Четыре мертвых сестры - Наталья Евгеньевна Масальская

– И правда, журналистка, – махнула рукой Патрикеева и зашаркала дальше.

– Не знала, что вы с Петренко друзья, – пытаясь наладить диалог, пристроилась я рядом.

– Да какие друзья, – покосилась на меня старушка. – В долг брала, вот отдала.

– Наверное, хорошая пенсия у бывших следователей. У меня папа в органах работал, вот только до пенсии не дожил.

Патрикеева остановилась. Не знаю, что ее больше смутило: мое внезапное откровение или вопрос о деньгах.

– Хорошая – не хорошая, а ежели в долг надо, завсегда у него можно попросить.

– Доброй души человек, – растянула я губы в улыбке, на что Патрикеева только усмехнулась.

Я попрощалась с ней, решая, куда идти дальше, но, так ничего и не надумав, повернула назад к дому.

Прибралась, приготовила картофельную запеканку и все это время размышляла о мотиве преступника. Что там говорил Егор? Месть и деньги. Конечно, на мстителя Петренко похож не был, но вот деньги у него явно водятся. То, что ему не за что мстить Иволгину, не говорит об отсутствии мотива. Возможно, мы не все о нем знаем. Как ни крути, а Петренко со своей игроманией подходил на роль убийцы. И про интрижку отца с Ириной Иволгиной он мог пронюхать. И будто совершенно случайно рассказал мне, что видел писательского монстра. А что, если он заплатил Патрикеевой за то, что она подтвердит его рассказ? И люк он вполне мог захлопнуть. Если Егор прав и кто-то хочет нас напугать, то это наверняка Петренко. Мы явно мешаем ему своими расспросами. Правда, моя версия никак не вязалась с версией Егора, который был уверен, что все эти убийства – дело рук Далис. Кругом шла голова, в которой рождались самые, казалось бы, бредовые версии. И самая безумная из них была связана с двойником, которого убили и похоронили вместо Иволгина. В этом случае все встает на свои места. И месть, и деньги, и безумие ему в помощь. Егор не прав, говоря, что Яна выбивается из уравнения. Если взять за основу идею идеальной женщины – тогда она прекрасно вписывается. Красивое лицо и умная голова любимой дочери, которую Иволгин хотел увековечить в идеальном существе, матери нового советского человека. Далис – его самое совершенное творение. Он долго к этому готовился, все досконально спланировал, его сумасшествие и вера сделали ее обряд идеальным. Интересно, где настоящая Далис?..

Вечером вернулся Кирилл. Решив не мешать им с Ингой, я быстро перекусила и уединилась в своей комнате, где меня ждала последняя, не просмотренная еще тетрадь. Завтра приедет Егор и потребует с меня ответ. Притом что он ничего не рассказывает мне о своих выводах, зато требовать умеет.

Я улеглась под одеяло и, опершись на локоть, чтобы страницы тетради попали в рассеянный круг света от настольной лампы, принялась читать. Разбирать корявые записи Иволгина, которые он делал в основном для своих игрушек, было неинтересно и даже скучно. Через полчаса у меня начали слезиться глаза, еще через пятнадцать минут заболела рука от неудобной позы. Я уселась спиной на подушки, но и это не помогло. Глаза закрывались сами собой, меня тянуло в сон. И как Егору не надоедает всю эту чепуху по десять раз перечитывать? Я вздохнула и, отложив тетрадь, потерла пальцами переносицу, пытаясь сосредоточиться. Увы, тщетно. Моих усилий хватило на две минуты…

Но я все же постаралась встряхнуться и снова взяла тетрадь в руки.

Она была исписана до середины, дальше шли пустые страницы. Я перевернула тетрадь корешком вверх и потрясла. Потом бегло пролистала все страницы по одной до конца. Так и есть, пара страниц в конце склеились. Я нехотя поднялась с постели и спустилась в кухню за ножом. Из спальни Сомовых доносились тихие голоса и смех. Я постояла, по-доброму завидуя семейной идиллии, но, вспомнив про нож, поднялась к себе. Осторожно вставила острый кончик лезвия между страницами и надрезала склеенный край, потом еще немного и еще чуть-чуть, пока страницы не раскрылись.

У меня заколотилось сердце, когда между двумя пустыми страницами я нашла третью, с записями. Жадно пробежалась глазами по строчкам, но ничего не поняла. Листок был склеен из нескольких кусков, похоже, страницу сначала разорвали, но потом по какой-то причине снова склеили. Неужели что-то важное? Читать записи было сложно. Строчки плясали. Начало одного предложения перескакивало в конец другого и наоборот. Часть слов, особенно на неровных стыках, разъело клеем. Понять смысл написанного оказалось нелегко, но, по крайней мере, интересно.

Я достала из прикроватной тумбочки блокнот и принялась выписывать более или менее разборчивые слова и словосочетания, а потом выискивала их логическое продолжение.

Похоже, что перевалило за полночь, так как в открытом окне появилась желтая, как кусочек сыра, половинка луны. Она быстро растолкала темноту по углам, и в комнате стало заметно светлее. Из всего, что я смогла разобрать, несколько фраз меня не на шутку заинтересовали. Звучали они так: «…я прячу ее от глаз… Иногда провожу там всю ночь… Глубоко в лесу… Никто не найдет…» Я почти уверена, что это Иволгин писал о месте, где прячет Далис…

Глава 19

– Ничего себе, ты решила меня встретить? – спрыгнув с подножки поезда на перрон, просиял Егор.

Он протянул руку, пытаясь заграбастать меня в объятия, я же, брезгливо поморщившись, отпрянула:

– Эй, ты чего?

– А что, целоваться не будем?

Такая перемена в настроении напарника была мне в новинку, поэтому я даже не знала, как на это реагировать. Его высокомерие и заносчивость куда привычнее. Интересно, зачем он уезжал и что ему удалось найти? А если судить по фонтанирующему позитиву, который обычно был чужд Москвину, он точно что-то выяснил.

– Вот еще, – буркнула я. – Дело есть. Срочное.

– Заинтриговала. Вещай, Ватсон!

Я метнула в Москвина упреждающий взгляд, который, похоже, его еще больше раззадорил, и рассказала о подсмотренной мной встрече Петренко и Патрикеевой. Как я и предполагала, он отреагировал нарочито скучающим видом, но, когда я упомянула о найденной записи, сразу посерьезнел.

– Так вот, – наконец по-настоящему завладев вниманием скептика, с чувством произнесла я. – Раз в записи упоминается место, где Иволгин прячет Далис, к тому же он пишет: «Иногда провожу там всю ночь», я решила, что речь идет о каком-то доме. А какой домик может быть далеко в лесу? Правильно. Охотничий. Сегодня утром я наведалась к Терентьеву. Он единственный, кто связан с охотой и точно знает всех охотников в поселке и его окрестностях.

Губы Егора дернулись, выражая одобрение.