Бычья гора - Брайан Панович

на отца, худощавыми, ладными, жилистыми, с рыжими волосами и светлой кожей, и всегда были вынуждены прятаться от солнца в тени, чтобы не сгореть, – но Хэлфорд сохранил черты матери. Его кожа была оливкового цвета; волосы представляли собой густую копну темно-каштановых локонов, под цвет глубоких, чуть скошенных, карих глаз. Когда они были детьми, девочки на горе называли их «грустными глазами», но сейчас Клейтон не видел в них и намека на грусть. Его борода была пышной, с серебристой проседью. Он стоял за сетчатой дверью, безоружный, с бумажной салфеткой, заткнутой в вырез темной майки.

Хэлфорд отворил сетчатый полог, вышел на крыльцо и дал двери захлопнуться за ним. Он прищурил глаза, привыкая к солнечному свету, и вытащил салфетку из майки. Вытер что-то вроде подливы со рта и бороды, скатал салфетку в шарик и бросил на крыльцо. Малыш с игрушечным поездом подбежал, подобрал его и исчез в доме. Сетчатая дверь снова хлопнула.

– Давненько не виделись, Хэл.

– Недостаточно долго для меня. Не знаю, о чем ты думал, припершись сюда, но в твоих интересах не задерживаться и валить отсюда побыстрее. – Хэлфорд сделал шаг вперед, и крыльцо заскрипело под его весом.

– Если бы ты действительно хотел, чтобы я ушел, ты бы вообще не позволил мне подняться. Нам нужно поговорить.

– Я не разговариваю с копами. Даже с такими лохами, как ты.

– Я пришел не как представитель закона, Хэл. Я здесь как твой брат.

Хэл рассмеялся, холодно и без намека на веселье. К нему подхалимски присоединились собравшиеся во дворе, и Клейтон быстро огляделся, чувствуя себя неловко. Хэлфорд сделал еще один шаг вперед, на солнце.

– Для начала, ты здесь никакой не представитель закона. И, черт возьми, судя по тому, что я слышал, ты и в долине-то с этим не особо справляешься. Но, что важней, твои друзья убили единственного оставшегося у меня брата чуть больше года назад.

– Я тут ни при чем, и ты это знаешь.

– Вы ж там все как одна семья, так?

Впервые Клейтон почувствовал дневную жару. Пот струился у него между лопатками к пояснице. Рубашка липла к телу, а шея ныла от необходимости смотреть на Хэлфорда снизу вверх. Внезапно ему захотелось чаю со льдом и парой сантиметров бурбона.

– Хэл, я приехал сюда не для того, чтобы попытаться исправить то, что произошло между нами. Я не такой идиот, чтобы считать, что это возможно. Но есть вещи, которые я хотел бы тебе сказать. Не хочешь их слышать? Ладно, я уеду. Но подумай вот о чем. Тебе не кажется, что, раз уж я, после всего этого, приперся сюда и позволил всем этим придуркам, которых ты теперь называешь своей семьей, тыкать мне в лицо оружием перед домом собственного отца, то запросто может оказаться так, что я хочу сообщить тебе что-то важное, нет?

Хэл задумался. Он долго смотрел на Клейтона, затем бросил несколько недобрых взглядов на Дарби, который жарился в кабине бронко. Напольный коврик снова превратился в самую занимательную вещь, которую Дарби когда-либо видел.

– Да ладно тебе, Хэл. Жарко тут.

– Хорошо. Говори, но ты можешь сделать это и здесь. Ты больше никогда не войдешь в этот дом. Ты давно потерял это право.

Клейтон вздохнул и снял шляпу. Вытер пот со лба и снова надел ее. Он еще раз окинул взглядом двор и людей Хэлфорда, объединенных чувством горячего интереса к тому, что он хочет сказать.

– Вряд ли это стоит слышать всем.

– Почему бы и нет, шериф? – Хэлфорд раскинул руки в стороны. – Мы ведь здесь одна семья, верно?

Клейтон сделал шаг к крыльцу и заговорил, понизив голос:

– Я думаю, что, может быть, знаю… как помочь нашей семье.

Хэл не сказал ни слова. Он просто уставился на Клейтона, будто впервые его увидел. Клейтон подошел к брату еще чуть ближе и проговорил совсем тихо:

– Я знаю, как тебе соскочить. В смысле, совсем. Избавиться от… всего этого, – он раскинул руки, как огородное чучело, и обвел ими собравшуюся толпу. – Они готовы дать гарантии, – сказал он, уже почти шепотом. – Ты можешь оставить себе все, что у тебя есть. Деньги. Все остальное. Просто прекрати толкать дурь.

Клейтон посмотрел на нервно почесывающихся у дождевой бочки торчков.

– И ты сможешь ходить не оглядываясь. Никакой вооруженной охраны у ворот. Только ты один посреди страны Господней.

Хэл по-прежнему молчал. Нужно было его как-то додавить. Клейтон придвинулся к Хэлу достаточно близко для шепота, и Хэл не возражал.

– Они вышли на твоего человека во Флориде, Уилкомба. – Клейтон подождал, не даст ли при этих словах каменное лицо Хэла трещину, но тот даже не моргнул. – Они знают, где находятся все шестнадцать лабораторий. Знают маршруты поставок и к кому они ведут. У них есть время, даты, имена. У них есть все. И если ты не послушаешь меня, они возьмут эту гору штурмом. Поверь мне, такого тут еще не было. И я не смогу это остановить. А если это произойдет, то много людей, много твоих людей, погибнет. – Клейтон вспомнил о том, что, по словам Холли, больное место Хэла – деньги и на них-то и надо давить. Клейтон так не думал, но все-таки сказал: – Подумай о деньгах, Хэл. Ты потеряешь все. Все, ради чего ты работал, они отнимут все, а ты даже не успеешь сообразить, что произошло.

Хэл плюнул на крыльцо, и Клейтону показалось, что он уловил неуловимую перемену в выражении его лица.

– Когда речь идет об огромной куче денег, у любого федерального агентства начинают течь слюни, – сказал Клейтон, дословно цитируя Холли. – И они придут за твоими деньгами. Но может быть и по-другому, Хэл. Ты сможешь сохранить деньги и выбраться из этой западни.

Клейтону показалось, что Хэлфорд обдумывает сказанное. А еще он услышал, как в мертвой тишине, внезапно окутавшей дом его отца, запел козодой. Но, возможно, ему только показалось.

– У тебя, значит, гарантии? – наконец сказал Хэлфорд.

– Да.

– Только я и страна Господня, так?

– Точно.

Хэл сунул руку в карман брюк и вытащил монету в серебряный доллар. Не глядя, Хэл махнул мальчику, все еще стоявшему на крыльце, и тот поспешил к нему, оставив деревянный поезд на сосновом полу. Он протянул мальчику монету и взъерошил ему волосы. – Иди в дом и убери со стола. Что-то у меня пропал аппетит. – Мальчик сделал, как ему было сказано, и выскочил через сетчатую дверь, придержав ее на секунду, чтобы не хлопнула, а потом, оказавшись внутри, повернулся к Клейтону и, перед тем как исчезнуть,