Лунатик - Ларс Кеплер

заставляет их остановиться.

Кимберли встаёт с кровати, садится на пол, надевает туфли. Потом поднимается на подгибающихся ногах и, не оглядываясь, выходит из комнаты.

Понтус остаётся лежать. Сердце колотится.

Он слышит хлопок входной двери, затем её шаги и вежливый голос шофёра.

Двери машины захлопываются. Гравий хрустит под шинами, когда автомобиль отъезжает.

«Надо принять два миллиграмма ксанакса и десять зопиклона», — думает он, — «и попытаться хоть немного поспать».

Будильник зазвонит в семь. Ему придётся быстро позавтракать, вернуться в Фалун и сразу ехать на работу.

С кухни доносится тот же дребезжащий звук, будто кто‑то открыл ящик со столовыми приборами.

Сейчас без четверти три ночи, и он совершенно трезв в своей бессоннице.

Он легко мог бы продолжить секс: эрекция всё ещё твёрдая, мышцы подёргиваются.

Понтус поднимает правую руку и осторожно ощупывает лоб. Кожа чувствительная. Он подозревает, что там останется синяк.

Они занимались с Кимберли сзади, когда она вскрикнула от оргазма и рухнула вперёд. Он упал вместе с ней и ударился головой о спинку кровати.

Четыре безумных часа.

Препарат разгоняет лимбическую систему, заставляя сердце колотиться, выбрасывать эндорфины, усиливая зудящее, пульсирующее в паху возбуждение.

Усиленный приток крови делал кожу Кимберли горячей на ощупь, а её губы становились тёмно‑розовыми.

Понтус закрывает глаза, когда его накрывают обрывочные воспоминания прошедшей ночи.

Мурашки на свежевыбритом лобке, когда она широко раздвигает бёдра.

Прикроватная лампа, опрокинувшаяся и ударившаяся об пол с странным металлическим звоном.

Выцветшая татуировка на его выпирающем животе, блестящем от пота.

Она сосёт его пальцы, а затем вводит их в себя, опухшую и влажную.

Он ползёт между её ног и облизывает её. Видит, как она напрягает бёдра и ягодицы, прежде чем громко застонать.

— Продолжай…

Она сидит на нём верхом, капля пота скатывается с её подбородка.

Он сжимает её груди обеими руками, сдвигает их вместе. На коже от груди к шее тянутся тонкие морщинки.

Она была полностью электрической.

Раз пять или шесть он переворачивал её на спину и двигался сильнее, а она подстраивалась под его толчки, поднимая бёдра.

— Не останавливайся, не останавливайся…

Эти слова она повторяет чаще всего в такие ночи. Но он никогда и не остановился бы: в такие моменты он полностью зациклен на собственном удовольствии.

Порыв, выходящий за пределы разумного. Химический брачный гон, как она любит говорить.

Он вышел и кончил ей на живот. Семя стекло по шраму от кесарева сечения, когда она потянулась выключить первый будильник. После этого она перевернулась на живот и приподняла ягодицы к нему.

Понтус спокойно лежит в постели, но наркотик всё ещё держит, и мысли не отходят от секса.

Он почти уверен, что Кимберли уже начала мастурбировать в их «Мерседесе‑Майбахе».

Представляет, как она раздвигает ноги на заднем сиденье, ласкает себя, вводит три пальца, и как водитель никак не может не заметить её оргазм.

Но в глубине души он знает, что, скорее всего, всё иначе.

Знает, что в машине Кимберли уже начала превращаться обратно в его жену. В Кэролайн, которая, с самоуничижительной усмешкой, сказала бы, что кристально ясный ум и пульсирующий клитор — идеальное сочетание для переговоров.

Понтус встаёт и смотрит на телефон. Пишет короткое сообщение: просит её вернуться. Она отвечает только смайликом‑сердцем.

Он замечает, как вздулись вены на руках, пока он поднимает одежду, выворачивает наизнанку и торопливо одевается.

Пальто висит в шкафу. Он накидывает его, выходит на крыльцо, пихает ноги в ботинки и распахивает жёлтые двустворчатые двери веранды.

На улице чудесный холод.

Он спускается по ступенькам на покрытую инеем лужайку.

В воздухе кружатся мелкие снежинки.

Свет из спальни высвечивает зелёную садовую мебель. Он делает шаг назад, оборачивается.

Отсюда чётко видно: кровать, подушки, измятые простыни, влажный матрас.

Как только наркотик сработал, он совершенно забыл о шторах.

Понтус плотнее запахивает пальто, затягивает пояс и шагает по узкой дороге на север.

Тьма между деревьями почти непроницаема.

Облака белого пара висят перед лицом, когда он дышит.

Он чувствует себя бодрым, полным сил, будто мог бы пройти километров восемьдесят до Уппсалы и потом ещё всю ночь заниматься сексом с женой после её переговоров.

Он выходит на узкий деревянный мост и видит, как полноводная река с силой впадает в изгиб, где вода бурлит почти без звука.

Снежинки, танцующие в ветру, исчезают, касаясь тёмной поверхности.

Он прислушивается к собственным тяжёлым шагам, и мысли возвращаются к сказке про трёх козлят Груффе, которую читал ему отец.

«У меня два острых копья, и я выколю тебе глаза!»

Он доходит до другого берега и направляется к большому тёмному деревянному зданию.

Понтус вспоминает, что так и не проверил, не нарисовал ли кто‑нибудь грустное лицо на промёрзшем окне.

Задержавшись под фонарём, он замечает, что кончики пальцев посерели от холода. Он засовывает руки в карманы и решает, что пешком до Уппсалы всё‑таки идти не стоит.

Снег усиливается. Ему приходится часто моргать, стряхивая хлопья с ресниц.

Понтус поворачивает направо на Бробакен. Гул главного русла реки становится громче, по мере того как он подходит ближе.

На мосту Карла XIII шум воды уже почти оглушает.

Фонари впереди кажутся светящимися снежными шарами, висящими в темноте.

На другом берегу старая электростанция так высока, что сливается с чёрным небом и снежной завесой.

Уровень воды необычно высок, пена бьётся о волнорез. Чернильная вода тревожно закручивается под турбинами.

Понтус больше не слышит своих шагов и вздрагивает, когда мимо проезжает машина.

Когда красные огни скрываются за деревьями, ему кажется, что он видит в конце моста человеческую фигуру.

Сначала он решает, что это просто вихрь снега от машины, но нет — это человек.

«Наверное, я всё ещё сплю», — думает Понтус, останавливаясь посреди реки.

Он прикрывает глаза ладонью, но фигура исчезла.

Возможно, ему показалось.

Он опускает взгляд и видит, как снежинки ложатся на жёлтый лишайник на деревянных перилах. Видит свои грязные чёрные ботинки и щели между досками, где внизу клокочет вода.

«Выходить на улицу в таком состоянии — была плохая идея», — думает он. «Надо вернуться на виллу и пересидеть приход».

Снег несётся по мосту под прямым углом к бурлящей воде, как будто он стоит в центре вращающегося белого креста.

Понтус снова щурится, вглядываясь в дальний конец моста.

На этот раз сомнений нет: прямо у въезда стоит стройная фигура.

Чего она ждёт?

Через завесу снега нельзя разглядеть лица.

Он решает, что ему стоит продолжать идти. Может, даже кивнуть при встрече. Но задерживаться, болтать не хочется.