Агата Кристи - Детективные романы и повести

— Нет, мосье. Я их не просматривала. Я их не читала, сожгла конверт, не распечатывая.

Глава десятая. ЧЕРНАЯ КНИЖЕЧКА

Фурнье долго и пристально смотрел на Элизу, но, убедившись, что она сказала правду, отвернулся и в отчаянии махнул рукой.

— Очень жаль, мадемуазель. Вы поступили честно. Но все же очень жаль.

— Ничем не могу вам помочь, мосье. Простите.

Фурнье сел и вытащил из кармана блокнот.

— В прошлый раз, мадемуазель, вы заявили мне, будто не знаете фамилий клиентов мадам Жизель… А сегодня рассказали, что некоторые из них просили о снисхождении. Значит, все-таки вы кое-что знаете об этих людях?

— Я вам все объясню, мосье. Мадам никогда никого не называла по имени. Она никогда ни с кем не обсуждала своих дел. Но все же человек есть человек, не так ли? Иногда у нее вырывались отдельные восклицания, замечания. Иногда мадам рассуждала вслух.

Пуаро весь превратился во внимание.

— Вот если бы вы привели нам некоторые примеры, мадемуазель…

— Сейчас… Ну вот, хотя бы такой. Приходит письмо. Мадам вскрывает его, смеется коротким, безразличным смехом и говорит: «Хнычете, умоляете, моя дорогая леди. Все равно вам придется платить». Или, обращаясь ко мне, она говорит: «Подумай только! Вот идиоты, нет, они настоящие дураки. Думают, я буду давать им крупные суммы без гарантий! Знать — значит иметь гарантии, Элиза. Знать — это значит обладать властью».

— А вы видели кого-нибудь из клиентов мадам, приходивших сюда?

— Нет, мосье, почти никогда. Вы ведь знаете, они проходили сразу на второй этаж. Чаще всего они приезжали вечером, когда уже было темно.

— До поездки в Англию мадам Жизель находилась в Париже?

— Она приехала в Париж накануне днем.

— А где она была?

— Уезжала на две недели в Довилль, Ле Пине, Пари-пляж и Вимрё. В сентябре она обычно разъезжала по этим городам.

— А теперь, мадемуазель, подумайте и скажите, не знаете ли вы такого, что могло быть хоть как-то помочь нам?

Элиза задумалась. Но потом покачала головой и сказала:

— Нет, мосье. Я ничего не знаю. Мадам была в хорошем настроении. Дела ее шли превосходно, поездка была выгодной, она принесла ей доход. Потом мадам попросила меня позвонить в авиационную компанию «Юниверсал Эйрлайнз» и заказать ей билет на следующий день. На утренний рейс билетов не оказалось, и она получила место на двенадцатичасовой рейс.

— Она говорила, зачем летит в Англию? Она спешила туда по неотложным делам?

— О, нет, мосье. Мадам бывала в Англии довольно часто. Обычно она мне сообщала о своей поездке накануне.

— А в тот вечер к ней приходили клиенты?

— По-моему, был один человек, мосье. Но я в этом не уверена. Может быть, Георг знает лучше. Мне мадам ничего не говорила.

Фурнье вытащил из кармана несколько фотографий, в основном это были моментальные снимки, сделанные в суде во время показаний свидетелей.

— Вы узнаете кого-нибудь из этих людей, мадемуазель?

Элиза взяла фотографии, внимательно посмотрела на них и покачала головой.

— Нет, мосье.

— Надо спросить об этом же Георга.

— Да, мосье. Но, к сожалению, у Георга совсем плохое зрение. Нам очень жаль его.

Фурнье встал.

— Ну что ж, мадемуазель, мы уходим. Я еще раз спрашиваю: вы абсолютно уверены, что ничего не забыли нам рассказать?

— Я? Но что же еще?

У Элизы был страдальческий вид.

— Ладно, все ясно. Пойдемте, мосье Пуаро. Простите, вы как будто что-то ищете?

И действительно, Пуаро как-то странно оглядывал комнату.

— Да, — сказал он, — я ищу и нигде не нахожу…

— А что именно?

— Фотографий. Фотографий родственников мадам Жизель, членов ее семьи.

Элиза покачала головой.

— У нее не было семьи, мосье. Она была совсем одна на целом свете.

— У нее была дочь, — резко сказал Пуаро.

— Да, верно. У нее была дочь, — ответила Элиза и вздохнула.

— Но здесь нигде нет фотографии дочери.

— О, мосье, вы этого не поймете. Это верно, у мадам была дочь, но все это было очень давно. Мадам ни разу не видела ее с самого младенческого возраста.

— Но как же так? — спросил Фурнье.

— Я не знаю, — Элиза многозначительно развела руками. — Все это было в дни молодости мадам. Я слышала, раньше она была очень красивой. Красивой и бедной. Может быть, она вышла замуж, а может, и не вышла. Я, например, думаю, она не была замужем. Несомненно, об этом ребенке как-то позаботились. А потом мадам заболела оспой, болезнь оказалась тяжелой, мадам почти умирала, а когда поправилась, от красоты не осталось и следа. Мадам отказалась от личной жизни и стала деловой женщиной.

— Но ведь она завещала все свои деньги дочери.

— И правильно поступила, — сказала Элиза. — Кому же, как не своему единственному ребенку, должна она была оставить наследство? Друзей мадам не имела, всегда одна-одинешенька. Страстью ее стали деньги, она хотела иметь их все больше и больше. А тратила она мало. И роскоши не любила.

— Она и вам оставила кое-что.

— Да, мне уже сообщили. Мадам всегда была щедрой и великодушной. Каждый год кроме жалованья давала мне значительную сумму. Я очень благодарна мадам.

— Хорошо, — сказал Фурнье. — Мы уходим, а по пути еще заглянем к Георгу.

— Разрешите мне присоединиться к вам через минуту, друг мой, — сказал Пуаро.

— Как хотите.

Фурнье ушел. Пуаро еще раз обошел комнату, сел и в упор посмотрел в лицо Элизе. Под его испытывающим взглядом француженка почувствовала себя беспокойно.

— Мосье хочет еще что-то спросить?

— Мадемуазель Грандье, знаете ли вы, кто убил вашу хозяйку?

— Нет, мосье. Клянусь вам перед богом.

Она произнесла это искренне. Пуаро испытывающе посмотрел на нее и отвел взгляд.

— Хорошо, — сказал он. — Допустим, это так. Но знать — это одно, а подозревать — другое. Нет ли у вас предположений относительно того, кто мог это сделать?

— Понятия не имею, мосье. Я уже сказала об этом инспектору полиции.

— Вы могли сказать ему одно, а мне — другое.

— Зачем вы так говорите, мосье? Почему я должна так поступать?

— Потому что давать показания полиции далеко не одно и то же, что давать их частному лицу.

— Да, — согласилась Элиза, — вы правы.

На ее лице появилось выражение нерешительности. Казалось, она о чем-то задумалась. Пристально разглядывая ее, Пуаро наклонился поближе и сказал:

— Хотите, я вам сам расскажу, мадемуазель Гран-дье? В мои обязанности входит не верить никаким рассказам без подтверждений. Я никогда не подозреваю какого-то одного человека. Я подозреваю всех сразу. Все, имевшие отношение к преступлению, рассматриваются мной как преступники до тех пор, пока тот или иной человек не подтвердит свою невиновность.

Элиза Грандье сердито посмотрела на него.

— Не хотите ли вы сказать, что и меня подозреваете в убийстве мадам? Это уж чересчур! Подобная мысль — просто нелепа. Вам никто не поверит.

Грудь ее то поднималась, то опускалась.

— Нет, Элиза, — сказал Пуаро. — Я не подозреваю вас в убийстве мадам, ее убил один из пассажиров самолета. Значит, это было сделано не вашей рукой. Но вы могли способствовать этому убийству, могли кому-то сообщить подробности поездки мадам в Англию.

— Я этого не делала, клянусь вам.

Пуаро какое-то время молча смотрел на нее. Потом он кивнул головой.

— Я вам верю, — сказал он. — Но, тем не менее, вы что-то скрываете. Да, скрываете! Послушайте меня внимательно. В каждом деле, связанном с преступлением, при допросе свидетелей сталкиваешься с одним и тем же. Каждый что-то старается утаить, хотя довольно часто на поверку это оказываются мелкие, не имеющие отношения к делу детали. Вот и с вами происходит то же самое. О, не отрицайте! Мое имя — Эркюль Пуаро, я-то уж знаю! Когда мой друг мосье Фурнье спросил, уверены ли вы, что ничего не забыли нам рассказать, вы растерялись. И, не желая этого, против своей воли отвечали уклончиво. Значит, что-то здесь есть. И я хочу знать, в чем дело.

— Но это сущий пустяк.

— Возможно. Но все равно, почему бы вам не рассказать? Помните, — сказал он, заметив ее нерешительность, — я не из полиции.

— Да, верно, — согласилась Элиза. Она все еще колебалась. — Мосье, я в трудном положении. Не знаю, как отнеслась бы к этому сама мадам.

— Существует поговорка: «Одна голова — хорошо, а две — лучше». Давайте посоветуемся, вместе обсудим это дело.

Женщина все еще никак не могла решиться.

— Вы очень преданный человек, Элиза, — сказал Пуаро с улыбкой. — Я понимаю, это касается вашего отношения к умершей хозяйке?

— Вы совершенно правы, мосье. Мадам доверяла мне с первого дня, я всегда честно исполняла ее приказания.

— И вы, кроме этого, были еще благодарны ей за очень большую услугу, которую она вам оказала, правда?