Чингиз Абдуллаев - Рассудок маньяка

— Я этого не говорила. Но могу предположить, что она знала своего убийцу.

— Некоторые считают, что убийцей был Павел Мовчан. Вы его хорошо знали?

— Вообще не знаю. Но в лицо я бы его узнала. Он был нашим охранником, и я с ним никогда не разговаривала.

— Вы в тот вечер находились в своем кабинете?

— Кажется, да, но точно не помню. Впрочем, нас допрашивали на следующий же день и проверяли по минутам, где и кто был в момент убийства.

— И где были вы?

— Здесь, в основном здании. Остались два сотрудника моего отдела, с которыми мне нужно было разобрать некоторые бумаги.

— Кто именно?

— Фортаков и Зимин.

— Они были у вас в кабинете?

— Не совсем. Сначала в их, потом в моем кабинете. Мы работали примерно до семи вечера, а потом вместе ушли. Мы даже уехали вместе с Фортаковым. Мы с мужем его подвезли.

— Их фамилии есть в нашем списке? — спросил Дронго, доставая список.

— Есть, — кивнул Сыркин, — их обоих допрашивали. Зимин дважды разводился, так этого несчастного мучили в прокуратуре три часа. Они почему-то считали его особенно неблагонадежным.

— Специалисты, — презрительно сказала Фирсова.

— А почему неблагонадежным? — заинтересовался Дронго.

— Так ведь он два раза разводился, — повторил Михаил Михайлович, — значит, не способен ужиться с женщинами. Ну а раз у него такой характер, то он вполне мог… Во всяком случае, что-то подобное.

— Интересно, — засмеялся Дронго, — не знал, что частые разводы могут повлиять на отношение к человеку правоохранительных органов. Очень интересно. И последний вопрос: как вы считаете, маньяк-убийца мог быть сотрудником вашего института?

— Не знаю. Не мне судить. Но думаю, что нет. Однозначно ответить я не могу. Для этого у меня мало фактов.

— Спасибо, — Дронго поднялся, — извините, что отняли у вас время.

— Ничего. Это было даже интересно, — сказала она.

Когда они вышли, Сыркин не удержался от оценки.

— Сильная женщина. А я, кажется, дал маху с этим Зиминым. Она ведь тоже два раза замужем. Но у нее случилось такое несчастье.

— Во-первых, она не была разведена. А во-вторых, это чистой воды идиотизм подозревать мужчину в женоненавистничестве только на основании двух его разводов. Скорее наоборот, он истинный ценитель женских достоинств. Ищет истину. Свой идеал.

— Это вы скажите Левитину, — пробормотал Сыркин. — Видели бы вы, как он мучил бедного Зимина.

— Он сейчас в институте?

— В Новосибирске, в командировке. Вообще у нас сейчас средств почти нет на командировки. Но, как только немного появилось денег, мы сразу отправили его в Новосибирск, подальше от этого жуткого Левитина.

— Когда он должен вернуться?

— Через три дня. Если хотите, поговорите с ним.

— Если к тому времени в этом еще будет необходимость, — загадочно произнес Дронго.

Они спустились по лестнице на второй этаж. Пройдя немного по коридору, Сыркин открыл дверь. На этот раз он не стучал. В большой комнате, выходившей окнами на другую от проходной сторону, сидело человек десять женщин, работавших в белых халатах. Дронго заглянул внутрь. Типичная обстановка больших и бедных научных коллективов конца девяностых.

— Раиса Асафовна, — окликнул одну из женщин Михаил Михайлович.

Сидевшая за первым столом женщина подняла голову, взглянув на него своими раскосыми, настороженными глазами.

— Здравствуйте, Михаил Михайлович, — проговорила женщина. — Зачем я вам понадобилась?

— Не могли бы вы выйти в коридор, — попросил Сыркин.

Женщина вышла вслед за ним. В конце коридора, у большого бокового окна, их ждал Дронго. Это окно как бы разделяло две части здания пополам и освещало весь коридор.

— Наш эксперт хочет задать вам несколько вопросов, — кивнул на Дронго Михаил Михайлович.

— Да, пожалуйста, — как-то испуганно произнесла женщина. Ее испуг заметил и Сыркин.

— Не волнуйтесь, — сказал он, — и не нужно переживать. Мы все знаем, что вы не виноваты.

— Меня все время подозревают, — тихо произнесла женщина.

— Почему? — спросил Дронго.

— Мы с ней поспорили в тот день, — объяснила Сулахметова. — Она должна была принести нам данные технического отдела и забыла вовремя это сделать. Без них мы не могли закончить работу. Поэтому я позвонила и напомнила им об этих данных. Она прибежала сюда и устроила мне скандал: мол, я специально наябедничала Зинко-ву. И все об этом знали.

— Ну, если за это убивать человека, то тогда в трудовых коллективах у нас шли бы гладиаторские побоища, — пошутил Дронго, желая ободрить женщину. — Никто вас не подозревает. Я только хотел задать вам несколько вопросов. Вы были в тот вечер на территории института?

— Да, я немного задержалась из-за Хохловой. Но потом она принесла все данные, и я быстро закончила работу.

— Когда закончили?

— Минут двадцать седьмого.

— Вы были одна?

— Да, я осталась одна.

— И потом вы ушли домой?

— Нет, — убитым голосом сообщила Сулахметова, — потом я пошла в технический отдел. Хотела отдать им уже систематизированные данные и поговорить с Аллой. Объяснить, что я ничего Против нее не имела.

— Объяснили?

— Нет. В лаборатории ее не оказалось. Я спросила, где она, и мне сказали, что в другой комнате. Но ее и там не было. Я подумала, что она уже ушла, и направилась к проходной. Вот и все.

— Кто был в этот момент в лаборатории?

— Алексанян, Коренев, Шенько. Они были втроем.

— А Зинков?

— Его не было. Он вошел, когда я ужевыходила из лаборатории.

— Кто вам сказал про Хохлову? С кем именно вы говорили?

— С Алексаняном. Он мне сказал, что Хохлова должна быть в соседней комнате. Но ее там не было.

— Больше вы там никого не видели?

— Нет, никого.

— И ничего не слышали? Криков о помощи, например.

— Нет, не слышала. Я пошла к проходной, торопилась домой. У в тот вечер был день рождения моей свекрови.

— Поэтому вы так нервничали и хотели поскорее получить данные из техотдела? — понял Дронго.

— Да, я говорила об этом вашему следователю. Он даже приезжал к нам домой, проверить паспорт моей свекрови и убедиться, что я его не обманула.

«Узнаю дотошного Левитина», — подумал Дронго. — Понятно, — сказал он, — извините, что мы вас отвлекли от работы. И последний вопрос. Как бы вы могли охарактеризовать Хохлову? В нескольких словах.

— Я? — растерялась женщина. — Я не знаю… Я не знаю…

— Вы ведь с ней работали в одном институте, как я понял, даже иногда общались.

— Она была хорошая женщина, — медленно и мучительно подбирая слова, произнесла Раиса Асафовна, — только немного необязательная, веселая…

— Это все, что вы можете сказать?

— Все. Я ее не так хорошо знала.

— Спасибо, — поблагодарил Дронго, — до свидания.

Сулахметова как-то неопределенно кивнула и пошла в свою комнату. Дронго и Михаил Михайлович вошли в кабину лифта, чтобы подняться на четвертый этаж.

— Уже шестой час, — заметил Сыркин, посмотрев на часы.

— Поздно, — согласился Дронго.

— Хотите еще с кем-то поговорить?

— Если можно, с Носовым и этим… кажется, Фортаковым из отдела Фирсовой.

— Я их позову ко мне в кабинет, — кивнул Сыркин, — и заодно попрошу принести нам бутерброды из столовой, вы у нас сегодня целый день и даже чаю не выпили.

— Ничего. Потом поем.

Выходя из кабины лифта, они увидели идущего им навстречу Сергея Алексеевича. Тот замедлил шаг.

— Как у вас дела? — спросил он, обмениваясь рукопожатием с обоими.

— Трудно, — честно признался Дронго, — пока все идет трудно.

— А мне сказали, что все уже выяснено. Павел признался, — несколько смутился Архипов.

— Кто вам сказал?

— Левитин. Он даже позвонил в академию, вызвал меня к телефону.

— Он ошибся, — устало ответил Дронго, — парень решил сознаться лишь для того, чтобы; вырваться из многоместной камеры, где над ним наверняка издевались. Его ведь считают почти сексуальным маньяком.

— Да, это отвратительно. И если он не виноват, то отвратительно вдвойне.

— Я думаю, что он не виноват. Просто вошел, увидел убитую, вспомнил про свою судимость и сбежал. Испугался. Днем звонил следователь. Ваш бывший охранник пытался покончить жизнь самоубийством.

— Какая дикость, — вздохнул Архипов, — я позвоню генеральному прокурору. Этого нельзя так оставлять.

— Они уже поняли свою ошибку.

— Я все равно позвоню, — горячился Архипов, — у меня же стоит на столе эта чертова «вертушка».

— Не нужно звонить, — попросил Дронго, — парню ваш звонок все равно не поможет. Им нужны факты и доказательства. А отпустить сейчас Мовчана из тюрьмы не сможет даже генеральный прокурор. Слишком тяжелые улики против него.