Путешествия майора Пронина - Арсений Александрович Замостьянов

на неделю командировал товарища Пронина в Баку. Каждый вечер он пил чай с баранками в обществе Николаева – и тот рассказывал, как Сурия идет на поправку.

– Антибиотики – это чудо ХХ века. Поверьте, лет через пятнадцать они будут продаваться в любой аптеке. За копейки. Мы уже сейчас с их помощью может полностью вылечивать чумных, которых раньше записывали в смертники. Воображаете? – говорил Николаев, проникшийся к Пронину симпатией.

– А венерические болезни? С ними вы уже справляетесь – так, чтобы совсем без последствий?

– На 90 процентов.

– В каком смысле?

– Она будет вполне здоровой, цветущей женщиной. Причём очень скоро – в течение трёх-четырёх дней. Но с вероятностью 10 процентов не сможет рожать.

Пронин помрачнел. Доктор посмотрел на него с неудовольствием:

– Если я говорю «вероятность 10 процентов» – это именно 10 процентов и не больше. Прошу это учесть, Иван Николаевич.

Пронин, конечно, навещал её – обыкновенно по утрам. Вспоминал истории, которые рассказывала ему мама, – русские сказки про Ивана Царевича и волка, про нечистую силу и богатырей… И рассказывал ей, добавляя кое-что от себя. Сурие нравились эти рассказы, глаза её весело загорались. Все сказки непременно завершались счастливым концом. И Пронин не жалел фантазии, рассказывая о том, как тёмные силы терпели крах, а их жертвы после всех страданий оказывались живыми и невредимыми. Он замечал, что она стала просыпаться со счастливой улыбкой. Значит, забывает обиды и страхи – и верит в своё выздоровление. И даже Николаев сказал: «Вы хорошо на неё действуете. Продолжайте ваши рассказы. Сурия идёт на поправку, но ей ещё нужно несколько дней покоя. И курс антибиотиков ещё не завершён».

Пронин решил: как только Николаев твёрдо скажет, что девушка здорова, нужно будет инсценировать налёт на гнездо террористов и освобождение Сурии. Этот спектакль, рассчитанный и на иранцев, и на американцев, должен организовать Рябинин. Этот «профессор» умел действовать с размахом. Пронин давно уже обсудил с ним основные детали будущей операции.

Прошло три дня – и ранним утром в домик Пронина кто-то безапелляционно постучал. Натянув пижаму, в тапочках, сонный Пронин отворил дверь. На пороге стоял Николаев.

– Она здорова. Подействовало! Сегодняшние анализы говорят об этом красноречиво. Извините, я, кажется, вас разбудил, но счёл необходимым доложить об этом именно вам. Первому.

– Спасибо вам, доктор, – Пронин долго тряс ему руку. – Я всегда верил в вас, и вы не подвели.

– Это было не самое трудное дело. Всё решил наш родной советский антибиотик, в который, к сожалению, ещё не все верят. А это несравненное средство. Через пять лет им будут пользоваться десятки тысяч людей, а пока приходится воевать со скептиками… Так всегда бывает… Она здорова, а мне нужно возвращаться в горы, в ту чумную деревушку. Таков мой долг. Надеюсь, Рябинин доставит меня туда, откуда забрал. А потом я продолжу объезжать наши воинские части, которых здесь так много…

– Но мы сможем вместе позавтракать?

Через час Пронин – свежий, улыбчивый – вкушал омлет в компании доктора. Оба они выглядели триумфаторами. Пили замечательный яблочный сок, который выдавили для них медсёстры из плодов местного сада. Заедали омлет свежевыпеченным хлебом.

Пронин поднял бокал сока:

– Доктор, я знаю, что вы убежденный трезвенник. И поэтому позволю себе произнести безалкогольный тост.

Николаев усмехнулся:

– Я сразу понял, что вы человек осведомлённый.

– Итак, за здоровье того, кто охраняет здоровье нашей армии! За человека, который спас замечательную девчонку. Ей многое довелось пережить. Я чувствую личную ответственность за её судьбу. Там, где замешана большая политика – игра всегда идет грязно… А вы её очистили от грязи. Я пью за настоящего волшебника от медицины, за настоящего советского офицера!

Они отхлебнули сока.

– Вы тоже настоящий советский офицер, – сказал Николаев. – Не знаю, как шах, а я с первого взгляда понял, что торговые дела не ваша епархия.

– От вас скрывать не буду. Как с 1915 года ушел на войну – так и служу. А в ЧК меня сам Дзержинский принимал. Вот с тех пор и учусь работать – так, чтобы не уступать мировым стандартам. В нашем деле закон Ломоносова – Лавуазье действует неумолимо. Чуть-чуть недоработаешь, упустишь – и на твоей территории уже закрепился враг. Враг силен нашими слабостями.

– Я так и подумал, что вы старый чекист – все-таки Николаев был чрезвычайно опытным и проницательным человеком. Скажу честно: рад был с вами познакомиться. А что касается закона Ломоносова – Лавуазье, в нашем деле то же самое. Или ты наступаешь, а болезнь отступает – или наоборот. Одно из двух. Всё просто. И очень сложно.

– Вы достигли в своем деле совершенства, дорогой Николай Иванович.

– Ну, если вы перешли к откровенным комплиментам, значит, мне уже совсем пора уезжать. Сейчас я буду собираться в путь-дорогу, а вам самое время посетить нашу красавицу. Она абсолютно здорова, хотя после интенсивного лечения внутреннюю флору организма надо немного поддержать травяными отварами. Я оставил рецепты.

– Флору поддержим! – твердо пообещал Пронин.

Он уже приготовил для Сурии сюрприз.

Вчера вместе с Рябининым – уроженцем Астрахани – они выбрали на базаре самый лучший арбуз – крупный, в три раза больше футбольного мяча. Рябинин гарантировал полное удовольствие. С арбузом на плече он и поспешил к Сурие после прощания с Николаевым.

Пронин постучался к ней. Но это был не просто стук, а ритмичная мелодия из популярной оперетты Кальмана. Сурия улыбнулась заранее, ещё не увидев Пронина, а потом дверь открылась, и она увидела его улыбающееся лицо. И огромный арбуз на плече.

– Ну что, доктор сказал, что с тобой всё в порядке!

Она вскочила с постели в элегантной цветастой пижаме.

– Могу даже прыгать и скакать.

– Но несколько дней еще надо поберечься, отлежаться здесь, поесть фруктов и ягод… Одну ягоду я тебе притащил.

– Вижу! Это моя любимая ягода, как ты догадался?

– Интуиция, дедуктивный метод. Ты же читала Конан Дойля – о Шерлоке Холмсе? Вот я и пытаюсь не отставать от великого сыщика.

Пронин ополоснул арбуз в ванной и там же разрезал его на две половины, а потом порезал на куски и собрал на огромном серебряном подносе из числа шахских подарков.

Они – оба с блаженными улыбками – ели сладкую мякоть и наслаждались жизнью.

– А знаешь, – сказала Сурия, обливаясь арбузным соком, – я ведь там, в плену, не только страдала. Мне снились удивительные сны.

– И что же тебе снилось?

– Царь Дарий, он напророчил, что я стану царицей. А ещё я тебя там видела. Среди скифских воинов. Ты отчаянно защищал свою землю, сражался с персидской гвардией.

– У тебя литературная фантазия. Напиши об этом книгу. Без наших имён, конечно.

– Кто знает? Может быть… Если будет подходящее состояние души.

– Главное, запиши, хотя бы вкратце, чтобы не забыть.

– Ты знаешь, – ответила она серьёзным тоном, – такое не забывается. Впечатление сильнейшее. Ни один эпизод из жизни не производил на меня такого сильного впечатления, как эти сны.

– Даже этот арбуз? – Пронин старался балагурить, чтобы Сурию ни в коем случае не беспокоили тяжёлые воспоминания.

– Арбуз замечательный! Лучший в мире!

Пронин съел уже не меньше пяти больших кусков и сплюнул полстакана косточек.

– Арбуз действительно очень хороший. Но лучшие в мире арбузы растут всё-таки не здесь.

– А где же?

– У нас, на Волге, в районе города Камышина. Поверь, ничего вкуснее в арбузном мире просто не бывает… Даю совет. Когда станешь шахиней – прикажи, чтобы к шахскому столу арбузы закупались именно в СССР, в Камышине. Не пожалеешь. Запомнила? Ка-мы-шин. Там летом бывает почти так же жарко, как здесь. А крестьяне едят арбузы вместо супа, ложкой. С хлебом! Потому что нет ничего дешевле и вкуснее. Так что возьми на заметку – камышинские арбузы!

– Всё-таки ты торгаш!

– Еще какой!

– Самое вкусное в арбузе – вот эти кусочки, поближе к кожуре. Там и косточек нет. И они не такие сладкие, даже с кислинкой, отлично жажду утоляют. Попробуй.

Сурия последовала совету Пронина. Но, проглотив несколько кусочков без косточек, с вызовом сказала:

– Хороший арбуз. Но на Волге арбузы лучше!

…Жаркие дни всё чаще завершались бурными ливнями. Пронин надевал плащ, брал зонт – и с наслаждением гулял под дождем. Думалось ему в такие минуты легко как никогда.

Сурия ещё несколько дней попила