Чингиз Абдуллаев - Рассудок маньяка

Архипов удивленно посмотрел на него.

— Никогда не видел вас таким меланхоличным.

— Пытаюсь понять действия убийцы. До сих пор мне не совсем ясны мотивы…

— Вы все-таки надеетесь на успех?

— Безусловно, — он не успел договорить. Из своего кабинета вышли Елена Витальевна и еще несколько незнакомых Дронго мужчин.

— Елена Витальевна, — окликнул ее Архипов, — вы видели вчерашние данные?

Он сразу забыл про несчастного охранника. Дела института были не просто его работой. Это была его жизнь. Моисеева подошла к директору, что-то азартно объясняя. Один из мужчин начал спорить. Во время разговора Архипов обернулся, посмотрел на Дронго и виновато произнес:

— Извините. Но я ему завтра обязательно позвоню.

И снова включился в спор. Дронго заметил настороженный взгляд, брошенный на него Моисеевой. Очевидно, он был ей все же интересен. Сыркин осторожно тронул плечо Дронго.

— Идемте в мой кабинет, — предложил он. — Устраивайтесь поудобнее, я сейчас все же вызову нашу буфетчицу и… да, да, Носова с Фортаковым. Хотя лучше сначала Фортакова. Носов все равно не уходит с работы, пока не попрощается со мной, — сказал Михаил Михайлович.

— Хорошо, — устало кивнул Дронго. Михаил Михайлович, выходя, обернулся на гостя.

— У меня к вам один вопрос, — сказал Сыркин, — если вы разрешите, я его вам задам.

— Конечно, разрешу, — удивился Дронго. — Почему вы не спрашиваете меня о дыре в заборе, о которой говорил Григорьев. Мы ее заделали сразу после убийства. Мне казалось, что она вас должна заинтересовать в первую очередь.

— Нет, — возразил Дронго, — это было бы слишком просто. И слишком хорошо. Использовав некий неохраняемый проход, на территорию института проникает неведомый маньяк, который убивает женщину и сразу исчезает. Такие вещи случаются в кино или в романах. В жизни ничего подобного не бывает. Я абсолютно убежден, что убийца ходил рядом с Хохловой, что он все еще здесь. И надеюсь, что я смогу указать вам на человека, который совершил это страшное преступление. Поэтому я не верю ни в какую дыру. Это все равно, если бы вы оставили на один час дверь своей квартиры незапертой, и именно в этот час и в этот день к вам домой залез вор, который решил вас обокрасть.

— Но открытая дверь может его спровоцировать, — упрямо сказал Михаил Михайлович.

— Может. Но не на квалифицированное воровство. Скорее на обычную кражу. Быстро взять что плохо лежит. Нет, убийца был очень опытный человек. Он наверняка знал, что в тот вечер не будет работать уборщица Сойкина, и труп не обнаружат раньше восьми вечера. Возможно, убийца знал и про Игоря Садовничего, который уехал из отдела раньше обычного. Убийца точно знал, что ему никто не помешает. Поверить в случайного прохожего я не могу. И в случайно появившегося убийцу тоже. Я уж не говорю про журналы, которые с такой регулярностью у вас появлялись. Вы поняли мои мотивы?

— Да, — вздохнул Сыркин, — я понял, что меня правильно погнали на пенсию. Рядом с вами весь мой опыт кажется наивным.

Глава 9

Дронго сидел в кабинете Михаила Михайловича, когда тот вошел вместе с каким-то невзрачным человеком. Незнакомцу могло быть и сорок, и шестьдесят. Чуть ниже среднего роста, одет в синий джемпер, уже теряющий свой цвет, и мятые темные брюки. Непричесанная голова, рассеянный взгляд, жесткие черты лица, сухая, пергаментная кожа, словно натянутая на череп таким образом, что невозможно было определить возраст вошедшего. — Облик его завершали очки в дешевенькой оправе, которые незнакомец все время поправлял.

— Это Андрей Андреевич Фортаков, — представил вошедшего Сыркин.

— Добрый вечер, — поздоровался Дронго. — А где ваш помощник?

— Не знаю. Сейчас я его найду. Наверное, пошел в другое здание. Уже шесть часов вечера, все уходят домой.

— Пусть зайдет ко мне, я его не стану задерживать надолго, — попросил Дронго.

— Конечно, — кивнул Сыркин, — а вы пока побеседуйте.

Фортаков сел напротив Дронго, нервным жестом поправил очки.

— Вы извините, что я задерживаю вас так поздно, — начал Дронго, взглянув на часы.

— Разве это поздно? — улыбнулся Фортаков. — Мы иногда остаемся на всю ночь. А сейчас только шесть часов вечера.

— У меня к вам несколько вопросов. Вы работаете в отделе Фирсовой?

— Да.

— Давно?

— Лет пятнадцать.

— Значит, вы уже ветеран этого отдела. А с сотрудниками технического отдела вы тесно контактируете?

— Если вы хотите узнать, знаю ли я их, то, конечно же, знаю. И хорошо знал убитую.

— Почему — хорошо? Она ведь работала у вас совсем немного?

— Она моя соседка. Мы живем в соседних домах. Перед тем как устроиться сюда, она работала в другом институте, в котором я много раз бывал.

— По служебным или по личным делам?

— По служебным, — усмехнулся Фортаков, снимая очки и протирая стекла. Он взглянул на Дронго близорукими глазами. Надел очки. — Мне уже за шестьдесят, — объявил он, — меня уже трудно расшевелить, заставив бегать за молоденькой девочкой, которая годится мне в дочери.

— Вы давно знали Хохлову?

— Нет, просто иногда встречались. В другом институте у них были проблемы, далеко было ездить, а у нее больная мать. Слава Богу, она умерла в прошлом году, а то не пережила бы подобного удара.

— Хохлову любили в вашем институте? Или, наоборот, недолюбливали?

— А как вы думаете? — усмехнулся Фортаков. — Она ведь была красивой молодой женщиной, а у нас процентов на пятьдесят коллектив женский. Конечно, не очень любили. Она тратила всю зарплату на себя, была довольно независимой особой. На них все обращали внимание.

— На них?..

— Я имею в виду ее и Олечку Финкель. Конечно, они конкурировали, даже одевались похоже. Но в общем относились к друг другу гораздо терпимее, чем все прочие. У нас ведь много неустроенных женщин. Наука требует полной отдачи, и некоторые так и не успели устроить свою личную жизнь. Конечно, они не очень любили таких «взрывоопасных особ», на которых столь бурно реагировали мужчины.

— Вы имеете в виду Елену Витальевну?

— И ее тоже. Они все немного комплексовали от вида обеих молодых женщин. Ну это и понятно.

— А как к ней относились в техническом отделе?

— Спокойно. Там хорошие ребята подобрались. Игорек вообще занимается только компьютерами, Алексаняна ничто не интересует, кроме его работы. Коренев, Шенько, Григорьев — нормальные парни, немного чудаки. С такими знаниями и руками все еще сидят у нас в институте на мизерной зарплате.

— Вы не назвали Зинкова.

— У него другая проблема. Он ведь уже доктор наук. У него впереди прекрасная перспектива, если, конечно, Моисеева его не сожрет до той поры.

— У них плохие отношения? Мне показалось, что у них сложные, но не совсем плохие отношения? Или я не прав?

— Сложные. Моисеева вообще не любит пару Зинков — Фирсова. Знаете, как это бывает… Они ведь поженились совсем недавно. У нашей Людмилы погиб несколько лет назад муж. Он был очень хорошим человеком, настоящим другом. Она тяжело переживала его смерть. А потом они сошлись с Зинковым. Они ведь оба очень интересные люди. Ну а Моисеева, по-моему, немного комплексует из-за того, что не смогла получить такого вот мужа.

Он снова снял очки и протер стекла.

— Странно, — сказал Андрей Андреевич, — вы задаете совсем не те вопросы, что предыдущий следователь. Его интересовало в основном, где мы были в момент убийства. А вас занимают отношения между людьми в коллективе. Или вы работаете на контрасте?

— Я не следователь, — возразил Дронго, — я всего лишь эксперт по вопросам преступности, и у вас тут на «птичьих правах».

— То есть я могу и не отвечать на ваши вопросы?

— Желательно все же отвечать, чтобы я смог разобраться с этим весьма непростым случаем.

— Да, — вздохнул Фортаков, — это печально. Я до сих пор не могу заставить себя входить в ту комнату.

— Как вы считаете, мог это сделать кто-то из сотрудников технического отдела?

— Абсолютно исключено. Там нормальные люди, а убийца явный психопат.

— Почему вы так решили?

— Я слышал, как убили Хохлову. Это, по-моему, был какой-то маньяк.

— Вы знали Павла Мовчана, арестованного по подозрению в убийстве?

— Конечно, знал. Но это ошибка. Хотя говорят, что наши славные органы уже не ошибаются. Он очень неплохой парень. Судимость в молодости — это еще не основание для ареста. Испугался, сбежал. С кем не бывает? А следователи убеждены, что убил именно он. Возможно, я не прав, но не представляю себе нашего охранника маньяком, жестоким убийцей. И по каким мотивам? На женщин он не реагировал, у него симпатичная супруга, она иногда приходила к мужу, мы все ее знаем. Какие мотивы могли быть у Паши? Не знаю, может, я и не прав.