Зверь - Мола Кармен

— Дело было в Париже… Мой друг из театральной труппы сказал, чтобы я не пыталась выяснить, кто виновен в смерти дочери, чтобы просто жила, как прежде. Передать это мне ему велели карбонарии.

— Карбонарии?

— Так они себя называли.

— Они преследовали вас, угрожали?

Актриса снова покачала головой. Затем кокетливым жестом поправила волосы. Доносо не мог отвести от нее глаз, смотрел на нее как зачарованный. Она это заметила.

— Вы пожираете меня глазами.

— Извините. Просто…

— Просто вы считаете меня красивой. Хотите прилечь со мной рядом?

— Думаю, вам не следует ходить в курильню на улице Крус. Никогда.

— Мне надоели мужчины — обращаются со мной как с ребенком.

Доносо не отреагировал на это замечание.

— Гриси, ради бога, скажите, эти карбонарии преследовали вас?

— В Париже они предупредили меня через приятеля. А здесь снова угрожали мне. Они знают, что я в Мадриде, что я могу заговорить… И они этого не допустят. Меня убьют. Скажите тому журналисту, чтобы забыл обо мне, мои дни все равно сочтены…

— Не говорите так. Вас не убьют!

— Невозможно вечно прятаться. Нельзя все время спать, пытаться забыть… Да и укрытие тут ненадежное. Асенсио нашел меня. Найдут и они. Но я больше не могу, пусть уж лучше найдут меня и убьют. Мне больше некуда идти.

Она закрыла лицо руками. Сердце Доносо бешено заколотилось. С тех пор как его бросила жена, он не вступал в отношения с женщинами, если не считать услуг, оказываемых в доме Львицы. Полицейский испытывал стойкое отвращение к женскому полу и сейчас удивился тому, как твердо прозвучал его голос:

— Я не оставлю вас, Гриси. Вы пойдете со мной. Я о вас позабочусь.

41

____

— Карбонарии.

Доносо произнес это слово так, будто выложил на стол костяшку домино. Диего уставился на него с изумлением.

— Ты ей доверяешь? Она была не в дурмане?

— Я ей доверяю.

— Доносо, ты сам называл ее пьяницей, а теперь мы полагаемся на ее слова?

Доносо взял кувшин и налил два стакана вина. В его движениях была непривычная церемонность, и это не ускользнуло от внимания Диего. Его приятель поднял стакан.

— Гриси теперь со мной. Я оставил ее дома отсыпаться и буду ее оберегать. Ведь я полицейский; в этом, кажется, и состоит моя работа.

Диего улыбнулся — перед ним был сейчас совсем другой человек. Из грубой оболочки выглядывал юнец, попавший в плен иллюзий.

— Удачи тебе с ней, приятель.

Они чокнулись и осушили стаканы.

— Что она говорит об Асенсио де лас Эрасе?

— Он якобы просто поклонник ее таланта. Угрожал ей не он.

— Ты и этому веришь?

— Верю. Не сомневайся, мой нюх никогда не подводит. А как обстоят дела с перстнем?

— Сеньора де Вильяфранка оказалась крепким орешком. Она не захотела пойти со мной и отдать Лусии перстень. Сказала, что сначала должна навести обо мне справки.

— Как она могла не поверить репортеру, который не в состоянии даже заплатить за квартиру!

— Мне нужен этот перстень, Доносо. Если она мне его не отдаст, придется действовать по-другому.

— Уж не собираешься ли ты ее пристукнуть? Я на всякий случай спрашиваю. Вдруг придется заранее занять место на площади Себада — не хочу пропустить твою казнь.

— Вижу, от любви ты поумнел. Я ухожу, Доносо. Нужно навести справки об этих карбонариях. Если Гриси расскажет что-нибудь еще…

— Ты узнаешь об этом первым.

По воскресеньям Аугусто Морентин любил выпить вина в таверне на улице Хакометресо. Можно было неплохо провести время и, смешавшись с толпой, почувствовать настроение горожан, послушать разговоры случайных прохожих. Но сейчас улица была почти пуста. Эпидемия холеры продолжала собирать печальный урожай, и с каждым днем находилось все меньше смельчаков, решавшихся покинуть свое жилище. Не способствовали этому и массовые погромы и убийства монахов. Морентин пил вино из Вальдепеньяса и думал о своем лучшем сотруднике Диего Руисе. Он никогда не говорил ему, что считает его лучшим, чтобы молодой человек не зазнавался, но Руис был так похож на него самого в былые годы: бился за свои темы как одержимый, спорил с ним. Настоящий профессионал, прямолинейный и страстный, близкий ему по стилю письма, с завидной хваткой и горячей душой. Наверное, пора наконец предложить ему ежемесячное жалованье и подписать контракт.

А вот и он, легок на помине. Диего появился в дверях.

— Дон Аугусто…

— Я как раз думал о тебе… Хочешь вина?

— Хочу, и мне нужна ваша помощь.

— Деньги?

— От денег никогда не откажусь, но сейчас я пришел за другим. Что вы знаете о тайных обществах? Судя по некоторым вашим статьям, вы в этой теме отлично разбираетесь.

— Отлично в ней никто не разбирается, иначе общества перестали бы быть тайными, правда? Что именно тебя интересует?

— Общество карбонариев.

Диего знал, что Морентин — человек начитанный: в его кабинете стояли книги Гофмана и Шиллера, писавших о тайных обществах. Там же Диего видел обтянутые кожей фолианты, посвященные масонству. Он чувствовал, что близок к разгадке. Оставалось найти последние фрагменты головоломки.

Морентин с удовольствием начал демонстрировать свои познания:

— Карбонарии — это тайное общество, основанное в Италии, но вполне возможно, что они действуют уже по всей Европе.

— В Испании тоже?

— Не исключено.

— Каковы их цели? Мне очень важно это знать, дон Аугусто.

— Борьба с абсолютизмом. Если бы они существовали в Испании, то старались бы оказать давление на двор Марии-Кристины, чтобы лишить ее наследства Фердинанда VII.

— А как их узнать?

— Для обозначения принадлежности к тайному обществу обычно используют секретные знаки. Это может быть просто жест, но чаще — какая-то деталь в одежде или аксессуарах, известная только посвященным.

— Перстень! — вдруг догадался Диего.

— Да, думаю, такое вполне возможно.

— Карбонарии носят перстень, дон Аугусто, я в этом уверен. Перстень с двумя скрещенными молотами.

— Молоты символизируют труд угольщиков8. Символ прямо указывает на карбонариев — говорят, они позаимствовали название именно у шахтеров-угольщиков, — объяснил Морентин.

— Перстень — это пропуск на их тайные собрания. И существует какая-то, пока непонятная, связь между ними и убитыми девочками.

— Ты делаешь слишком поспешные выводы. Почему ты связал карбонариев с убийствами этих несчастных?

— Мои подозрения вполне обоснованны, дон Аугусто. Вспомните эмблему, которую нашли в горле Берты.

— А как же Зверь? Ведь кажется, это был Марсиаль Гарригес.

— Скорее всего, он всего лишь состоял в одном из тайных обществ.

— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, как серьезны твои обвинения? Такие разговоры небезопасно вести в таверне. Тайное общество, причастное к зверским убийствам с расчленением…

Морентин налил себе еще один бокал и, прежде чем продолжить разговор, осушил его. А потом, словно пытаясь стряхнуть ночной кошмар, начал опровергать теорию Диего: ни одно тайное общество не может дойти до такой дикости! Ему приходилось читать о тайных ложах, которые стремились не только свергнуть короля и лишить духовенство привилегий, но также изменить человека и общество. Не столько конспираторы, сколько идеологи, эти люди, подобно средневековым алхимикам, предпочитали не научные, а магические методы. Диего внимательно слушал и, казалось, был согласен с его аргументами, потому Морентин перешел к выводам:

— Но важнее всего помнить, что на самом деле таких обществ не существует, это вымысел. Сказки вроде той, что холера появилась из-за каких-то подсыпанных в воду порошков.

Диего молча взял бутылку и налил себе вина. Некоторое время он смаковал напиток и наконец заговорил:

— Они существуют, дон Аугусто. Общество, которое я ищу, может быть основано на диких суевериях, но алхимики теперь не те, что раньше. Убийства девочек на их совести.