Паленая месть - Владимир Григорьевич Колычев

Карина вдруг прижалась к Толику, задвигалась, горячим лобком притираясь к его бедру. Забросила на него ногу и трется, трется… Все-таки не выдержали котлы, вырвался из них пар, в трусах стало горячо и мокро. Но Карина этого как будто не замечала. Камнем повисла у Толика на шее, потянула за собой, легла на спину прямо на траву.

Толик опустился перед ней, хотел лечь на бок, но оказался на спине. Нежно хихикнув, Карина уложила его на лопатки, легла рядом. И целовала, медленно раздевая, пока не довела до кипения. В следующий раз «клапан» сорвало прямо в нее.

* * *

Ночь, поселок спит, но Валентин продолжал работать, проклиная себя за глупость. И надо было ему сунуться к Абхазу, только зря время потерял. Время, которое он мог бы потратить на розыск Карины.

Собаки подняли гвалт, к дому не подойти, но капитан Сухарев мужик упертый, его сейчас ничем не остановить. «Москвич» синий за воротами стоит, соседи сказали, что Черевкин выезжал в город примерно в одно время с Кариной. Соседи, соседи соседей, соседи соседей соседей… Голова кругом идет, но Сухарев точно знал, что не остановится, пока не выйдет на Карину.

Из дома вышел невысокого роста мужчина, голый торс, спортивные трусы, а на голове кепка. Очков солнцезащитных не хватало. Ноги колесом, вразвалочку идет.

— Чего так поздно? — недовольно сказал он, выразительно глядя на погоны.

Если бы не форма, послал бы он гостя к черту. Еще и собаку бы на него спустил.

— Женщина пропала, вчера, на белой «шестерке». Колесо пробила, а к ней белая «семерка» подъехала. Может, видели?

— Семерка, шестерка… Восьмерки не было? А то до двадцати одного не хватает! — усмехнулся Черевкин.

— В карты играете? — кивком указав на свет в окне, спросил Валентин.

— Ну что вы!.. — встрепенулся мужчина. — В карты не играем, а «шестерку» видели. У поворота на Плодосовхоз стояла. Колесо пробито, девушка красивая стоит, парень с домкратом… «Семерка» рядом стояла, да.

Валентин показал фотоснимки, Черевкин узнал Маркина.

— Спасибо вам большое.

— Мне бы спасибо побольше. Так, чтобы на стену повесить. Или даже на хлеб намазать… Я же домой вернулся, не поверите, права забыл. Еду, смотрю, как бы в обход домой вернуться. Смотрю, «семерка» белая на Плодосовхоз сворачивает. А «шестерка», значит, впереди пылит. Ну я за ними, через Плодосовхоз домой заехал, а они дальше пошли. Я на Комсомольской свернул на мост, а они у сельпо остановились. Как выходили, не видел, может, дальше поехали.

— Будет вам спасибо на стену! — улыбнулся Валентин.

— Лишь бы не к стенке! — донесся вслед голос.

В Плодосовхозе Сухарев был в начале третьего, подъехал к магазину, остановился, но мотор глушить не торопился. Даже немного погазовал, чтобы привлечь внимание случайных прохожих, которые, увы, не спешили появляться. Пусто на улочках, спят хаты, тишина на хуторе, как на кладбище, даже собаки не лают. На дверях амбарный замок, и ставни закрыты на запоры.

Случайных прохожих Валентин не дождался, проехался, остановился возле дома, в окошке которого горел свет. Посигналил. Вышла женщина, закутанная в большой цветастый платок, бигуди на мокрых волосах, видно, голову совсем недавно мыла. От нее Валентин и узнал, где живет местная продавщица. А жила некто Клавдия в Лазурном, это еще десять километров за Плодосовхозом. Через кладбище ехать, что Валентина совершенно не пугало. Но навело на определенные мысли и даже заставило обернуться. Он заметил, как вдалеке зажглись и тут же погасли фары. Автомобиль находился на дороге, причем стоял, а не ехал.

Валентин взял курс на Лазурное, проехал немного, погасил фары, свернул, объехал квартал и вернулся к дому, с хозяйкой которой только что говорил. И ведь не ошибся, возле дома стояла «восьмерка» с выключенными фарами, а у ворот — сутулый верзила с выдвинутой вперед нижней челюстью. Причем выдвигал он ее сам, изображая из себя хозяина жизни.

Женщина с бигуди появилась в тот момент, когда Валентин заглушил мотор мотоцикла. Пистолет уже готов к бою, а стрелять он умел, впрочем, верзила не спешил испытывать его на меткость.

— Что за дела, начальник? — приподняв руки, спросил он.

При этом скосил глаза на стоящую «восьмерку» с затемненными окнами. Но Валентин и машину держал под наблюдением. Мало того, жестом велел сидящему в ней человеку выйти.

— Капитан полиции Сухарев! Подходим к машине, гражданин!.. А вам что, особое приглашение?

Из девятки вышел неказистой внешности мужчина, лохматый, глаза навыкате, нос крючком, губ почти не видно, подбородок острый сам по себе, а он еще и бородку зауженную отрастил.

— Ковыль! — узнал уголовника Валентин. — Не скажу, что рад тебя видеть!.. Выходим, дверь не закрываем!.. И давай без выкрутасов, ты меня знаешь?

— Да знаю, на голову больной! — скривился Ковыль.

— Давай, давай, продолжай! Что не так с головой? Что не так с Абхазом?.. Это ведь он вас за мной отправил.

«Восьмерка» — хорошая машина, одна беда, двухдверная, с заднего сиденья проблемно выходить. Но на заднем сиденье никого.

— Много чести, мусор! — презрительно фыркнул Ковыль.

— Как ты сказал? — нахмурился Валентин.

К уголовнику он подходил, всем видом давая понять, что ударит. Но Ковыль ему не поверил. Как-то не закрепилась за Валентином Сухаревым слава жестокого мента, он всегда старался обходиться без грубостей. Но тогда он служил одному только закону, а сейчас у него в голове еще и Карина. Сейчас у него совсем другое настроение.

— Повторишь?

— Мусор, — кивнул Ковыль.

Валентин ударил его кулаком в лоб. В грудь и тем более в живот бить не решился, настолько там все у него гнилое. Ковыль хоть и дерьмо, но все-таки человек. И голова у него человеческая, удар выдержала, не лопнула, но глаза в кучу сошлись. Уголовник сел на задницу, затылком стукнувшись о ногу своего дружка.

— Ты кто такой? — Валентин требовательно смотрел на верзилу.

— Гаврила я, а что такое?

— Зачем следите за мной, Гаврила?

— Да не следим.

— Зачем вам Гарик нужен?

— Да незачем.

— Гарик беспредельщик. Такой же, как и ты, мент! — поднимаясь, буркнул Ковыль.

— Ну вот, уже не мусор!.. Где ты у нас перевоспитывался? На Колыме?.. Не доработали твои воспитатели, может, на довоспитание отправить?

— А что у тебя на меня есть?

— Будет. Сунешься к хозяйке, я тебя посажу.

Валентин кивнул на дом. Женщины не видно, но дверь приоткрыта, стоит, слушает.

— Сто сорок четвертую статью на тебя повешу, ты знаешь, как это делается.

— Да знаю.

— Что Гарик натворил?

— Да ты сам знаешь. Мокруху развел. Лепня найти не можем, Франк