Мясорубка - Влад Райбер

первым, кто найдёт способ вылечить эту загадочную болезнь.

Две комнаты в нашем доме были перестроены под больничную палату и медицинскую лабораторию. Специальная кровать, операционный стол, дорогое оборудование. Всё, чтобы ухаживать за любимой женой.

Отношения моих родителей стали напоминать общение врача и пациента. Разговоры за столом сводились к обсуждению научных статей на медицинские темы. Они всё время говорили о лекарствах и методах лечения.

Я тоже когда-то верил, что мама поправится. На меня распространялась сила оптимизма отца. Несмотря на диагноз, мама долгое время выглядела вполне здоровой. Занималась готовкой и прочими домашними делами. Лишь иногда страдала от слабости. Но бессимптомный период закончился три года спустя. Ухудшения стали очевидны.

Мать похудела, кожа стала жёлтой, как банановая кожура. Она всё реже вставала, а её пальцы постоянно дрожали.

Отец сидел в лаборатории ночами, посещал курсы, чтобы знать о последних достижениях в медицине. В наш дом приходили лучшие врачи, каких он знал.

Его коллеги первыми заметили, что за его одержимостью вылечить супругу скрывается нежелание принимать реальность – болезнь неизлечима и, несмотря на все усилия, протекает предсказуемо. Происходит активное поражение печени и почек.

У мамы появились двигательные расстройства: кисти рук скрутились, движения были дёрганными и неестественными. Волосы, кожа и даже её голубые глаза поменяли свой цвет, став коричнево-зелёными.

Я поверил, что папа её вылечит, и теперь чувствовал себя обманутым. Примириться с тем, что мама умирает, стоило больших усилий. Обстоятельства вынуждали признать: от этого не уйти!

Казалось, она тоже готова к неизбежному. Только отец ничего не хотел слышать о смерти. Любой разговор о смирении он называл «пораженческими настроениями», которым не место в нашем доме.

Настал день, когда его дорогая жена больше не могла подняться с кровати. Теперь она лежала в комнате-палате под капельницей.

Сидя рядом, я просил маму попытаться убедить отца перестать мучить её бесконечными процедурами. А она отвечала: «Пусть делает. Так ему спокойнее».

Даже умирая, мама заботилась о чужом спокойствии.

Чем хуже становилось её состояние, тем сильнее отец сходил с ума. Его одержимость борьбой с болезнью перешла все мыслимые границы. Современная медицина не давала ему желаемых ответов, а потому он разочаровался в науке.

Постепенно в нашем доме накопились старинные рукописные книги на неизвестных мне языках. Отец изучал их до поздней ночи. Переводил, выписывал что-то… Лаборатория заполнялась всевозможными стеклянными сосудами, в которых плавало что-то странное, похожее на органы и эмбрионы чудных существ.

От вопроса: «Что это за штуки?», отец отмахивался и говорил, что это его личное дело. А когда я высказывал сомнения в его новом подходе, он сказал, что дополняет свои знания и опыт, изучая древние методы.

В доме стоял ужасный едкий запах. Я боялся, что папа может причинить боль и без того страдающей матери. Она уже ослепла и перестала говорить, но по-прежнему подвергалась ежедневным процедурам.

Отец перестал впускать меня в палату. Запирался там и проводил с мамой целые дни.

По совести говоря, я начал желать ей скорейшей смерти. Сколько можно растягивать мучения лишь ради поддержания жизни в её слабом теле? Фактически мама больше не жила, а лишь существовала в закрытой комнате. Не говорила, а только стонала.

Однажды звуки в палате стихли, и я думал, что это наконец случилось. Однако папа вышел оттуда с другими вестями. Он обнял меня, прижался мокрой щекой к плечу и сказал:

– Свершилось! Мама идёт на поправку! Я вылечу её. Теперь знаю, что вылечу.

Я не мог в это поверить и потребовал пустить меня к ней. Отец и не думал останавливать. Мама выглядела ужасно. Её кожа позеленела, и всё тело покрылось синими жилками, будто кровь не циркулировала. Но она не лежала, а сидела на кровати, держала голову ровно, и её руки не дрожали.

Я заметил край шва на шее матери, который прятался под больничной сорочкой. Отец провёл какую-то операцию и теперь она могла двигаться.

– Мама, ты как? – спросил я.

Отец опустил руки на мои плечи:

– Не торопись. Пока она не может разговаривать. Но это временно. Скоро мама полностью восстановится.

Я не поверил. Осточертели его пустые обещания!

Мне не хотелось, чтобы она сидела в потёмках, и я отдёрнул шторы. Утренние лучи щедро озарили комнату.

Моя несчастная мать показала, что способна видеть. Сначала она щурилась и беспомощно моргала, а потом отодвинулась подальше от солнца.

Отец подбежал и снова задёрнул шторы:

– Не надо! Она ещё слаба. Свет может навредить ей.

Сколько бы я не сомневался в эффективности новых способов – они работали. К следующему вечеру мама начала ходить.

Это казалось настоящим чудом. Я давно не видел её на ногах. Отец сопровождал её по коридору, держа под руку. Её вид не стал лучше. Всё такая же зелёная кожа с синими прожилками.

Когда я проходил мимо, глаза мамы сосредоточились на моём лице. Зрачки сузились. Похоже, к ней полностью вернулось зрение. Но пока она выглядела совершенно безумной и вряд ли осознавала происходящее вокруг.

– Скоро это пройдёт, и мы вернёмся к нормальной жизни, – уверенно заявлял отец.

Шли недели, а мама, как и раньше, напоминала ходячий труп. Отец делал ей какие-то инъекции и наблюдал.

В доме по-прежнему висел ужасный смрад, как на скотобойне. Запах крови, телесных выделений и лежалого мяса. Со временем я привык к этой вони и почти перестал замечать.

К маме, я чувствовал жалость и сострадание. И не боялся её до той ночи, пока она оказалась на пороге моей комнаты.

Меня разбудил резкий стук: это ручка двери ударилась о стену. Мама стояла на мысках, словно парила над полом. Её руки тянулись вперёд, а пальцы делали хватательные движения.

В ней не осталось слабости, теперь она всегда была напряжена и неутомима.

– Мам, это моя комната! – сказал я, подумав, что её занесло сюда по ошибке.

Она показалась мне чужим человеком. И человеком ли? Женщина простонала, как гудящая труба и пронеслась на мысках к кровати. Смотрела на меня сверху хищными глазами.

Я продавил спиной матрас, крепко сжал и натянул на шею одеяло. Никогда в жизни эта женщина не вызывала во мне столько страха.

Мама медленно потянулась вниз, и я вскрикнул на весь дом. Как ребёнок застучал ногами по кровати. Напряжённые руки мелькнули надо мной и промахнулись. Она всего лишь склонилась к полу и подобрала с ковра раскиданные штаны, футболку и носки.

В комнату вбежал отец и включил свет. Мама ушла в коридор, прижимая к себе кучу моей одежды.

– Почему ты кричал? – спросил папа, словно ничего