Дело, которое нужно закончить - Константин Мстиславович Гурьев

сможет спокойно воспринять ни одно замечание. Он отправился на кухню, чтобы хоть чем-то там заняться, но в это время заверещал сотовый, и он, ответив, услышал:

— Виктор Николаевич? Здравствуйте, это Зенченко. Как бы нам повидаться? Желательно не затягивая.

17

Пятница (вечер)

Зенченко ждал его на той же самой веранде, где можно было курить, и, здороваясь, сказал:

— Спасибо, что ответили согласием на мою просьбу о встрече. Понимаю, что вам эта встреча не очень-то и нужна, но прошу выслушать меня…

— Почему так уж прямо не нужна? — пожал плечами Рябов. — Не исключено, что у нас есть общие интересы. Обстоятельства таковы, что нам друг без друга не обойтись, поэтому давайте начинать все заново!

Зенченко посмотрел на него с удивлением, кивнул и продолжил:

— А я-то хотел просить вас объективно посмотреть на то, что произошло: сразу после похорон профессора Доброхотова его дочь, которая никогда не проявляла никакого интереса к работам отца, вдруг звонит в университет и требует, чтобы ей передали весь архив. Слова ректора о том, что надо во всем разобраться, ей не нравятся, и в ту же ночь архив похищают! Похищают так нагло, будто говорят: ничего вы с нами не сделаете! Ведь само собой напрашивается предположение, что архив просто-напросто забрала наследница! — Он посмотрел на Рябова, ожидая его реакции, но тот молчал. Зенченко с готовностью продолжил: — На встречу в университет я пришел не для того, чтобы познакомиться с вашим юристом, не для того, чтобы посылать вам какие-то скрытые сигналы, а чтобы встретиться с вами и обсудить все случившееся именно с вами…

— Почему именно со мной? — перебил Рябов.

— В первую очередь потому, что вы — ученик Доброхотова, человек, о котором он много раз говорил, когда мы обсуждали возникавшие предположения, — сказал Зенченко.

— Что за проблемы вы обсуждали? Я об этом слышу впервые, — признался Рябов.

Зенченко кивнул, и видно было, что он доволен тем, как развивается их разговор.

— Доброхотов много лет участвовал в нашем исследовании, но на первый план выдвинулся года два-три назад…

— Что это было за исследование? — сразу же спросил Рябов.

Зенченко помолчал, глядя на собеседника, потом сказал:

— Лет десять назад выяснилось, что в архивах некоторых серьезных организаций накопилась интересная информация, поступавшая со всех концов России, но до поры до времени разрозненная. Сообщали о каких-то странных поисках, предмет которых никто не мог обозначить. Время от времени то тут, то там разные люди искали какого-нибудь «фаддей еремеича», причем ничего определенного о человеке, которого ищут, сказать никто не мог…

— Не мог или не хотел? — перебил Рябов.

Зенченко понимающе кивнул и развел руки в стороны:

— Это были не те случаи, когда можно задерживать и допрашивать. Ну, поинтересовался человек, и что? Пригласят его, спросят, а он скажет, что какая-нибудь соседская старушка, узнав, что он едет в эти места, попросила узнать о каком-то знакомом, с которым не виделась полвека! А у старушки этой с памятью беда! И как проверять все сказанное? Потому и не сообщали о таких случаях, а просто складывали бумаги в хранилища. Тем более что каких-то последствий таких поисков и опросов замечено не было.

— Но когда-то появились? — поинтересовался Рябов.

Зенченко неторопливо закурил, потом сказал:

— Если бы ваша встреча с Доброхотовым произошла в обычном режиме, уверен, он бы вам все рассказал, а потом стал интересоваться вашим мнением, так что не будем затягивать. Все началось с того, что в провинциальной газете появилась статья, описывавшая конфликт, поводом которого стал визит в эти места зарубежного гражданина. В статье его именовали то журналистом, то научным работником, но было ясно, что главная его вина в том, что — «иностранец». Самый животрепещущий момент публикации заключался в том, что этот иностранец, поездив по краю, собрав какую-то информацию, собрал местных любителей истории, краеведов и рассказал им какую-то странную историю, которая будто бы связана с этими местами, а также с религией и церковью! Развернулась дискуссия, которая вышла далеко за пределы этого собрания, начались жалобы в областную администрацию, в разные службы, и было принято решение провести, так сказать, вторую часть дискуссии. Иностранец согласился, пригласили местного попа, который новое выступление выслушал, признал, что такая история имеет хождение среди православных, но заявил, что церковь и он, в частнос ти, считают это ересью. Статья заканчивалась упреком в адрес администрации, которая, дескать, должна оберегать основы нравственности населения, администрация заявила, что критику признает и будет решать проблему. Но через некоторое время стало известно, что все не так просто, как было описано. В те края направили человека, который вник в проблему, и выяснилась очень интересная вещь: оказывается, иностранец разыскивал какое-то сочинение, которое будто бы было утеряно именно в тех местах. Время, когда это случилось, установить не удалось, что за сочинение — тоже. О сути его были самые разные мнения, но все — в пересказе!

— Тогда и появился реальный предмет для поиска? — спросил Рябов.

— Можно и так сказать, хотя реальный он только в наших представлениях, — пожал плечами Зенченко.

— Но Дениса вы к этому подключили реально?

— Конечно! Мне было понятно, что он будет искать интуитивно, порой игнорируя какие-то детали, а иногда и вовсе отвергая их…

— Но архив-то вам все равно нужен, — усмехнулся Рябов.

Зенченко посмотрел на него оценивающе, потом сказал:

— Архив был поводом для переговоров с вами, господин Рябов, для чего я вас и пригласил сегодня. Должен сказать, что самое важное, а именно свои мысли, свои предположения, профессор Доброхотов в отчеты не включал, а излагал их в свободной форме во время наших встреч, которые происходили по его инициативе раз в два-три месяца. Он был почти уверен, что в вашем регионе происходит что-то вроде возрождения некоего сообщества, и убеждал, что вскоре изложит уже путь к тому, чтобы общество сделать реальным, возможно, назвать имена…

Рябов снова вспомнил и разговор с Локетко, и рассказ Свешникова, и спросил:

— Вы хотя бы намекнете, что это за сообщество?

— Повторяю, будь у меня хотя бы намеки, я бы к вам и не обращался, —