Никита Филатов - Капитан Виноградов

Врет, подумал Виноградов. Скорее всего — «пасли» машину: куда, а главное, когда они с Королевым отправятся, до последнего момента никто не знал…

— Сережа, я ж тебя не спрашиваю — как! Хотелось бы знать — зачем…

— Резонно… И все-таки, согласись, здорово, что Галка оказалась моей знакомой!

— Она что, тоже из вашей… организации? Или просто работает на тебя? — спросил Владимир Александрович.

— На нас много кто работает… Кто за деньги, кто «втемную». Некоторые со страху! — уклончиво пожал плечами бывший опер. — Какая разница? Пареньку-то твоему помогли?

— Да. Спасибо! Поэтому я тут с тобой и сижу, разговоры разговариваю… А надо бы в Отряд возвращаться, у меня ведь не сдельщина — повременка! Оклад, если не забыл еще…

— Не забыл. Вспоминаю! Как страшный сон.

Опять врет, подумал Виноградов. Только теперь самому себе. Он же толковым офицером был, азартным сыщиком… Не просто службу тянул — жил в милицейской шкуре! После той кавказской истории, когда они прохлопали партию наркоты и начальник местного управления вынужден был лизать задницу военным «особистам», Владимир Александрович отделался строгим выговором. Старшего же лейтенанта Синицына сделали крайним и заставили написать рапорт…

— Я все хотел найти тебя тогда…

— Хотел — нашел бы.

Тоже верно. Можно, конечно, начать оправдываться, сказать, что самому пришлось не слишком сладко после возвращения, но…

— Прости.

— За что, Саныч? Это жизнь. Все к лучшему…

— Еще по полтинничку? Я закажу!

— Не смеши… Машенька!

Выпили. Это чисто по-русски — лечить комплекс вселенской вины алкоголем…

— Ну, судя по всему, ты хотя бы не бедствуешь?

— Нормально! — Синицын вытащил из кармана красную книжечку с гербом, почти такую же, как милицейское удостоверение: — Юридический отдел мэрии… Консультант!

— Кру-уто..! — Коньяк уже растекся по телу, и Владимир Александрович громко рассмеялся, вспомнив, как отрекомендовался ему бывший приятель, свою реакцию, последовавшую за тем цепочку мыслей и умозаключений. — Насчет организованной преступности — это, старик, ты здорово меня…

— Саныч, ты ведь Тамарина помнишь?

— Естественно. — Смех сам собой потух: наступала кульминация разгрома.

— Я теперь в его команде.

— Киллером? — наивно округлил глаза капитан.

— Нет. Что-то вроде ответственного за связи с общественностью, в первую очередь, естественно, с милицейской общественностью…

— Солидный пост… Хорошая карьера. А это — не мешает? — Виноградов кивнул на карман, куда только что упряталось «мэрское» удостоверение. — Или так — документ прикрытия?

— Почему? Все законно, одно другому не мешает. Даже наоборот! Хозяин предлагал на выбор — или в юридический отдел, или депутатом… Но там уже наших и так полно, поэтому…

— А в органах восстановить?

— Элементарно. Проще пареной репы! Тамарин только трубку снимет или на очередной пьянке генералу шепнет… Сам уже не хочу рожи эти видеть!

Виноградов вдруг понял, как за несколько лет изменилось все — в мире, в стране, в нем самом… Дело было даже не в страшных рассказах про безграничную власть мафии — нет! Владимир Александрович знал всему этому цену. Поразило то, что он, капитан милиции, не воспринимает сидящего напротив Синицына как врага, предателя… Просто сменил человек место работы, из одной силовой структуры перешел в другую! Где платят побольше, где режим посвободнее…

— Я-то зачем понадобился?

— Понадобился… Труп Петрова ты осматривал?

— Допустим.

— Убийство?

— Сережа… Давай-ка по порядку. А то я даже что-то и не знаю, что и ответить!

Синицын размял в пальцах сигарету. Не прикуривая, сломал ее о край пластмассовой пепельницы.

— Хорошо! В двух словах… Покойник был в большом бизнесе, не важно в каком. Не первая фигура, но все же. Много знал!

— У Тамарина?

— Вопрос риторический?

— В какой-то степени.

— Допустим… Это общеизвестный факт. По милицейским картотекам, скажем так, он значится входящим в «тамаринскую преступную группировку». Такой ответ устроит?

— Пока — да.

— Слава Богу! И вот… Некоторое время назад у сведущих людей появились серьезные подозрения, что господин Петров не на один только свой «коллектив» работает. Что дружит он с ребятами в погонах! А это, сам понимаешь, несовместимо с высоким званием…

— Синицын, ты чего — мыла объелся? Хочешь, чтобы я помогал ловить наших шпионов в ваших тесных рядах?

— Саныч! Ты уж совсем-то дураком не прикидывайся…

— Да теперь, брат, время такое — и не знаешь, чего ожидать!

— Если уж на то пошло, о ментах тут речи нет. Скорее уж он чекистам подстукивал…

— Тем более не по адресу!

— Саныч… То, что устранили этого писаку Гутмана, — ладно! Может, даже к лучшему. Но способ исполнения…

— Вы и подробности знаете?

— Мир не без добрых людей. И среди тех, кто в погонах, их тоже хватает! Но в данном случае достаточно было финские газеты почитать. Да и наши перепечатки.

— А я полагал, что это ваши его… Он ведь много про организованную преступность писал, про Тамарина самого! Я тут случайно подшивку полистал: вроде и ругал Ося Гутман твоего шефа, расследования журналистские проводил, кто у кого что вымогал, как сел и когда освободился, кого чем пытали, как свидетелей живьем в бетон…

— Ерунда! Навороты дешевые!

— Брось… Сам знаешь — все правда! И про рэкет, и про оружие, и про беженцев нелегальных!

— Да?

— Сережа! Ты что-нибудь про так называемую скрытую рекламу слышал? Нет? — Виноградов сам уже понимал, что говорит лишнее, но алкоголь и комплекс несостоявшегося сыщика делали свое дело. — Да у него там каждая строчка долларами воняла!

— Значит, ты полагаешь, что Гутман… Что он работал на Тамарина? — медленно, как бы пробуя на вкус каждое слово, протянул бывший опер.

— Это не мое дело, Серый. Я тут в стороне… Сам не обожгись!

— Так зачем тогда нашим его убивать? Нелогично ведь!

— Ты меня спрашиваешь?

— Нет, это так… Мысли вслух.

Синицын вздохнул:

— Хрен с ним, с писакой… Расходный материал! Мне поручено выяснить другое: кто и как, а главное, зачем отправил на тот свет грешного раба Божия Витьку Петрова. Поможешь?

— Зачем?

— Что — зачем?

— Мне это нужно? Ты в своем департаменте трудишься, я — в своем… Ты хоть знаешь, за что тебе башку прострелят, а я?

— Есть возможность отблагодарить…

— Практика показывает, что обычно этой суммы хватает в аккурат на похороны. И поминки, естественно!

— Боишься?

— Мне это не нужно.

— Жаль… Помнишь, мы с тобой все комитетчиков хаяли? Что они обленились, зажирели? Что работать не умеют?

— Ну?

— Зря, видимо, хаяли. Последний комитетчик, с которым Петров мог общаться, как я выяснил, — это некто Коротких с «Шолохова». Офицер безопасности… Знакомы?

— Хочешь через меня на него выйти?

— Нет. Раньше — хотел, а теперь нет.

— Почему так?

— Просто этот Коротких… Он погиб вчера. У себя на даче, при невыясненных обстоятельствах. И хочешь верь, хочешь не верь — наши люди и тут ни при чем!

6

Стараясь не шуметь, Виноградов открыл ключом дверь отделения и шмыгнул в коридор.

— Кто там?

— Это я! Шеф здесь?

— Нету… Выехал в пресс-службу. А потом на «Информ-ТВ». — Старший лейтенант, единственная и любимая женщина в подразделении Валентина мерзла даже летом. Вот и сейчас на ней была накинута поверх форменного платья подстежка от виноградовского бушлата. — Так что, наверное, с концами.

Рядом с Валентининым стулом полыхал электрическим пламенем рефлектор.

— Все в порядке?

— А у нас всегда все в порядке… Что может случиться в славном краснознаменном конно-водолазном отделении профилактики?

— Слава Богу, хоть здесь! — За этот год Владимир Александрович начал привыкать к размеренному течению жизни за письменным столом. И ему начинало нравиться.

— Звонили мне?

— Да… Полковник Храмов, представился твоим бывшим начальником по Морскому отделу, сказал, что телефон у тебя есть… И какой-то — Лукович? Лукевич? Я не расслышала толком. Обещал перезвонить.

— Лукенич?

— Наверное…

Чего-то в этом роде после разговора с бывшим опером, а ныне тружеником организованной преступности Синицыным Владимир Александрович ожидал. Впрочем, ожидание неприятностей стало в последнее время неотъемлемым свойством Виноградова.

— Пошли они все!

Храмов, Лукенич… Лукенич, Храмов… Плюс покойный чекист, плюс привет от тамаринского «юрисконсульта»… Большие люди, серьезная игра: но он-то, он-то при чем? Ставок не делал, карту не сдавал. Даже правил не знает!