Испытательный полигон - Майкл Коннелли

родилась в один день с «Челленджером». Чтобы знать, что делать.

— Наоми, вы хотите сказать, что собираетесь нам помочь? — спросил Макэвой.

Китченс вытянула руку над столом, разжала кулак и бросила на стол флешку.

— Здесь всё, — сказала она.

Я подхватил флешку, пока она не передумала, и передал Макэвою.

— Что вы имеете в виду под «всё»? — спросил я.

— Все мои записки и письма по проекту «Клэр», — сказала она. — Я всё сохраняла. И ещё — письма, которыми меня выдавливали. Просили вспомнить, «где я», и убираться к чёрту.

Я кивнул. На это мы и надеялись, хотя бы на часть. Но, не желая довольствоваться половиной, я надавил дальше, понимая, что рискую спугнуть человека, который только что мог подарить мне победу в этом деле.

— Слушайте, я должен быть с вами честным, — сказал я. — Вы, возможно, только что подарили нам золото. Но в суде дверь к этому золоту может оказаться запертой. Знаю, метафора хромает, но вы — ключ, Наоми. Вам придётся её открыть.

— Что вы хотите сказать? — спросила она. — Вы говорили, что они скрыли мои отчёты и вам нужны документы, а не я. Вы говорили, что сделаете так, чтобы они никогда не узнали, что я вам всё передала.

— Да, документы важны, и спасибо, что доверили их нам, — сказал я. — Но сильнее всего сработает, если вы будете с нами в суде. Не поймите неправильно. То, что вы уже сделали, потребовало мужества. Я только надеюсь, что мы сумеем донести это до присяжных без того, чтобы вы выходили в суде и говорили: «Это написала я. Я их предупреждала, а они проигнорировали».

Под столом я почувствовал, как Макэвой толкнул меня ногой — знак, что, по его мнению, я перегибаю. Я продолжил.

— Помните документалку о «Челленджере»? Парня, который передал документы в «Нью‑Йорк Таймс»? — спросил я. — Ему сказали, что без его имени эти материалы нельзя использовать. Он должен был подтвердить документы. Вот и всё. Нам нужно, чтобы вы сделали то же. Иначе судья может не принять эту информацию в качестве улики.

За столом повисла тишина. Я наблюдал, как Наоми молча переваривает мои слова. Она медленно покачала головой. Прежде чем она успела ответить, вмешался Макэвой.

— Слушайте, Наоми, я понимаю, чего вы боитесь, — сказал он. — Но свидетельские показания — это защита. Вспомните, что сделали документы по «Челленджеру», как только попали в газету. Как только правда станет публичной, им придётся что‑то делать. И если вы придете в суд, всё изменится. Любая атака на вас ударит по ним. Они достаточно умны, чтобы это понимать.

— Вы наивны, — сказала она. — Они могут действовать тихо. Как насчёт того программиста, который покончил с собой? Они могут занести меня в чёрный список. Могут ударить по моей дочери.

— Я понимаю вашу тревогу, — сказал я. — Но, если вы им ответите, Наоми, вы станете героем. Они могут пытаться вас закрыть, но не думаете ли вы, что другие компании захотят видеть вас у себя? Захотят специалиста по этике, который не побоялся выступить? И я помогу. Я «Адвокат на Линкольне». У меня есть связи.

На этом я остановился. Понял, что выложил все карты, и не хотел, чтобы возможное её сожаление ударило по мне. У меня было множество причин, для чувства вины, преследующих меня по жизни, как связка чёрных воздушных шаров над головой.

— Просто подумайте, — сказал я. — Окончательный список свидетелей мы подаём в среду утром.

— Я подумаю, — сказала Китченс. — Обещаю.

— И ещё раз спасибо, за то, что вы уже сделали, — сказал я. — Это потребовало большого мужества. Я лишь считаю, что в дальнейшем его потребуется ещё больше.

— Не знаю... но спасибо, — сказала она.

Весь разговор произошёл ещё до того, как к столику подошла официантка. Мы с Макэвоем встали. Я достал двадцатку и положил на стол — заплатить за занятое место. Китченс осталась. Наверное, собиралась пообедать, если у неё сохранился аппетит.

Мы с Джеком молча дошли до машины. Только сев, я спросил:

— Как думаешь, она придет в суд?

— Думаю, да, — сказал он. — Похоже, она кипит от того, что её и её предупреждения вычеркнули из проекта. Я забыл сказать ей о новом иске во Флориде. Мог бы вернуться и рассказать. Это бы её добило. Те юристы тоже выйдут на неё.

«Тайдалвейв» разбирался с иском во Флориде, который подали родители мальчика, покончившего с собой после того, как его чат‑бот «Клэр» сказал, что всё в порядке и они будут вместе вечно, если он умрёт.

— Не возвращайся, — сказал я. — Это уже будет перебор. Когда вернёмся в Лос‑Анджелес, просто вышли ей ссылку на статью. Она должна знать.

— Сделаю, — сказал Макэвой. — Как думаешь, она даст показания?

— Я смотрел ей в глаза под конец, — сказал я. — Когда я упомянул советы директоров, я увидел, как это зацепило.

— Я тоже, — сказал Джек.

— Надеюсь, это заставит её задуматься о том, чтобы стать героем. А ещё — сделать себя привлекательным кандидатом для компаний, которые ищут таких людей в советы директоров. Моя жена знает корпоративного рекрутёра, который может помочь. Я мог бы поговорить с ней и свести их.

— Это может стать решающим, — сказал Джек. — Твоя жена?

— Извини, бывшая, — сказал я.

Я завёл машину.

— Если до понедельника она не ответит, есть другие способы выйти на неё, — сказал я.

— Какие? — спросил Макэвой.

— Это уже не твоя забота, — сказал я. — А сейчас подключи флешку. Посмотрим, что у нас.

Пока я выруливал на дорогу к мосту, Джек достал рюкзак, вытащил ноутбук и подключил флешку. Я молчал.

Тишина продлилась ровно настолько, сколько нам понадобилось, чтобы пересечь Дамбартон.

— Кто бы мог подумать, — сказал Джек. — Мы стучимся в её дверь с января. С того дня, как начались пожары в Лос‑Анджелесе. И что её, в итоге, добило? Взрыв шаттла почти сорок лет назад.

Он сказал это ровным голосом, не отрывая глаз от экрана.

— Похоже, ты никогда не знаешь, что заставит свидетеля перейти на твою сторону, — сказал я. — Нужно просто продолжать стучать.

Джек насвистывал знакомый рифф из