К. Сэнсом - Камни вместо сердец

– Значит, летом домница пустует?

– Часто за ней приглядывает один человек, готовящий на зиму запасы древесного угля и всего прочего.

Заметив обращенный ко мне взгляд Барака, я поторопился закончить разговор:

– Спасибо тебе, Ллевеллин.

– Подумываете оставить закон ради железного дела, сэр? – окликнул меня Карсвелл, когда я пересел к Джеку. Быстро темнело, и явившиеся невесть откуда в необычайном количестве ночные бабочки бело-серым облаком кружили вокруг огня.

Помощник посмотрел на меня проницательными глазами:

– О чем это вы там шептались с Ллевеллином? Надеюсь, ваш разговор не имел отношения к Эллен?

– Давай сконцентрируем свое внимание на деле Хью Кертиса, – ответил я резким тоном.

– Итак, ты выяснил, где находится Рольфсвуд? И намереваешься отправиться туда и все разнюхать, если тебе выпадет подобный шанс, – не отступал Джек.

– Ну, это мы посмотрим.

– А мне думается, что тебе следует оставить это дело в покое.

– Да знаю я, что ты там думаешь! – внезапно взорвался я. – Но поступлю так, как считаю нужным!

Со стороны Угрюма донесся хриплый смешок.

– Поссорились… любовнички! – воскликнул он, глядя на нас с Бараком. Скандалист был уже пьян, он комкал и жевал слова, и на лице его горела злоба.

– Заткнись там, пока я сам не заткнул тебе рот! – привстав на месте, сверкнул глазами мой клерк.

Угрюм ткнул в мою сторону пальцем:

– Горбуны приносят несчастье, это известно всем! Хотя какого гребаного несчастья еще можно ждать, когда придется идти в бой под командой дряхлого сони-капитана и косого герольда?

Я обвел взглядом кружок сидящих вокруг людей. Едкий дым царапал мои глаза, солдаты в смущении отворачивались… Угрюм неловко поднялся на ноги и ткнул в мою сторону пальцем:

– Смотри, не сглазь меня! Ты…

– Прекрати! – Все повернулись на окрик и увидели, что последовавший за мной Голубь остановился в нескольких футах от костра. – Прекрати болтовню, дурак! В этом деле повязаны все мы! И ты больше не в своей деревне. Ты больше не можешь в охотку красть дичь и уток у бедняков и велеть им называть себя мастером!

Угрюм тут же взревел:

– Я ж те яйца оторву!

Голубь неуверенно смотрел на своего односельчанина, тянувшегося к ножу и отталкивавшего руку пытавшегося удержать его солдата.

Внезапно появившийся высокий человек в белом плаще отвесил Угрюму внушительную пощечину. Тот пошатнулся, выпрямился и снова потянулся к ножу.

Перед ним стоял Ликон.

– Ну-ка, ударь меня, паршивец, и попадешь в бунтовщики! – рявкнул он и уже более спокойным тоном добавил: – Но если хочешь, я расправлюсь с тобой с глазу на глаз, как подобает мужчине.

Угрюм, из угла рта которого потянулась струйка крови, уронил руки вниз. Раскачиваясь, как марионетка с перерезанными нитями, он застыл на месте.

– Я не бунтовщик, – проговорил он, после чего снова пошатнулся и выкрикнул: – Просто я хочу жить! Жить!

– Тогда перестань пить и работай, как все остальные. Так солдату проще всего выжить, – бросил Джордж.

– Трус! – донесся из тьмы еще чей-то голос. Угрюм повернулся на этот крик, помедлил и углубился в темноту.

Ликон повернулся к солдатам:

– Должно быть, скоро свалится… пусть через какое-то время кто-нибудь сходит за ним и переправит его в палатку. Завтра утром он сможет принести мастеру Шардлейку извинения перед всем строем.

С этими словами капитан направился прочь. Я поспешил догнать его:

– Спасибо тебе за это, Джордж. Только прошу, не надо никаких публичных извинений. Они бесполезны, а я не хочу расставаться с вами в такой ситуации.

Ликон кивнул:

– Очень хорошо. Однако какое-то наказание должно последовать.

– Подобные вещи случались со мной и прежде. И случатся еще не раз, – сказал я и, помедлив, добавил: – Он боится того, что ждет его впереди.

Джордж посмотрел на меня:

– Понимаю. Теперь, когда мы уже возле Портсмута, многие из солдат начинают бояться. Но я сказал правду: если дело дойдет до битвы, только дисциплина и совместный труд могут предоставить солдату возможность сохранить жизнь. Хотя в итоге все решают судьба и случай.

Недолго помолчав, он проговорил:

– Сегодня утром от этой барабанной дроби мне уже выть хотелось. – Он сделал еще одну недолгую паузу и продолжил: – Мастер Шардлейк, после того, что я наговорил вам в Годалминге, вы… вы действительно считаете, что я гожусь в командиры? Мне придется командовать ими, от сэра Франклина толку не будет. Он хорош, когда надо поддерживать дисциплину – вчера вечером целая группа после пьянки принялась буянить, и он несколькими словами прекратил дебош. Но вы же видели его – он слишком стар для того, чтобы вести людей в бой!

– Я уже говорил тебе, что такого командира, как ты, им еще надо было бы поискать, – заверил я молодого человека.

– Благодарю вас, – ответил он негромко. – Я боялся, что вы считаете иначе.

– Нет. Клянусь душой!

– Молитесь за нас, после того как мы расстанемся.

– Охотно. Хотя, на мой взгляд, Бог давно уже перестал слушать мои молитвы.

Странно было ночевать в одной палатке с Дириком. Он вовсю храпел, мешая мне спать. На следующее утро мы снова были в седле, и к потертостям на ногах у меня добавилась мучительная боль в спине. Начинался последний день нашего путешествия. Лицо Угрюма заметно опухло после вчерашней пьянки. Когда он занял свое место в строю, многие из солдат бросали неодобрительные взгляды в его сторону – надо думать, потому, что он позволил себе показать людям свой страх. Снодин, напротив, выглядел не хуже, чем обычно, – признак истинного пьяницы.

Мы выступили в путь. Топот марширующих ног, грохот телег за спиной, неизменное облако пыли, окутывавшее нас, сделались уже повседневной привычкой. Но это действительно был последний день пути: солдатам предстояло дойти до Портсмута, а нам, по словам Дирика, осталось проехать всего несколько миль до деревни Хорндин, после чего свернуть на Хойленд.

День опять выдался душным и жарким. Почти все утро солдаты пели вульгарные версии придворных любовных песен, оснащая их таким количеством непристойностей, что я не мог не улыбнуться. Мы вновь въехали в лесной край, чередовавшийся с низинами, лугами и редкими деревнями, жители которых шли в церковь на воскресную службу. Из уважения к ним солдаты умолкли.

Потом, мили через две, дорога сузилась, зажатая между двумя высокими поросшими лесом откосами, и мы наткнулись на громадную телегу, потерявшую колесо и опрокинувшуюся, перегородив дорогу от края и до края. На ней везли большую железную пушку пятнадцати футов длиной, выскочившую из-под удерживавших ее толстых канатов и лежавшую теперь на дороге. Четверо везших телегу рослых коней паслись тут же на обочине. Возчик уговорил солдат помочь ему починить повозку: пушка ехала в Портсмут из Сассекса по дороге, хотя, по мнению возницы, ее следовало переправлять морем.

Пока несколько человек поднимали пустую телегу и надевали на ось запасное колесо, остальные солдаты расселись, устроившись в низу узкой ложбины. Дирик сперва расхаживал взад и вперед в обществе Фиверйира, рассматривая при этом лес, а потом подошел к нам с Бараком.

– Не разрешите ли сесть рядом с вами? – попросил он и, едва сев, махнул рукой в перчатке в сторону деревьев: – Эта земля, как и владения мастера Хоббея, является частью древнего Бирского леса. Вы знаете его историю?

– Только то, что издревле, еще с норманнских времен он принадлежал королям, – вспомнил я.

– Отлично, брат. Но пользовались им мало: сменявшие друг друга короли предпочитали Новый лес. С течением лет Бирский лес понемногу съеживался, поселенцы, согласно любимому вами сквоттерскому праву, ставили здесь дома, хутора превращались в деревни, а короли друг за другом продавали их или жертвовали церкви – как было с поместьем приората Хойленд. Такой лес здесь тянется на мили и мили.

Я посмотрел на заросли перед нами. Деревья, огромные дубы и вязы, казались очень старыми, а зеленый подлесок поднимался под ними непроходимой стеной. Невзирая на дни жаркой погоды, от леса исходил запах сырой земли.

От телеги донесся новый треск: заново поставленное колесо отскочило, как только солдаты выпустили его, и повозка снова завалилась на бок. Дирик поднялся и простонал:

– Мы пробудем здесь весь день! Пойдем, Фиверйир, поможешь мне подтянуть сбрую моей лошади.

Он пошел прочь, и поднявшийся Сэм поспешил следом за ним.

– Не хочет, чтобы его молодой клерк выдал нам какие-нибудь секреты, – пренебрежительно промолвил Барак. – Зря боится. Фиверйир предан ему, как пес.

– Ты сумел познакомиться с ним получше?

– Он готов говорить только о собственном спасении, о мире, во зле лежащем, и о том, какой растратой драгоценного времени его мастера является это путешествие.