Брокен-Харбор - Тана Френч

Она поежилась.

– Звучит ужасно, но да, наверное, так и было. Чем дальше они двигались по своему пути, тем сильнее отдалялись от нас. Когда родилась Эмма, они только и говорили, что про режим дня да про выбор школы, – а все остальные про это понятия не имели.

– Прямо как мои приятели, – кивнул Ричи. – Детские какашки и занавески.

– Ну да. Поначалу они могли вызвать няню и выпить с нами по паре кружек, но с тех пор, как переехали в Брайанстаун… Сомневаюсь, что им вообще хотелось выбираться в город. Они вовсю строили семью и больше не хотели нажираться в пабах и заваливаться домой в три часа ночи. Они постоянно звали нас в гости, но ехать далеко, а работают все допоздна…

– Поэтому никто к ним не приезжал. Знакомая история. Не помните, когда они приглашали вас в последний раз?

– Несколько месяцев назад, в мае или в июне. Я столько раз отказывалась, что Дженни в конце концов вроде как устала меня приглашать. – Фиона стиснула кружку. – Надо было постараться и бывать у них почаще.

Ричи покачал головой:

– С чего бы? У вас своя жизнь, у них своя, и все счастливы. Они ведь были счастливы, да?

– Ну да. Вернее, в последние несколько месяцев они беспокоились из-за денег, но знали, что в конце концов все наладится. Дженни пару раз говорила мне, что не собирается истерить попусту, потому что все так или иначе образуется.

– И вы верили, что так и будет?

– Да, честно. Дженни из тех, у кого всегда все складывается хорошо. Знаете, некоторые люди просто умеют жить и, даже не задумываясь, все делают правильно. Вот и Дженни такая.

На секунду я увидел собственную сестру Джери: она у себя в кухне, где всегда аппетитно пахнет; она проверяет домашнюю работу Колма, смеется над шуткой Фила, приглядывает за тем, как Андреа гоняет мяч. А потом перед глазами появилась Дина – всклокоченная, с длиннющими ногтями; она дралась со мной, сама не зная почему. Я с трудом удержался, чтобы не посмотреть на часы.

– Понимаю. Я бы ей позавидовал, а вы?

Фиона задумалась, наматывая на палец прядь волос.

– Раньше – возможно. Скорее всего. Знаете, ведь большинство подростков понятия не имеет, как распорядиться своей жизнью. А Дженни и Пэт всегда знали, что делали. Наверное, отчасти поэтому я и сошлась с Конором – надеялась, что если буду подражать Дженни, то смогу стать такой, как она. Уверенной. Мне бы это понравилось. – Она размотала локон и внимательно его изучила, поворачивая так, чтобы свет играл на волосах. Ногти у нее были обгрызены до мяса. – Но когда мы выросли… нет, я не хотела бы жить ее жизнью: работать в пиаре, рано выйти замуж, сразу завести детей. Правда, иногда я жалела о том, что мне всего этого не хочется. Тогда моя жизнь была бы гораздо проще. Понимаете?

– Абсолютно, – ответил я, хотя на самом деле ее слова звучали сродни подростковому нытью: “Я бы и рад жить как все, но я для этого слишком особенный”. Однако я оставил раздражение при себе. – А как же дизайнерские наряды? Отпуск на дорогом курорте? Вас ведь не могло не задевать, что у Дженни все это есть, а вы снимаете комнату и считаете гроши.

Она покачала головой:

– В дизайнерской одежде я выглядела бы нелепо. Я не гонюсь за деньгами.

– Да ладно вам, мисс Рафферти. Денег хотят все, тут нечего стыдиться.

– Разумеется, я не хочу быть нищей, но в моем мире деньги не главное. На самом деле я просто хочу стать хорошим фотографом – настолько хорошим, чтобы мне не пришлось объяснять вам про Пэта и Дженни или про Пэта и Конора: я бы показала вам снимки, и вы бы сами все поняли. И если для этого надо несколько лет поработать у Пьера за гроши, ладно. Я живу в хорошей квартире, машина на ходу, на развлечения по выходным мне хватает. Зачем мне больше денег?

– Но остальные из вашей компании считали иначе, – вставил Ричи.

– Конор меня поддерживал. Ему тоже наплевать на деньги. Он занимается интернет-дизайном и всерьез им увлекается – говорит, через сто лет это будет одна из величайших форм искусства, – и если проект ему интересен, он готов работать хоть бесплатно. Но остальные… нет. Они так и не поняли. Им казалось – да и Дженни, наверное, тоже, – что это наивное ребячество, что рано или поздно я образумлюсь.

– Должно быть, вас злило, что ваши старые друзья и даже ваша сестра ни во что не ставят ваши мечты, – заметил я.

Фиона выдохнула и запустила руки в волосы, пытаясь найти правильные слова.

– Да нет, не очень. И у меня полно друзей, которые меня понимают. А старая компания… да, мне жаль, что мы не на одной волне, но я их не виню. Газеты, журналы, телевидение – все вдалбливали нам, что если ты хочешь жить спокойно и заниматься любимым делом, значит, ты кретин или маргинал. Нужно было думать только о том, как разбогатеть и купить недвижимость. Я не могла злиться на остальных, ведь они просто вели себя как принято. – Она погладила альбом. – Поэтому мы и разошлись. Разница в возрасте тут ни при чем. Пэт и Дженни, Иэн, Мак и Шона – все они делали то, что положено, но каждый по-своему, поэтому они тоже отдалились друг от друга. Но все они хотели того, чего положено хотеть. Мы с Конором хотели другого, и остальные не могли нас понять, а мы – их. Так все и кончилось.

Она пролистала страницы обратно к снимку, где все семеро сидят на стене. В ее голосе не было никакой злобы, только печаль – и недоумение, до чего странной и непреклонной бывает жизнь.

– Однако Пэт с Конором, судя по всему, продолжали дружить? – спросил я. – Ведь Пэт предложил ему стать крестным отцом Эммы. Или так захотела Дженни?

– Захотел Пэт. Говорю же, они были лучшими друзьями. На их свадьбе Конор был шафером. Они близко общались.

Вплоть до тех пор, пока что-то не изменилось.

– Он был хорошим крестным?

– Да, прекрасным. – Фиона улыбнулась, глядя на угловатого парнишку на фотографии. При мысли, что я должен буду сообщить ей про Конора, меня внутренне передернуло. – Мы с ним водили детей в зоопарк, и он рассказывал Эмме истории про невероятные приключения, в которые пускаются животные, когда зоопарк закрывается на ночь… А однажды Эмма потеряла плюшевого мишку