К. Сэнсом - Камни вместо сердец

Облик местности вокруг нас начал меняться. Под ногами крошился мел, стало больше просторных полей, а дорога шла вверх на Хэмпширское нагорье. Движение на тракте сделалось еще более оживленным, и телеги впереди то и дело останавливались по звуку трубы, пропуская нас. Раз мы заметили в поле занимавшийся учениями отряд местного ополчения: увидев солдат, они разразились приветственными криками и принялись махать руками. На вершинах холмов все чаще обнаруживались высокие сооружения, толстые столбы поддерживали штабеля облитых смолой дров, и рядом непременно находился страж – сигнальные огни эти, насколько я знал, образовывали цепь по всем прибрежным графствам. Их зажгут сразу, как только заметят вражеский флот.

Однажды мимо нас проскакал почтовый гонец в цветах королевского дома, и на сей раз настала очередь солдат отступать на обочину. Барак проводил глазами всадника, исчезающего в облаке пыли: должно быть, гадал, не везет ли гонец письмо от Тамасин, подумал я. После этого помощник вопросительно посмотрел на меня. Прошлым вечером он заметил, в каком возбужденном состоянии я вернулся в нашу комнату, однако сделал вид, что поверил мне, когда я сказал, что, дескать, меня трясет от того, что промок. Вспомнив надпись на заднике камина, я подавил дрожь. Какое-то чрезвычайное совпадение подсунуло мне ее в тот самый момент, когда я по-настоящему подумывал о том, что мне следует забыть про интерес к прошлому Эллен. Я не верю в предзнаменования, однако надпись эта глубоко потрясла меня.

Около шести вечера мы остановились на поле. Как и в предыдущие вечера нас ожидал на нем местный житель возле груды заранее нарезанных ветвей кустарника для ночлега солдат. Последний час барабанщик выбивал неспешный и ровный ритм, ибо люди очень устали. Посмотрев вперед колонны, я заметил напряженные плечи и поникшую голову Ликона. Переговорив с караулившим поле человеком, он приказал Снодину устраивать лагерь, после чего подъехал к нам.

– Боюсь, джентльмены, что вам придется провести вечер в лагере, – развел он руками. – Мы остановились у окраины Буритона, и местный житель только что сказал мне, что городок до отказа набит путниками и возчиками. На место в гостинице нет даже шанса.

– Ты хочешь сказать, что нам придется ночевать на этом поле? – с нотками гнева в голосе спросил Дирик.

– Если вам угодно, можете заночевать на обочине, сэр, – коротко ответил капитан, – но если вы не возражаете, я готов предложить вам место в нашем лагере.

– Мы будем благодарны за это, – проговорил я.

– Тогда пойду поищу для вас палатку. – Кивнув мне, Джордж отъехал.

Винсент недовольно забурчал:

– Если повезет, завтра утром мы окажемся в Хойленде. Я буду рад избавиться от этих вонючих солдат.

– И вы еще рассказываете мне о своем низком происхождении, брат Дирик! – усмехнулся я. – После дороги мы пахнем не лучше их.

Через час я сидел на кочке возле шатра и растирал усталые ноги. Нам дали одеяла с телег, однако ночь предстояло провести на голой земле. Я был рад тому, что путешествие подходит к концу: быстрый и мерный топот солдат раздражал меня все больше.

Я окинул взглядом лагерь. Солнце клонилось к горизонту. Солдаты, разбившись на небольшие группы, сидели возле палаток. Некоторые из них чинили доспехи. Искусная организация армейского быта в очередной раз восхитила меня. На краю поля Дирик неторопливым шагом прогуливался с заметно прихрамывавшим сэром Франклином. Я уже отметил, что мой противник пользовался любой возможностью, чтобы поговорить с ним, хотя на Ликона не обращал никакого внимания. Нет более целеустремленного честолюбца, чем человек «новый», вновь подумал я. Возможно, это качество и влекло Винсента к Николасу Хоббею: подобное притягивается к подобному.

Джордж переходил от группы к группе, то и дело останавливаясь, чтобы переброситься словом с очередным солдатом. В отличие от сэра Франклина, он делал особый упор на пребывание среди солдат, на внимание к их жалобам. Снодин сидел перед своей палаткой, неторопливо попивая пиво из большой бутыли и отвечая хмурым взглядом всякому, кто смел посмотреть на него. На краю поля Барак сидел возле костра с дюжиной солдат из последнего отделения. Я завидовал той легкости, с которой он обращался с молодыми людьми: после того эпизода в деревне они, по большей части, учтиво обращались ко мне, впрочем, без неподобающего панибратства с джентльменом. Там же находился и капрал Карсвелл вместе с молодым валлийцем Ллевеллином. Я заметил, что оба явно дружат, невзирая на различие в характере: юный Том был отличным парнем, но чувством юмора не обладал вовсе, в то время как Стивена веселье просто переполняло. Однако всякому шутнику нужен объект для шуток. Бедокур Угрюм сидел с ними рядом в своем ярко раскрашенном бригандине. Дав легкий подзатыльник соседу, он в своей тягучей манере проговорил так, что мне было слышно на другом конце поля:

– Ты должен звать меня «мастер».

– Отвали, тупая орясина! – отозвался сосед.

Я решил, что неплохо бы присоединиться к ним: во всяком случае, когда рядом находилась выпивка, следовало приглядывать за Бараком, за что он называл меня старой курицей. Кроме того, у меня имелась пара вопросов к Ллевеллину.

Пересекая поле, я заметил, что Фиверйир сидит возле палатки рядом с Голубем. Тоже бедолага… при таких-то лопухах вместо ушей! Сэм оживленно болтал, но его собеседник был занят: он что-то вырезал на рукоятке ножа, близко поднося ее к глазам в меркнувшем свете. Заметив мой взгляд, клерк поднялся и направился прочь. Голубь со злобой посмотрел на меня:

– И вы тоже решили обратить меня в свою веру, сэр?

– Не понимаю, друг, что ты хочешь этим сказать, – удивился я.

– Этот молодой клерк хочет, чтобы я поверил в то, что в чаше причастия нет крови Христовой. Ему следует быть осторожным – людей отправляли на костер и за меньшее преступление против веры. Мы у себя в Харфилде придерживаемся старых взглядов.

Я вздохнул. Фиверйир начал проповедовать свои радикальные взгляды среди солдат, а значит, хорошо уже и то, что наутро мы расстаемся с ними.

– Нет, Голубь, – проговорил я. – Я не проповедник и не занимаюсь наставлениями в вере.

Что-то промычав в ответ, молодой человек вернулся к своей работе. Длинный нож – из тех, что имелись у каждого солдата – одинаково годился и в качестве оружия, и для мирных дел. Я заметил, что Голубь вырезает слова: «МАРИЯ СПАСИ НАШИ ДУШИ» удивительно сложными и требующими большого мастерства литерами.

– Отличная работа, – похвалил я его.

– Я надеюсь, что Пречистая Дева спасет нас в бою, – отозвался солдат.

– Я намереваюсь присоединиться к сидящей у костра компании, – произнес я. – Пойдешь со мной?

Отрицательно качнув головой, Голубь вновь склонился над своей резьбой, и я подумал, что он, должно быть, опасается новых насмешек со стороны Угрюма. Подойдя к костру, я осторожно уселся на землю возле Ллевеллина и Карсвелла. На костре перед компанией неторопливо жарились два кролика и курица.

– Кружечку пива, сэр? – предложил мне капрал. Приняв ее, я посмотрел на Барака, однако тот погрузился в разговор со своими соседями.

– Спасибо, – кивнул я Стивену. – Вижу, вы с добычей. Но если вы браконьерствовали, постарайтесь, чтобы капитан Гиффард не заметил этого.

Шутник расхохотался:

– Этот местный сказал нам, что на кроликов поохотиться можно. Их-де здесь развелось слишком много, и они объедают поля. Так что кое-кто из ребят в этом лесу получил возможность попрактиковаться в стрельбе из лука.

– Но это все-таки курица. Надеюсь, что вы подстрелили ее не на ферме?

– Никак нет, сэр, – ответил Карсвелл с торжественным выражением на лице. Черты его, в которых не усматривалось ничего примечательного, были подвижны, как у шута. – Это просто такие вот кролики водятся в этом краю.

– Но у этого кролика есть крылья.

– Странный край, этот Хэмпшир…

Расхохотавшись, я повернулся к Ллевеллину и негромко, так, чтобы не услышал Барак, сказал:

– Я хочу кое о чем спросить тебя.

– Да, сэр? – отозвался юноша.

– Вечера ты говорил о железных мастерских в Вилде. Какая разница между новыми печами и старыми… домницами, так они, кажется, назывались?

– Новые дутьевые печи много больше, сэр, и железо выходит из них расплавленным, а не мягкой крицей. После дутьевых печей железо разливается в готовые формы. Там уже начали отливать пушки.

– А это верно, что домницы не работают летом?

– Да. На них в основном трудятся местные жители, которые лето проводят в поле, а зимой занимаются ремеслом. А новые печи обслуживает не одна дюжина человек, и работают они круглый год.

– Значит, летом домница пустует?

– Часто за ней приглядывает один человек, готовящий на зиму запасы древесного угля и всего прочего.