать первого июня десятого года за квартирную кражу.

Спаллетти без труда вспомнил, где он был в 2010 году. Он тогда еще патрулировал улицы, и, вероятно, этого Сабадини арестовал именно он. Тем не менее он записал имя в телефон и отдал приказ местным агентам:

– Поищите поблизости машину, зарегистрированную на Джованни Сабадини, или с его отпечатками. И когда найдете, проверьте, откуда она приехала.

Затем он неохотно позвонил заместителю квестора Дионизи. Думал застать его еще в больнице Гроссето. Но ошибся.

16

Машина Джерри казалась пустой.

Все четыре окна были опущены, и Мара мчалась по шоссе в сторону Ливорно, позволяя ветру хлестать себя по лицу.

я ничего не чувствую

Порой это было констатацией, порой утверждением, порой вопросом, а иногда – ощущением, которое она пыталась себе навязать, потому что чувствовать в этот момент было бы невыносимо. В зеркале заднего вида она видела Марию Грацию, сидящую прямо, с высоко поднятым подбородком, глядящую на что-то невидимое. В этом кусочке стекла отражалась только она, потому что Беатриче лежала на соседнем сиденье, поджав ноги, положив голову на колени подруги. На этот раз ей не удалось уйти от реальности.

ей будет тяжело прийти в себя

нам всем будет тяжело

тем из нас, кто останется

До больницы оставалось девять минут с того момента, как Мара развернулась, выехав на встречную полосу. Фьямму снова вырвало, только пеной, и Мара молилась, чтобы рвотные позывы мучили ее от страха. Она все подсчитывала, сколько яда могло быть на сигарете, сколько на бутылке воды, которую Мойра открутила для нее, потому что та не справилась, сколько на сэндвиче, поделенном с Беатриче, сколько на дольках мандарина, взятых прямо из той большой руки, привыкшей разгребать навоз, руки, полностью покрытой ядом.

она не заметила, потому что у нее высокий болевой порог

ладонь покраснела, но она не обратила внимания

Мара подумала о том, кто распылил яд на руле машины Марии Грации, рассчитывая убить ее.

другой мужчина

тот, кто следовал за нами от отеля «Маджоре» до дома Джерри

отравитель

Она представила, как он действовал, пока подруга шла к бронированному дому, следуя за элегантным мужчиной. Седан брошен открытым, пипетка или, возможно, другой дозатор, чтобы нанести токсин на руль, на рычаг переключения передач, может, даже на вентиляционные отверстия. Если бы за руль села Мария Грация, она, вероятно, почувствовала бы себя плохо почти сразу. Но за руль села Мойра, которая была сильнее, здоровее и не так часто трогала волосы.

если бы за руль села я, мне бы вообще ничего не было

Снова ее вина. Как она боялась касаться людей, передавать им еду, а теперь наблюдала со стороны за ролью, которую готовилась играть. Мойра отравила себя и Фьямму. Мойра, которая начала кашлять, когда Фьямме уже нечего было извергать и она не могла отдышаться. Мойра, кричавшая остальным, чтобы открыли окна, дали подруге дышать. Подруге, не ей. Мойра, посмотревшая на нее, глаза Мойры, страх в глазах Мойры вместе с первыми лопнувшими капиллярами.

неправда, что мы ничего не чувствуем

неправда, что мы пусты

Девять минут могут длиться вечно. Голова Фьяммы безвольно упала вперед, и из носа у нее