Корни ненависти - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури

Однако я уже перенесся мыслями в Толедо. Неужели у человека, стоящего за этим злодеянием, есть связи и там?

– Об этом никому нельзя говорить, – промолвил я наконец.

– Знаю.

– Зачем вы пришли, Аликс?

– Просто побыть здесь. Когда я увидела бабушку, то поняла: случилось что-то ужасное. В вашей лохани найдется место для меня?

Я молча кивнул. Слова были ни к чему. Они и так достаточно навредили мне в тот день.

Я устал. Мне хотелось одного: закрыть глаза, и чтобы сон унес все слова. Я молча смотрел, как Аликс сбросила платье и скользнула в воду. Свет пламени разлился по ее обнаженному телу. Она распустила волосы по моей груди и жестом попросила обнять ее. Так мы и сидели, глядя на огонь в очаге, пока ночь убаюкивала нас в объятиях друг друга.

– Какой сейчас у меня оттенок?

– Глубокая синева, за гранью печали. Ваш взгляд теряется в языках пламени, словно вы смотрите на океан.

– Так и есть.

– Это цвет отчуждения.

– Именно. Отчуждения. Я пропах смертью, вонь разлагающейся плоти впиталась мне в кожу и волосы. Я хотел смыть ее не только ради себя, но и для того, чтобы вы не почувствовали, – признался я некоторое время спустя, глядя на огонь.

– Нам нельзя быть вместе. Я не хочу хоронить четвертого мужа, а вы, похоже, ищете смерти с момента возвращения.

– Согласен. Нельзя. Это слишком опасно для вас. Если я умру, они найдут предлог, чтобы вас обвинить. Проведем эту ночь вместе, а завтра вновь станем просто соседями. И еще, Аликс…

– Что?

– Я никогда не забуду, как вы заботились обо мне с тех пор, как я вернулся в Викторию.

28. Вальдеговия

Унаи

Октябрь 2019 года

Когда позвонил Пенья, уже стемнело, и я бежал по улицам Старого города. Пробежки по обычным маршрутам меня успокаивали, поэтому в отсутствие Альбы и Дебы я использовал каждую свободную минуту, чтобы надеть кроссовки и выйти развеяться.

Остановившись передохнуть между Сапатерией и Корре, я присел у входа в один из проулков кантона Карнисериас.

В Средние века узкие проходы между домами использовались для отведения сточных вод; теперь же, благодаря проделанной работе по озеленению, неприглядная средневековая канализация превратилась в ухоженные внутренние дворики. У нас появились проулки Туннель, Оспиталес, Росалес, Техос, Асебос…

– Кракен, ты видел публикацию в «Твиттере»? – спросил Пенья.

– Сегодня не было времени. – Порыв ветра взметнул несколько прядей, обнажая шрам, и я поспешно пригладил волосы.

– Она становится вирусной, – обеспокоенно заявил Пенья. – Я хотел спросить, не пора ли вмешаться.

– Сначала объясни, в чем дело.

– Я зачитаю тебе твит: «„Повелители времени“ – одна из версий неопубликованной хроники двенадцатого века. Ее рыночная цена, по экспертной оценке, может достигать трех миллионов евро».

– Проклятье! – вырвалось у меня.

– Так ты в курсе?

– Со вчерашнего дня, – ответил я, поворачивая домой. На сегодня пробежка закончилась. – И, кроме моего источника, об этом не знал никто. Ты говорил с Эстибалис?

– Она не берет трубку. Уже почти одиннадцать; возможно, легла спать, – сказал Пенья.

– Тогда придется начинать без нее. Ты звонил Милан?

– Она уже ищет владельца аккаунта. Мы предполагаем, он создан совсем недавно с единственной целью – сбросить эту бомбу. Не слишком изобретательно, однако автор твита добился своего. Количество репостов увеличивается с каждой секундой. Завтра новость подхватят местные и национальные СМИ. Если эту информацию не знал никто, кроме тебя и твоего источника, значит, за тобой следят или прослушивают телефон.

– Я рассказал только Альбе. Мы с Лучо сидели в кофейне на площади Белой Богородицы, и я спустился в туалет, чтобы поговорить по телефону. Уверен, что он не пошел за мной и тем более ничего не слышал из зала.

– А что насчет кабинок? – спросил Пенья.

– Они были пусты, если только…

– Что?

– Если только никто не стоял за дверью винной кладовой. Больше в голову ничего не приходит.

Лучо знал официантку. Но стал бы он ей платить, чтобы она подслушивала за дверью? Выгодна ли ему эта утечка? Вряд ли. Яго и Гектору дель Кастильо тоже не имело смысла распускать слухи.

– В любом случае мы не докладывали судье об этой линии расследования. И распространение твита уже не остановить, – сказал я Пенье.

– Ты прав. Сегодня мы ничего не сможем сделать. Обсудим всё завтра в офисе. Да и потом, ты уже несколько дней сам не свой, Кракен. Тебе надо развеяться. Не хочешь пойти со мной в новый бар на Пинто? Живая музыка: скрипка и флейта. Сегодня кельтский вечер. Возможно, хоть так получится на пару часов забыть всю эту историю с книгой и мертвецами. Ну, пойдем?

Я согласился – без особого энтузиазма, скорее для психологической разгрузки. Мне было необходимо отвлечься. Я и так неделями избегал встреч с друзьями за чашкой кофе, в очередной раз откладывая свою жизнь до того момента, пока не раскрою дело.

* * *

Было почти три часа ночи, когда я вышел из бара. Пенья остался выпить со своими приятелями-музыкантами, а я, попрощавшись, отправился домой.

Друзья Пеньи завершили кельтский концерт песней «Fisherman's Blues» группы «Уотербойз», и мне наконец-то удалось расслабиться и забыть о своих мрачных обстоятельствах. Только выйдя на пустынную улицу, я увидел в телефоне длинный список пропущенных звонков, а в половине второго Эстибалис прислала тревожное голосовое сообщение: «Скорее приезжай в башню. Думаю, что…»

Я несколько раз набрал ее номер – никто не взял трубку. А Эстибалис всегда отвечала на мои звонки.

Я побежал обратно в бар.

Увидев по моему лицу, что дело безотлагательное, Пенья опустил стакан.

– Поехали со мной в Вальдеговию, – прошептал я. – Эстибалис позвонила из башни Нограро, а теперь не берет трубку. Понятия не имею, что она там делает в такой час посреди недели, но у меня плохое предчувствие. Давай съездим и посмотрим, в чем дело.

* * *

Выехав из Витории, мы окунулись в темноту сельской местности. Кроны деревьев вдоль дороги образовывали туннель вокруг машины, которая на всех парах неслась к башне.

– Не берет трубку, – бормотал я с нарастающей тревогой. – И на сообщения не реагирует. Однако телефон включен. Она просто не отвечает.

– Почти приехали, Кракен. Может, вызовем патруль?

– Решим на месте, когда станет ясно, с чем мы имеем дело.

«Не хочу ее компрометировать», – мысленно добавил я.

Я еще не знал, что происходит,