Усадьба Сфинкса - Константин Александрович Образцов

вполне возможно, что росписью занимался кто-то из русских художников, хотя ни одно имя не называется с уверенностью.

– Откуда ты все это знаешь? – полюбопытствовал я.

– Родион, я тут уже два года безвылазно, не считая двух месяцев летних каникул, мне решительно нечем заняться в свободное время, которого навалом, поэтому я много читаю, в том числе и про историю Усадьбы. Кстати, здесь превосходная библиотека, тебе непременно понравится, если у тебя не изменились интересы и вкусы.

Из Большой гостиной можно было выйти через крытую полукруглую террасу во двор, ограниченный с трех сторон главным корпусом и двумя боковыми крылами Усадьбы. Во дворе слева и справа неподалеку от террасы я нашел установленные на низких каменных постаментах массивные старинные диски солнечных и лунных часов; металл давно потускнел, но вырезанные астрологические символы, желобки между подвижных деталей, изогнутые дуги и армиллярные сферы были аккуратно вычищены. В паре десятков шагов от террасы располагался неработающий сейчас фонтан – каменный круглый резервуар, наполненный черной стоялой водой с плавающими в ней желтыми листьями, из центра которого возвышалась пирамида из пяти чаш, поставленных одна на другую, от большей к меньшей, составлявших подобие клепсидры. За фонтаном по двум сторонам от узкой гравийной дорожки располагались хозяйственные постройки: слева тянулись длинные здания псарни и конюшни, добавлявшие к промозглому холодному воздуху резкие ноты навоза и мокрой псины; справа находился обширный автомобильный навес, под которым металлом и лаком блестела шестерка черных внедорожников – два угловатых Mersedes GL, три Toyota Landcruiser и один Porshe Cayenne, – пара минивэнов, еще два невразумительных серых седана и белоснежный Rolls Royes с серебристой крылатой девой над радиатором. Я готов был поспорить, что на нем передвигается лично фон Зильбер. За навесом, вдали и правее, виднелись площадка для спортивных игр и импровизированное стрельбище. Дальше дорожка из гравия заканчивалась и начиналась старинная прямая аллея, вдоль которой росли огромные деревья с толстыми морщинистыми стволами и раскидистыми корявыми сучьями; порода деревьев была мне незнакомой, но я никогда не принадлежал к числу знатоков живой природы. Аллея тянулась на два километра ровно на север, пересекала деревянным мостиком заболоченный ручей, шла мимо остатков парка и затянутого тиной пруда и выходила к северному КПП, в пяти километрах от которого, за пустынным двухполосным шоссе, лениво колыхались ледяные волны залива.

В Большой гостиной было еще две двери, справа и слева: одна – в Большой Обеденный зал, по центру которого стоял огромный массивный стол, такой широкий и длинный, что на нем при случае мог бы приземлиться небольшой самолет; к Обеденному залу примыкала Малая гостиная первого этажа, и в нем же имелась незаметная дверь в Западное крыло, где располагались кухня и помещения для прислуги. Другая дверь из гостиной вела в Бальный зал, из которого можно было попасть в небольшую Картинную галерею. В углу Бального зала молчаливо громоздился, покрытый пыльным белесым чехлом, огромный рояль, рядом с которым располагалась дверь в Восточное крыло, заложенная кирпичом и кое-как прикрытая кривовато висящей портьерой. Аристарх Леонидович сетовал не напрасно: единственным более или менее приведенным в порядок помещением в Восточном крыле был наскоро сооруженный спортзал, с деревянным полом и шведской стенкой, на которой крепились подвесные брусья, турники и пара тяжелых боксерских мешков. Прочее представляло собой захламленные, лишенные света пространства типа того, через которые, пробираясь с фонариками в руках, вели меня Граф и Резеда. В целом весь первый этаж нес на себе некоторую печать запустения и большую часть времени оставался необитаемым, так что только гулкое эхо откликалось в промозглом воздухе на редкие голоса или шорох шагов по мелкому сору на каменных холодных полах.

На втором этаже больше ощущалось тепло и присутствие жизни. Самым обширным было помещение бывшей домовой церкви, то самое, сверкающий витражными стеклами эркер которого нависал над террасой двора. Сейчас тут располагалась учебная аудитория, явно оборудованная уже довольно давно: несколько деревянных скамей со столами расходились небольшим амфитеатром, а на стене обнаружилась коричневая доска в меловых разводах и с аутентичной заскорузлой тряпкой в желобке рядом с кусочками разноцветного мела. Кроме аудитории, тут тоже имелись залы: Китайский и Рыцарский, через которые я шел в апартаменты Аристарха Леонидовича, а еще Зеркальный и Мозаичный, но они были не так велики в сравнении с просторами первого этажа, а на темных паркетных полах, не прикрытых коврами, чернели длинные грязные полосы на местах, где не так давно стояли стенные перегородки.

– Здесь в советские времена находился научно-исследовательский институт, филиал Академии наук, что-то, связанное с биологией и генетикой. Реконструкцию и частичную реставрацию проводили в девяностые, когда у отца Аристарха как-то получилось приватизировать и выкупить Усадьбу у государства.

Еще на втором этаже располагалась Библиотека – и я сразу решил, что здесь будет моя штаб-квартира, рабочее место и логово. Три высоких стрельчатых окна выходили во двор, имелся широкий камин с изящной узорной решеткой, рядом с которым стояло глубокое кожаное кресло, большой письменный стол с бюро и подсвечником на пять свечей, огромные напольные часы, с угрожающим надтреснутым хрипом провозглашавшие наступление каждого полного часа, и десятки стеллажей от пола до потолка, которые тянулись вдоль стен, а некоторые стояли торцами меж окон, разделяя помещение на три части. Рядом с часами была закрытая и заколоченная гвоздями дверь, ведущая на второй этаж Восточного крыла, во мрак запустения, где в полах зияли проломы и дыры, подобные коварным ловушкам, долженствующим быть в любом уважающем себя старом замке. Библиотека примыкала общей стеной к аудитории с восточной стороны, а с западной, симметрично ей, находилась Верхняя гостиная, имеющая прямое сообщение с казармой фирсов. Со второго этажа можно было пройти и в двухуровневые хозяйские покои фон Зильбера в Западной башне, и в такие же в башне Восточной, которую прислуга называла Девичьей, и я скоро узнал почему.

На третьем этаже были только жилые комнаты: шесть слева и шесть справа от небольшого холла, прямо напротив которого находилась дверь в чердачное помещение, располагавшееся над аудиторией, – квадратное, пустое, с большим круглым окном, покрытым толстым слоем пыли и выходящим на север, и двумя лестницами, ведущими в полные тьмы необъятные пространства под высокими крышами.

– Академия готова принимать до двенадцати воспитанников на курсе, некоторым образом освященное традицией число учеников, – объяснял Аристарх Леонидович. – Отцы не против, если условия у их сыновей будут построже, так что комнаты рассчитаны на размещение по двое. Но сейчас каждый живет отдельно. Временно.

Уборных и душевых здесь было две, располагались они в разных концах коридора рядом с боковыми лестницами, ведущими