Ее тысяча лиц - Анна Викторовна Томенчук

он долго шел пешком. Я молча отступила в сторону. После развода наши отношения были странными. Сначала он меня избегал. А потом мы пересеклись на очередном приеме — и что-то пошло не так. Не помню, кому сорвало крышу. Кажется, мне. Я увидела, как он мило общается с какой-то юной шатенкой — совсем на меня не похожей, — и решила проверить, хочет он меня еще или нет. Бальмон повелся. И тогда. И потом. Мы держали друг друга, не позволяя уйти слишком далеко. Прятались от дочери. Но не хотели снова сходиться. Я слишком ценила обретенную свободу. А он… он всегда делал только то, чего хотела я.

— Пешком шел? — спросила я, чтобы как-то начать разговор.

— Снял особняк в миле отсюда. Прошел по тропинке. Ты знала, что у тебя всегда открытка калитка?

Я пожала плечами и вернулась на кухню, где оставила вино.

— Мне плевать. Кому я нужна?

Когда его руки коснулись моей талии, а дыхание обожгло шею, я застыла. Тело напряглось. Внутри уже разгорался привычный огонь, но что-то было не так. Я злилась. Он появился тогда, когда до момента, когда Аксель узнает, что я здесь, меньше недели. Когда, быть может, он бросит свою журналистку и позволит себе вспомнить, что в этом мире есть только одна женщина, которую он когда-то любил.

Кристиан явился не вовремя.

От его настойчивых прикосновений меня бросило в жар. Я вырвалась. Развернулась на пятках и посмотрела на него. В серых глазах застыло странное выражение мрачной решимости. И еще кое-что. Вожделение. Да. Определенно это было вожделение.

— Зачем ты приехал?

— Поговорить.

Он отпустил меня так резко, что на мгновение стало холодно и пусто, но я взяла себя в руки. Пустоту может заполнить вино. И ожидание. У меня много работы. Много всего нужно сделать до момента, когда я буду готова посмотреть в синие глаза мужчины, ради которого сделала невозможное. Да-да, сначала я все разрушила сама. Но там, где разрушила, там и построила. А он за это время стал известным детективом.

— О чем, Крис? Мы уже давно все решили. Мы развелись. Забыл?

— Скажи мне правду, Анна. Я согласовал открытие филиала, отмел возражения акционеров. Но Треверберг не такой крупный рынок, чтобы сюда инвестировать. А ты никогда не была заинтересована в расширении бизнеса.

— Эти вопросы надо было задавать до того, как подписал бумаги и выделил деньги, мой обожаемый партнер, — процедила я и допила вино. Поставила бокал на стол, потянулась за бутылкой, но бывший муж оказался быстрее — он забрал напиток и демонстративно вылил вино в раковину. — Мудак, — буркнула я и обхватила себя руками.

Почему-то захотелось его ударить. Или трахнуть. Что угодно с ним сделать, лишь бы не говорить, ничего не рассказывать. Я как будто перенеслась в день нашей первой встречи. Я — молода и влюблена, он — богат и независим. Он казался билетом в большой мир. А еще он был красив и обходителен. Он и сейчас красив и обходителен, только в черных волосах появилось немного седины. Она несказанно ему шла.

— Анна.

— Крис, просто уходи, — попросила я, борясь с чувствами, к которым оказалась не готова. Мне будто снова восемнадцать, отец застукал с однокурсником в спальне, и теперь я вынуждена оправдываться.

— Нет. — Он покачал головой и сделал пару шагов ко мне.

Я отступила к дивану.

— Ты приехал, чтобы перепихнуться? Знаешь, о тебе надо книгу написать. Как мужчина бегает к бывшей жене за хорошим сексом.

Бальмон вздрогнул, как будто я его ударила. В какой-то степени так оно и было. Это был удар, подлый удар. Его глаза потемнели, а губы сжались, а я почувствовала, как завожусь. Я всегда заводилась, выбивая у мужчин почву из-под ног. Мне требовались их эмоции. Тот момент, когда сильный мужчина теряет контроль, — лучше оргазма, правда.

— Зачем. Ты. Здесь?

Впервые в его голосе прорезался металл. Даже тогда, когда я заявила, что хочу развестись, Кристиан сохранил спокойствие. Он лишь попросил подумать и дал мне неделю. Через неделю я пришла с тем же решением — и он меня отпустил. Но сейчас в его голосе… Ох, боже. Спина покрылась мурашками, а дыхание перехватило. Если бы он чаще спускал себя с поводка, может, мы бы и не развелись.

— Я влюблена.

— Ты? Влюблена? — Он расхохотался.

Вот сейчас было обидно. Захотелось вернуть колкость. И прежде чем моя все еще живая рациональная часть успела остановить эмоции, я выпалила:

— Я всегда его любила! Ушла от него по глупости и теперь хочу все вернуть. Он — отец Жаклин.

Кристиан резко перестал смеяться. Неуловимым движением он пересек пространство, разделявшее нас, схватил меня за плечи.

— Что ты сказала?!

— Ты всегда это знал, — глухо ответила я, уже дрожа от его прикосновения. — Знал. Всегда. Когда женился на мне — знал. Когда впервые спал со мной — знал, что не все так просто. Ты всегда знал. У тебя никогда не было детей. У нас, кроме Жаклин, не было детей. И дело не во мне.

Он страшно побледнел. И мне стало стыдно. Я положила ладони поверх его рук, прошлась пальцами по кистям, предплечьям, коснулась шеи. Кристиан дернулся, словно от удара, но я уже перехватила инициативу. Мягко развернув нас обоих, я толкнула его к дивану, села сверху. Он безвольно откинулся на мягкую спинку и поймал мой взгляд.

— Но это не значит, что ты не стал для нее хорошим отцом, — прошептала я ему в губы. Это признание перевернет все. На хрен все — с ног на голову. Это все вино. — Не говори ей. Она узнает, когда меня не станет.

— Жестоко скрывать такое от человека, — глухо проговорил Бальмон.

— Жестоко говорить правду. Она любит тебя, а ты ее.

— Жестоко было говорить правду мне. Анна, ты…

Я не позволила ему договорить. Впилась в его губы с поцелуем, замирая