Ее тысяча лиц - Анна Викторовна Томенчук

не холодным, скорее оценивающим, напряженным. Он еще не решил, что делать, и поэтому увел разговор в другую сторону:

— Как вы можете охарактеризовать ваши отношения с мадам Перо после развода?

Вопрос повис в воздухе, как водяной пар в мороз. Мужчины снова посмотрели друг другу в глаза, и детектив откинулся на спинку стула, держа чашку за изящную ручку. Бальмон взял маленькую печенюшку, улыбнулся холодно и сдержанно. Только в его взгляде Аксель различил новый оттенок боли.

— Они были странными. Иногда мне казалось, что никакого развода не было. Иногда — что не было брака.

— Анна мучила вас?

Кристиан молчал, подбирая ответ, а Аксель ждал. Он пытался расшатать почву у Бальмона под ногами, добиться нужного ответа, получить информацию. Он делал свою работу или всего лишь пытался удовлетворить любопытство?

Кристиан Бальмон — тот мужчина, к кому Анна ушла от него. Даже спустя столько лет это было… интересно. Удивительно, что Бальмон вызывал у Грина только сдержанное уважение. Никакого негатива, ревности. Ничего лишнего. Ровно до момента, когда Аксель вспоминал о Жаклин. Тут детектив терялся, не понимая, как разгребать эту кучу проблем, оставленных Перо.

— Давайте начистоту, — вдруг предложил Кристиан. — Анна была сложным человеком. С ней рядом невозможно дышать, но без нее еще хуже. Конечно, она мучила всех, с кем сближалась. Но больше всех доставалось Жаклин. В отличие от мужчин дочь нельзя сменить. Анна пыталась сделать из нее идеальную копию себя, а в итоге получила противоположность.

— Жаклин не выглядит сломленной, — приглушенно ответил Грин, но напрягся: ему не нравилось русло, в которое перетекла беседа.

А Бальмон, кажется, напротив, обрел почву под ногами. Он выглядел все так же спокойно и одновременно холодно, хотя Грин точно знал: собеседник вовлечен в диалог больше, чем хотел.

— Она и не сломлена. Но факт остается фактом. Я не убивал бывшую жену. Но да, в тот вечер я был с ней, и мы переспали. Это нормально. Сейчас неважно, кто кого хотел и кто кому уступил. Вы не нашли у нее на теле никаких травм, в том числе сексуального характера, так что обвинить меня в насилии не сможете.

— И не собирался.

— Тогда зачем вы здесь?

— Во сколько вы ушли?

— Часов в восемь вечера.

— А пришли?

— Примерно за час до этого. В шесть я разговаривал с коллегой, мы обсуждали открытие филиала в Треверберге, нюансы церемонии и управления. После разговора я сразу ушел. Дорога занимает минут десять-пятнадцать. Я не помню, быстро шел или медленно, я думал. А дальше… вы знаете.

— То есть вы покинули дом в восемь.

— Где-то так.

— Понимаете, в чем дело, — задумчиво продолжил детектив, рефлекторно кладя руку на карман, где лежали сигареты, но так и не закурив, — камера не засекла вас. И не засекла убийцу. Но с обратной стороны дома камер нет.

— Я никого не видел, детектив, увы.

— Значит, либо убийца пришел позже, либо он уже был в доме.

— Я никого не слышал. Кроме нее. Дом огромный, там могла спрятаться небольшая армия.

Кристиан позволил себе улыбку. Грин не ответил. Пора вскрывать карты, иначе этот разговор никогда не закончится.

— Месье Бальмон, — инстинктивно понизив голос, начал детектив. Собеседник мгновенно напрягся. — Вы дали ложные показания, подбросили ложные улики, увели следствие по ложному следу. Вы гражданин другой страны, но закон в Треверберге обвязывает меня арестовать вас до выяснения обстоятельств.

Бальмон страшно побледнел. Он откинулся на спинку стула и бросил взгляд, полный ужаса, на дверь за спиной Акселя. Тот не повернулся. Он подозревал, что в соседней комнате находится Жаклин. Где еще ей быть? Мать умерла; если отца арестуют, то за ней должны приехать родственники. Есть ли у нее другие родственники? Все это слишком запутанно. В этом слишком много личного.

— Только дело в том, — продолжил Аксель, выдержав паузу, — что я вам верю. Это иррационально, с этим я не могу прийти к прокурору. Я не могу сделать вид, что все в порядке и вы нам не лгали.

— И что вы намерены делать, детектив Грин?

— Домашний арест. Я договорюсь, чтобы вам позволили остаться в этом пентхаусе. Вам в любом случае запрещено покидать Треверберг.

— На сколько это может затянуться?

— Извините, Кристиан, но вы не вправе решать, а я не в силах повлиять на обстоятельства, в которых вы можете винить только себя.

Бальмон сдержанно кивнул и разорвал зрительный контакт.

— Сглупил, — чуть слышно ответил он.

— Я позвоню в управление. Сюда пришлют офицера.

— В пентхаус?!

— Нет.

Вдруг во внутреннюю дверь постучали, и через мгновение на пороге показалась Жаклин. Аксель посмотрел на нее, обернувшись через плечо. Девичье личико так и светилось от любопытства. При виде детектива она характерно закусила губу.

Бальмон взял себя в руки и тепло улыбнулся дочери.

— Вы тут уже час шушукаетесь, — заявила девушка. — А я чаю хочу. Пап, можно?

Грин вздрогнул. Кристиан жестом пригласил ее пройти в кухню.

— Мы же закончили, детектив? — спросил он, явно не собираясь ничего рассказывать Жаклин.

Аксель медленно перевел взгляд на него.

— Думаю, да. Пожалуйста…

— Я не собираюсь уезжать из Треверберга, — перебил Бальмон. — А Жаклин рада незапланированным каникулам, правда?

— О да, — рассмеялась она, плюхаясь на стул рядом с Грином. — Повод, конечно, так себе. Но нужно брать от жизни все, что она дает. А еще лучше — искать лучшее в худшем. Вы уже поймали убийцу, детектив?

— Пока только задержали подозреваемого.

— Ух ты! — Она выхватила из рук Бальмона чашку с чаем и развернулась к Акселю всем корпусом. — И он был на приеме? Правда?

Грин смягчился.

— Был.

— Мне это очень нравится, — заявила Жаклин, сделала несколько мелких глотков, послала отцу воздушный