Черное солнце - Джеймс Твайнинг

— Ну и чего хочет старый добрый дядюшка Гарри?

Том пожал плечами. На данный момент он решил подержать сказанное Ренуиком об отце при себе. Хотя он прекрасно понимал, что подобная недосказанность вряд ли соответствует духу открытости и доверия, который с таким тщанием они оба пестовали в течение последнего года или около того, Том не был готов поделиться услышанным с кем бы то ни было, пока сам как следует не переварит эти инсинуации. К тому же информация не имела никакого отношения ни к «золотому» поезду, ни к ордену.

— Он хочет выяснить, что нам известно. Чтобы заставить нас совершить ошибку, — ответил Том.

— А это может означать, что он сейчас не ближе к обнаружению комнаты, чем мы.

— Верно, — улыбнулся Том, — к тому же, поскольку он не знает, что мы нашли в крипте, можно заключить, что ему известно даже несколько меньше, чем нам. Он знает, что мы здесь, но не знает зачем.

— Но выяснить это не займет у него слишком много времени, верно?

— Верно, — согласился Том, — и поэтому я очень надеюсь, что у тебя есть план.

— Не волнуйся. Все схвачено. — Арчи вытащил из пачки сигарету, но Том скорчил недовольную мину:

— Послушай, ведь мне здесь спать.

— О! — Арчи покаянно затолкал сигарету обратно.

— А что это значит — схвачено?

— Ну, не совсем пока. Но будет. Я знаю парня, чья это делянка. Это клиент, вернее, бывший мой клиент. Точнее, наш.

— Что еще за «бывший клиент»? — спросил Том скептически.

Арчи пожал плечами и вытянул руки вперед ладонями вверх.

— Виктор, конечно. Витюша. Кто ж еще?

— Виктор? — Том с сомнением вскинул брови, поморщился. — Тот самый, для которого ты в прошлом году заставил меня красть яйца Фаберже, а после оказалось, что они предназначены Кассиусу. Помнится, нас обоих тогда едва не убили.

— Так-то оно так, но давай не будем ковыряться в прошлом, а? — застенчиво проговорил Арчи. — Это все древняя история, было и быльем поросло, слава Богу. Клянусь, такое не повторится. Но тут нам нужен именно Виктор. И убить никого не убьют.

Глава 56

Где-то на территории Германии

8 января, 21.00

Их было двенадцать — мужчины с одинаковыми золотыми кольцами на безымянных пальцах; на кольцах идентичная гравировка: решетка о двенадцати клеточках, и в одной из клеточек бриллиант.

У них не было имен — так надежнее. Не было и номеров, ибо это намекало бы на некую иерархию, определенное превосходство или приоритет, а это в корне противоречило бы основополагающей концепции братства равных. Каждому было дано имя города, и это по меньшей мере исключало обезличку и путаницу.

— Оснований для паники нет. — Париж, преклонного возраста мужчина, сидевший во главе стола, поднял руку, чтобы успокоить тревожный ропот, который вызвало только что прозвучавшее сообщение. — Это ровным счетом ничего не значит.

— Ничего? Как это «ничего»? — недоверчиво вопрошал сидевший напротив него Вена. — Ты что, не слышал только что сказанное? В замке Вевельсбург найдена крипта — усыпальница двенадцати эсэсовских генералов. Смотритель совершал обход и увидел лаз, аккуратное такое отверстие прямо посреди парадного зала. Мы и понятия не имели о существовании этой комнаты. Это наверняка Кирк, он проявляет активность и действует вполне целенаправленно. Если это не повод для паники, тогда что это?

Собравшиеся за столом утвердительно закивали, и пламя свечей, потревоженное их дыханием, нервически задергалось, и на стенах заплясали неверные отсветы.

— Он оказался намного хитрее, чем мы предполагали, скажу я вам. Однако мы не должны упускать из виду тот факт, что…

— А что, если он обнаружил там нечто действительно важное? — с каменным выражением на лице спросил Берлин. — Как близко к разгадке вы позволите ему подобраться, прежде чем начнете воспринимать все это всерьез? А что, если он отыщет картину?

После этих слов и без того бледное лицо Парижа мгновенно стало мертвенно-белым, а в комнате поднялся шум — все двенадцать мужчин заговорили одновременно.

— Братья! Братья! — Вена поднялся со стула, и шум постепенно смолк; двенадцать разгневанных мужчин нехотя, но замолчали. — Время разговоров прошло. Настало время действовать.

— Слушайте, слушайте, — нараспев произнес Краков.

— Что ты предлагаешь? — спросил Берлин.

— Две вещи. Первым делом надо устранить Кирка раз и навсегда. От одного из наших источников я только что узнал, что он прилетел в Санкт-Петербург. Если нам удастся разобраться с ним там, это будет удача.

— Я позабочусь об этом, — кивнул Берлин. — Мне надо лишь узнать, где он остановился.

— И второе, — добавил Вена, — перевезти в другое место.

— Перевезти? — прошипел Париж. — Надеюсь, ты шутишь?

— Нынешнее местоположение отслужило свою добрую службу. Но тревожные времена требуют экстраординарных мер. Надо вырвать связующее звено. Исключить любую возможность того, что кто-нибудь может хотя бы случайно раскрыть тайну картины, а с ней и все остальное. Надо найти такое место, где никто и никогда не найдет, место, которое будет известно только нам и никому больше.

— Но ведь это абсурд, — взмолился Париж, — у нас есть устав. Клятва, которую все мы дали. Охранять, но никогда не перемещать. Любое движение может дать знать о ее существовании всему миру!

— Устав был создан для другой эпохи, — настаивал Вена, — он не отвечает изменившимся условиям. Как не соответствует им и то, что ты — единственный, кому известно местонахождение. Чтобы выжить, мы должны приспосабливаться.

— Но это безумие, — продолжал возмущаться Париж.

— Неужели? А может быть, безумие — это игнорировать объективную реальность? Доверить свою судьбу стариковским капризам? Нам нужны перемены, пока еще не слишком поздно.

— Здесь есть только один-единственный человек, который настойчиво и последовательно предупреждал нас об опасности, и это Вена, — поддержал его Краков, — он доказал, что ему можно доверить великую тайну, и он предпримет все необходимые шаги, чтобы сохранить ее в неприкосновенности.

— Только один человек на Земле может быть посвящен в эту тайну, — твердо отрезал Париж, — и тяжкое это бремя он должен нести до конца своих дней. Ваши предшественники решили, что этим человеком призван быть я, и я не намерен отказываться от возложенной на меня миссии.

— В таком случае предлагаю проголосовать. — Берлин ударил кулаком по столу. — За Парижа с его безволием и бездействием, или за Вену и его волю и действие.

— Тут вам не демократия… — начал было Париж, но его протесты потонули в шумных возгласах в поддержку предложения Берлина.

— Для меня большая честь, что вы сочли меня достойным вашего доверия, — проговорил Вена, поднимаясь со стула, — однако окончательный выбор за вами.

Один за другим они вставали из-за стола, со