Дело, которое нужно закончить - Константин Мстиславович Гурьев

Выдержав паузу, Рябов попросил:

— Нина, послушай и постарайся понять: мы пока ни на шаг не продвинулись в своих поисках, и ты по-прежнему остаешься в центре какого-то непонятного внимания, поэтому я очень прошу тебя быть крайне осторожной!

— Это ты к чему? — вспыхнула Нина.

Рябов сдержался, потому что упоминать утреннюю стычку со Стасом при Свешникове не хотелось, но после паузы сказал:

— Геннадий выделит ребят на случай, если захочешь поехать в город…

Нина капризно повела плечиком:

— Никуда я не хочу ехать! Хочу спокойно отоспаться тут, огородом заняться, в саду посидеть.

Рябов внимательно посмотрел на нее:

— А что ты говорила о бумагах отца?

Ему показалось, что Нина не хочет отвечать, и заставлять ее не хотелось, но обстоятельства требовали. Нина ответила, но все так же капризно:

— Не помню я! Вспоминать надо!

— Так вспоминай! — вскинулся Рябов. — Вспоминай, потому что мне все равно в город ехать, а по пути загляну и поищу эти твои «бумаги».

Нина поднялась и шагнула к лестнице.

— Нина! — почти рявкнул Рябов.

— Ну что, — обернулась Нина, не прерывая движения.

Рябов двинулся следом, жестом попросив Свешникова подождать, и прошел за Ниной. Вой дя в самую дальнюю комнату, она сказала:

— Возможно, что-то в городе лежит…

— Уточни! — насторожился Рябов.

— Ну… Пока было много свободного времени, я сидела и вспоминала. Кажется, какие-то бумаги я привозила, чтобы куда-то отправить…

Нина сердито посмотрела на Рябова и демонстративно отвернулась, но Рябов, наплевав на условности, схватил ее за локоть и развернул лицом к себе:

— Как жить и что делать тебе — решай ты, но то, что я должен сделать, я сделаю, а ты мне будешь помогать! Ясно?

Нина ответила точно так же, как отвечала в детстве, исчерпав все отговорки:

— Ну чего привязался!

— Стас кричал, что вы давно могли бы уехать и жить в свое удовольствие! Что это значит?

— Его и спроси, — попробовала выскользнуть Нина.

— Ты же видела, каким неразговорчивым он стал! — не успокаивался Рябов. — Чего он хотел?

— Да дурак он, — неожиданно сказала Нина, — поверил в сплетни, будто папа искал ка кое-то золото.

— Какое?

— Вот, честное слово, не знаю. — Нина даже руки к груди прижала для убедительности.

— Ну хорошо, — согласился Рябов. — А какие поручения давал? Что велел делать?

— Да то же, что и ты, — в бумагах копаться.

— Ну, не просто же так — копаться, наверное, что-то конкретное требовал искать?

Нина помолчала, потом сказала, не скрывая сомнения:

— Какая-то деревня его интересовала…

— Какая?

— Не помню, — ответила Нина, и в голосе ее появилась досада.

— Просто назвал и требовал искать упоминания о ней?

— Нет… Как-то не так он просил!

В голосе Нины снова слышалось раздражение, но на этот раз уже какое-то другое, виноватое, что ли…

— Ну, никак не могу вспомнить…

— Если что вспомнишь — звони, — махнул рукой Рябов и отправился на первый этаж.

Увидев его, Свешников поднялся из-за стола:

— Виктор Николаевич, не подкинете до города?

Они уже подходили к калитке, когда в дверях показалась Нина и крикнула:

— Рябов, подойди!

И Рябов подошел.

— Вспомнила! — отчиталась Нина.

— Название? — обрадовался Рябов.

— Нет! Ассоциацию вспомнила.

— Какую ассоциацию? — снова начал злиться Рябов.

— Когда он назвал ту деревню, я почему-то подумала о Германии…

— О чем? — удивился Рябов.

— Вот я тоже удивилась… Но это — всё, что я вспомнила, — сказала Нина. И скомандовала: — Ну все, иди!

16

Пятница (ближе к вечеру)

Едва машина двинулась в путь, Свешников сказал:

— А я ведь в эти дни тоже не сидел на месте и побывал в деревне, откуда родом моя мама, и много нового узнал…

Рябов кивнул, и Свешников продолжил:

— До Новосибирска добрался поездом, а на вокзале меня уже мама ждала, и отправились мы в путешествие, благо путь не так уж и далек, около ста километров, так что за день обернулись. Но за этот день нового я узнал много больше, чем ожидал. Узнал, например, что бабушка и дед не уроженцы этой деревни и вообще не из Сибири, а неизвестно откуда.

Рябов едва удержался, чтобы не повернуться к Свешникову, но спросил, всеми силами скрывая всплеск любопытства:

— Из Черноземья или с Украины?

Свешников пожал плечами:

— Никакой информации, никаких намеков. Мама очень удивилась, потому что была убеждена, что родилась и выросла в Сибири…

— А ее, получается, сюда уже привезли?

— Получается так, — согласился Свешников и продолжил оживленно: — Маму очень удивило, что, оказывается, все считали их семью какой-то необычной…

— Почему? — спросил Рябов.

А Кирилл продолжал голосом слегка удивленным, но не более:

— Приехали они туда, видимо, в конце шестидесятых, когда времена уже настали такие… спокойные… народ в церковь ходил без опаски. Правда, в этой деревне церкви не было, поэтому по воскресеньям собирались компаниями и отправлялись в соседнее село, где церковь кое-как восстановили. Правда, никакой… как бы сказать… дисциплины, указаний, что ли, не было. Можешь идти — идешь, не можешь — не идешь, и наша-то семья не ходила. Само по себе это бы еще ничего, да уезжали они регулярно куда-то. И уезжали по воскресеньям, утром, а возвращались к вечеру.

Свешников пожал плечами:

— Я маму спросил, так ли было, а она сказала, будто не помнит, хотя уже взрослая была, а не помнит…

— Бывает, — сказал Рябов.

Рассказ Свешникова удивлял его все больше — в первую очередь совпадениями с тем, что говорил Локетко в Питере. Если вся семья его родных систематически куда-то уходила или уезжала, а сегодня это скрывают, то вопросов становится все больше!

— Может, к знакомым ездили? — предположил