Усадьба Сфинкса - Константин Александрович Образцов

и я успею привыкнуть и к Анненбауму, и к «О’Рурку», и к Камилле и, что было бы сущим кошмаром, их полюбить. За восемь дней я исходил город вдоль, поперек и еще раз вдоль и, пользуясь любезностью Камиллы, на всякий случай осмотрел все закоулки в «О’Рурке», в качестве благодарности выслушав несколько ее историй про бывших мужей, все различие между коими определялось только разновидностью запрещенных веществ, которые они употребляли.

* * *

Как обычно бывает, все произошло тогда, когда я уже перестал ждать.

Время приближалось к полуночи. В пабе оставались только я, Камилла, деловито натирающая несвежей тряпкой барную стойку, и двое засидевшихся за кружками пива гостей в углу, уже рассчитавшихся, но все еще не находящих в себе достаточно мужества завершить уик-энд перед кошмарной неизбежностью стремительно приближающегося понедельника.

На лестнице глухо звякнул колокольчик. Заскрипела тяжелая дверь, потянуло промозглым сквозняком с улицы и послышалось, как частые капли дождя барабанят по железному навесу у входа.

– Мы закрыты! – протяжно прокричала Камилла, не отвлекаясь от стойки и тряпки. Ей не было видно, кто вошел в паб, зато увидел я.

Юная девушка, почти девочка, едва ли восемнадцати лет, стремительно спустилась по лестнице и остановилась рядом со мной, тяжело дыша и растерянно озираясь. Кажется, она сама не вполне понимала, где оказалась, просто забежав наугад в первую открытую дверь. У нее были отливающие золотом темные густые волосы, на которых дрожали капли воды, большие глаза перепуганной лани и бледное личико; я увидел, что у распахнутой теплой куртки вырваны кнопки застежек и надорван правый рукав у плеча. Девушка посмотрела на меня, на Камиллу и произнесла:

– Помогите.

Что бы ни преследовало ее во мраке ненастной ночи – бароны-разбойники, зловещие колдуны или дракон – оно было близко: дождь не успел сильно намочить волосы девушки, а значит, она или прибежала из соседнего дома, или выскочила из машины. Я взглянул на Камиллу. Та поняла без слов, отбросила тряпку и позвала:

– А ну-ка, пойдем со мной, моя милая!

Девушка неуверенно шагнула вперед. Камилла вынеслась из-за стойки, схватила ее за руку и потащила за собой к распашным дверям в кухню. Кроме места, где вечно сонный повар с помощником жарили стейки и рубили салаты, помимо тесных кладовых и подсобок, там был служебный выход во двор, и еще одна дверь между туалетом и душевой, ведущая на лестницу в хостел. Я надеялся, что жизненный опыт подскажет Камилле правильный выбор.

В узких окнах под потолком мелькнули бело-голубые лучи фар. Захлопали дверцы автомобилей. Дверь вновь заскрипела, жалобно и протяжно, потом раздался удар и звук слетевшей пружины; колокольчик звякнул и замолчал. Вместе с дождливым холодом в паб ворвались голоса и дробный топот тяжелой обуви по деревянной лестнице, будто по ней и вправду втягивал вниз свое тело многоногий дракон.

– …сюда она нырнула, я видел…

– …надо было посередине сажать…

– …да я думал, что заблокировано!..

В паб вбежал щуплый, небольшого роста мальчишка с сердитым мышиным личиком и редкими волосиками, намокшими и прилипшими к маленькой голове. На вид ему было лет четырнадцать; он остановился у лестницы, отдуваясь и озираясь вокруг. За ним, раскорячась на ступенях, будто краб, спешил седоватый крепкий мужик с огромными сивыми усами, свисающими, как у моржа. Еще двоих я узнал: широкоплечий молодой мужчина с взъерошенными жесткими волосами, похожими на игры дикобраза, и юноша в черной куртке и желтом спортивном костюме; он встал, широко расставив ноги в огромных белых кроссовках, и, иронично прищурившись, разглядывал обстановку. Следом спустился еще один мужчина, высокий, лет сорока, прямой осанкой, немного вьющимися волосами, задумчивым ликом и аккуратными усиками напоминающий белогвардейского офицера, какими их обыкновенно изображали в советских фильмах. Последним вошел подросток с длинными темными волосами, свешивающимися на уши из-под нелепой бейсболки салатового цвета, которая явно была ему мала; под расстегнутой кожаной курткой пламенели буквы и скалились черепа с логотипа какой-то рок-группы. Он сел на угловой диван у дальнего столика, надвинул большие наушники и со скучающим видом уставился перед собой.

Подростки выглядели как люди, ни одного дня в своей жизни не жившие плохо. Это как-то сразу заметно и не спутать ни с чем, как фирменную вещь интуитивно всегда отличишь от подделки. Похоже, сегодня им предстояло впервые столкнуться с малоприятной реальностью. А вот взрослые явно были людьми, повидавшими разные виды; они носили некое подобие военной формы: короткие темно-серые куртки, широкие брюки такого же цвета из плотной ткани с карманами на коленях и ботинки на высокой шнуровке. На поясах-«варбелтах» висели короткие металлические дубинки и кобуры, из которых высовывались пластиковые пистолетные рукояти.

– «Ярыгин», насколько я вижу, – прокомментировал я в отражении. – Поддерживают отечественного производителя. А командир, судя по всему, решил выделиться.

Куртку мужчины, похожего на белогвардейца, перетягивала старинная армейская портупея, на которой висела только одна закрытая кожаная кобура. В остальном он был одет так же. У всех троих на черной ткани курток с левой стороны груди была вышита ярко-алая буква «А», обведенная справа вытянутым полукругом.

Повисло молчание. Мгновенно сгустившийся воздух наполнился запахом тестостерона и дешевого лосьона после бритья. Двое за дальним столиком при виде нежданных гостей как будто слились с интерьером, сделавшись неотличимы от рекламных плакатов пива и афиш фильмов ужасов на стенах.

– Добрый вечер, – приветливо поздоровался я. – Вы, наверное, из клуба поклонников Натаниэля Готорна? Мы ждали вас несколько раньше.

Все молча переглянулись и посмотрели на меня.

– Ладно, это сложная шутка, согласен.

– Юморист, – констатировал усатый мужик, осклабился и весело подмигнул. Я с готовностью подмигнул в ответ.

В кухне что-то раскатисто загрохотало, рассыпалось дробным металлическим звоном по каменным плитам пола, раздался сердитый окрик, затем удар и характерный звук падения обмякшего тела. Створки дверей распахнулись и в паб вошел еще один мужчина в темной куртке, небольшого роста, с какими-то слипшимися вместе чертами лица, как будто оно было нарисовано на воздушном шарике, который потом сдулся, с густыми черными бровями, из-под которых поблескивали почти невидимые глазки, и в намотанной на шее «арафатке». За ним появился мальчишка, очень высокий – едва ли не выше меня, полный, с детским лицом и пухлыми нежно-розовыми щеками. На нем было застегнутое на все пуговицы толстое пальто-дафлкот и заботливо намотанный большой теплый шарф.

– На улице нет, – сказал человек в «арафатке». – Ушла. Или тут прячется.

К счастью, Камиллу не подвело чутье и дверь она выбрала верную. Я откашлялся. Все снова посмотрели на меня.

– Господа, паб закрыт, – сообщил я. – Кстати, если мальчикам нет восемнадцати, им тут вообще делать