Башня из слоновой кости - Паола Барбато

На слове «дезориентация» Мойра и Мара едва сдержали смех. У Джерри был низкий, певучий голос, но он так играл тональностями, что все фразы заканчивал «в нос». Мара вцепилась в поручень и подумала, что все еще способна улыбаться. Она слишком устала, чтобы корить себя за эту мысль. В Аттильяно Джерри внезапно вырулил с шоссе, стремительно промчавшись по съезду, пересек мост и, пролетев через пункт оплаты с Telepass[14], повернул машину на девяносто градусов и спустился в поле у кирпичного домика. Там, в темноте, они остановились и заглушили мотор. За пять минут проехало только три машины.

– Записать номера? – озадаченно спросила Мойра.

– Не надо, камера машины все фиксирует, – отрезал Джерри.

Они ждали, пока небо не начало светлеть, потом поехали снова. Направление было неясно, Фьямма молчала, Мойре не хотелось расспрашивать. В конце концов все трое заснули и проснулись от звонкого голоса Джерри, когда машина остановилась.

– Приехали! – объявил он.

Маленький мужчина спрыгнул с водительского сиденья, обошел машину и галантно открыл дверцу Фьямме.

– Моя сладкая мечта, у меня один приказ: в постель. И нет, меня не жди, тебе надо отдохнуть, пока я готовлю для всех потрясающий ужин.

Пока она выходила, настал черед дверцы Мойры.

– Синьора Корианджели! – Джерри щелкнул каблуками и поклонился еще сонной женщине. – Для меня честь принимать вас. Я все о вас знаю. Вы женщина сильная и стильная. Фьямма мне многое рассказывала о вас, и я вами восхищаюсь.

Мойра ошеломленно пробормотала благодарность и оперлась на его руку, чтобы выйти. Стоя друг напротив друга, они выглядели очень странно: Джерри едва доставал Мойре до подбородка, но смотрел так гордо, будто был с ней одного роста. Последней подошла очередь Мары. Джерри буквально извлек ее из машины, словно хрустальную, указывал, куда ставить ноги, крепко держал за руку и локоть, несмотря на ее сопротивление, и говорил горестным тоном, как с неизлечимо больной:

– Синьора Пировано, не перенапрягайтесь, умоляю. Вам, как никому, нужен отдых и покой. Что за печальные времена настали, если наше государство обрушивается на женщин, вместо того чтобы их защищать. Я молился, чтобы этот день не настал, но вот мы здесь. К счастью, теперь у вас есть я, и вам больше не о чем беспокоиться.

Мара следовала за ним, благодаря в редких паузах его цветистой болтовни, во время сложнейших маневров сопровождения. Сориентировалась она не сразу. Они были в холмистой местности, хотя полной уверенности у нее не было, поскольку обзор закрывала живая изгородь.

Владение, в котором они оказались, было огромным: английский газон, уже накрытый защитной крышкой к осени бассейн, стоянка на пять больших машин, монументальный гараж и вилла. Ничего подобного Мара никогда не видела вблизи: всего один этаж, но дом просторный, вдвое больше отеля «Маджоре». В основном из камня, с огромными витражами, крыша покрыта южнотирольской черепицей – «лозе», так назывались эти плитки, хотя, возможно, Мара путала их с деревянными.

– Добро пожаловать в мой дом! – сказал Джерри, поклонившись и открывая дверь на террасу, ведущую в гостиную.

Почему они не вошли через парадную дверь – загадка, как и причина, по которой этот мужчина маленького роста, который всю дорогу молчал, вдруг заговорил так красноречиво и торжественно. Внутри дом был отделан в американском стиле, с памятными вещицами и джукбоксом – музыкальным автоматом, но ничем не напоминал дизайнерские квартиры, в которых никто не живет. Дом был теплым, уютным – к такому месту она могла бы привыкнуть.

– Ваш дом прекрасен, – заметила она.

– Ах, нет, он не мой. Это дом моего племянника, – тут же поспешил уточнить Джерри, продолжая по-хозяйски вести их по комнатам.

– Это дом для отдыха, я приезжаю сюда иногда, если вдруг тянет побыть в тишине. Конечно, как гость моего племянника. Дом старый, и в свое время, когда племянник его перестраивал, здесь устроили гостевую зону, в которой спальни расположили по три комнаты, отделив их от остальных помещений. Так вот, вам я оставил ту тройку, что ближе к этой гостиной – тихой, уединенной, с видом на закат.

– С таким окном мы точно не пропустим закат, – постаралась вежливо поддакнуть Мойра.

– Стекло бронированное, – поспешил подчеркнуть Джерри, – и во всем доме так. Двери, окна… Разумеется, есть и система видеонаблюдения с замкнутым циклом, записи никогда не стираются.

Когда разговор переходил на тему безопасности, Джерри реагировал очень бурно, поддаваясь порыву. При этом Фьямма продолжала молчать.

– Хорошо. Безопасный дом, – подытожила Мара.

Джерри тут же схватил ее за руки, так быстро, что она не успела отпрянуть.

– Да, здесь вы в безопасности. Пока вы не будете полностью оправданы.

Три гостевые спальни были оформлены в зеленых, красных и лиловых тонах. Мара выбрала зеленую, пахнущую свежестью и чистотой, Мойра – красную, Фьямма – лиловую. Джерри исчез, чмокнув Фьямму в губы, чтобы «приготовить ужин». Женщины переглянулись.

– Потом? – спросила Мара.

– Потом, – устало ответила Фьямма.

Три двери захлопнулись одновременно.

* * *

– «Эквиталия»?[15]

– «Эквиталия».

Фьямма расхохоталась. После сна и ужина, который приготовил Джерри, почти целиком мясного, они уединились в комнате Мары, чтобы поговорить о своем, о девичьем, и Фьямма ожила. Рыжие волосы взорвались копной тонких кудрей, без макияжа она выглядела моложе своих лет, а без публики снова стала просто Фьяммой.

– Джерри работал на высокой должности в «Эквиталии», во всех ее ипостасях, под всеми возможными названиями, с семьдесят восьмого по две тысячи восемнадцатый. Сорок лет взыскания налогов, раскрытия махинаций, начислений штрафов. Каждый раз, закрывая на что-то глаза, получал взамен услугу, и так, услуга за услугой, собрал четыре дома, несколько машин, две или три частные оружейные коллекции и возможность получить почти все, что захочет. У него ни жены, ни детей – только сестра и племянник, на которых почти все и оформлено.

Она снова рассмеялась, выпуская дым очередной сигареты.

– Классический комплекс Наполеона, – прокомментировала Мойра. – А когда у него появилась одержимость Америкой?

– О, это у него было всегда. Когда мы познакомились, он был одет точь-в-точь как Кеннеди на той знаменитой фотографии на яхте.

– У него есть яхта?

– Две. Пользуется редко. И они, конечно, записаны не на него.

Мойра покачала головой и налила себе на два пальца виски с непроизносимым названием, который, по заверениям Джерри, был из Техаса.

– Не боится, что кто-нибудь присвоит то, что на него записано? Например, племянник? И вообще, где этот племянник? Когда мы приехали, тут никого не было.

– Смылся.